ОСКОЛКИ КРАСНОГО СТЕКЛА

подкидного дурака на раздевание. В дурака-то играть умеешь? Молчишь? Значит, умеешь. Правила простые: ты проиграла – я с тебя снимаю, что захочу, я проиграл – ты снимаешь с меня, что я захочу. Договорились?
- Что вы себе позволяете? Через четыре часа меня встретит муж, а он, чтоб вы знали, ответственный сотрудник НКВД и не задумываясь, пристрелит тебя, скотина, если я ему пожалуюсь! – в отчаянье выкрикнула Рахиль.
- Ой, ой, ой! Напугала коня тупой бороной, - хорохорился толстячок, но руку убрал и тяжело вздохнув, пересел на своё место и проглотил очередную порцию коньяка, - Шуток не понимаешь, совсем от народа оторвалась, интеллигентка задрипанная?
- И не смейте мне тыкать, - отрезала взбешённая Рахиль, - Обязательно всё мужу расскажу!

«Хомячок» затих в своём углу, долго сопел, потом выскочил за дверь и побежал по коридору. Рахиль осторожно выглянула и увидела его круглый зад, торчащий из двери служебного купе. Он вернулся, утирая пот с красного лица, почти упал на свой диван и заныл, вызывая у Рахили не жалость, а презрительное отвращение:
- Простите, барышня, не знаю как вас по имени отчеству, извините пьяного человека. Ну, перебрал малость, с кем не бывает?
- Не прощу, и перестаньте канючить, будьте мужчиной. И ещё: прекратите со мной разговаривать, вы мне неприятны.
«Хомячок» затих и больше не произнёс ни звука.

За окном потемнело. В свете редких фонарей ярко вспыхивали крупные хлопья снега то ли падавшие сверху, то ли взметённые проходящим поездом. Заглянул проводник и отдал ей билет.
- Через пять минут прибываем на вашу станцию, мадам, - важно произнёс он и поспешно добавил: - Можете не спешить – стоянка двадцать минут.
Наконец заскрипели тормоза, поезд дёрнулся, лязгнул буферами и остановился. В коридоре застучали каблуки сапог, дверь откатилась, и на пороге появился облепленный снегом Семён.
- А ответствуй, девушка, похож ли я на Деда Мороза? – театральным басом пророкотал он.
«Хомячок» угодливо захихикал.
- Похож, похож, только бороды не хватает, - откликнулась Рахиль.
- Как доехала моя Снегурочка, не устала ли, не обижал ли кто в пути? – продолжил игру Семён.
Краем глаза Рахиль видела, как «хомяк» покрылся потом и уже хотела пожалеть это жалкое подобие мужчины, но вспомнила свой страх, его хамскую развязность и уверенность в полной своей безнаказанности, и вынесла приговор:
- Всё было хорошо, дедушка, да часов пять назад появился в моём купе сосед и всё путешествие испортил.
- Чего же он хотел, внученька? Али ухаживать начал?
- Да нет, дедушка. Он в картишки предлагал сыграть на раздевание.
«Хомяк» побледнел и замычал что-то невразумительное, а Семён повёл себя до обидного странно. Он добродушно улыбнулся и ласково произнёс:
- Не печалься, внученька, это случается с мужчинами, путешествующими в мягких вагонах. Ладно, пойдём уже, времени у меня в обрез. Тесно здесь, ты выйди, а то мне «бегемота» не вытащить.

Рахиль вышла в коридор, испытывая глубочайшую обиду. Она услышала шорох снимаемого чемодана, увидела сам чемодан, выдвинувшийся из купе, и пошла по коридору к тамбуру. Семён догнал Рахиль уже на выходе, когда облепленный снегом проводник подавал ей руку, помогая выйти на платформу.
- Товарищ проводник, - озабоченно произнёс Семён, - там пассажир в четвёртом купе допился до чёртиков, упал и кажется разбил себе нос. Вы бы ему тряпочку какую-нибудь дали, а то все диваны перемажет.
Проводник охнул и помчался в вагон.
- Пойдём, Рохле, у меня и вправду времени мало, да и машину всего на час дали.
Рахиль посмотрела на него сияющими глазами и залилась счастливым смехом.
- Сенька, признайся, ты этому похотливому хомяку нос расквасил, да?
- Что ты, Рохле, как можно? Он сам упал, - смеясь, отвечал Семён, и она смеялась вместе с ним, и вместе со смехом к ней возвращалось чувство потерянной защищённости.

Они вышли на привокзальную площадь. У чёрной машины весело смеялись, наблюдая за бесплодными попытками шофёра засунуть чемодан в багажник, и отряхивали друг с друга засыпающий их снег.  Наконец шофёр сдался, и они втянули его в свою игру, заставив смеяться, проголосовать за признание главенства «бегемота» в их автопробеге и предоставление ему начальственного переднего место.

Машина медленно поехала в скрытый кисеёй снегопада незнакомый Рахили город.
- Чёрт! Ничего не видно. Только бы аккумулятор не сел, - вскрикивал время от времени шофёр.
- Ты, Константин, уж постарайся довезти нас в целости и сохранности.
- Постараюсь, товарищ старший лейтенант, только бы аккумулятор не подвёл.
Они сидели на заднем сидении, плотно вжавшись друг в друга. Темнота салона, зашторенные снегом боковые окна и вертикально стоящий на переднем сидении чемодан создавали иллюзию уединения, и лежавшая на её колене горячая рука Семёна вдруг требовательно поползла вверх.
- Я так соскучился, - прошептал он и подёргал губами мочку её уха.
- И я, - откликнулась Рахиль, возвращая его руку на место, - А в нашем доме есть, где помыться?
- Во-первых, у нас не дом, а замок, во-вторых, у тебя, королева моя, персональная баня.
- Настоящая? С печкой? У нас что, отдельный дом и без соседей?
- Отвечаю по мере поступления вопросов, - рассмеялся Семён, - печка есть, дом отдельный, соседей много и почти нет.
- Ничего не поняла, Сенька, объясни доходчиво, - прошептала Рахиль и нетерпеливо застучала кулачками по его плечу.
- Рахиль Борисовна, вы знакомы с мудростью «Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать»? А коли знакомы, то смирите своё женское любопытство и дождитесь приезда.

Машина резко свернула, въехала в арку и затормозила у подъезда. Семён вышел из машины и подал ей руку.
- Вот твой новый дом, Рохле. Чем не замок?
Она очутилась в довольно большом замкнутом дворе, со всех четырёх сторон окружённом высокими домами. Четыре противоположные арки, запиравшиеся на тяжёлые литые ворота, обеспечивали выезд на все стороны света.
- Ты же говорил, что дом отдельный.
- Так он и есть отдельный, - расхохотался Семён, - отдельный дом нашего наркомата. Его в городе так замком и называют.

У подъезда здоровенный мужик в тулупе и белом фартуке сгребал снег огромной, под стать себе, лопатой. Несколько разновозрастных мальчишек орудовали лопатами у других подъездов. Семён подхватил Рахиль под руку и повлёк к дворнику.
- Вот, Рахиль, хранитель очагов всего нашего подъезда. Его зовут Равиль. А это, Равиль, и есть моя жена Рахиль. Люди, - вдруг сообразил он, - да вы же тёзки! Да здравствует еврейско-татарская дружба!
Все рассмеялись и даже шофёр, выцарапавший наконец «бегемота» из машины, выдавил сквозь смех: «А ведь точно, тёзки!»
- Равиль, мне на работу надо. Ты уж покажи тёзке всё, ладно?
- Не сомневайтесь, Семён Иваныч, всё расскажу, покажу и помогу, чем надо.
Семён чмокнул её в щёку, запрыгнул в машину и укатил.

- С приездом, Рахиль Борисовна, очень рад, очень. Женатый мужчина не должен долго без жены жить.
Рахиль улыбнулась и протянула ему руку.
- Простите, нам не положено, - растерянно произнёс Равиль.
Рахиль бросила на него гневный взгляд и ухватилась за ручку чемодана.
- Тогда и мне помогать не положено. Давайте ключи и говорите, куда нести этого бегемота.
- Вот вы какая, - пробормотал дворник, снял рукавицу и легко пожал её кулачок, сжимавший ручку чемодана, - Пойдёмте в дом.
Он распахнул перед ней тяжёлую дверь и что-то крикнул по-татарски. Мальчишки, сгребавшие снег, подняли головы и прокричали что-то в ответ.
- Сыновья мои, - гордо пояснил Равиль, - помощники.
- Сколько же их у вас?
- Шестеро. Рахиль Борисовна, пожалуйста, говорите мне «ты», здесь так принято.
- Хорошо, Равиль, но только при условии, что на «ты» будем мы оба, и без «Борисовна». Договорились?
- Нам не положено, - тяжело вздохнул Равиль.
- Тогда и нам не положено, - отрезала Рахиль.
- Экая вы. Ладно, но только, когда рядом никого не будет. Пойдём, тёзка, нам на третий этаж.

Они поднялись по широкой чистой лестнице и остановились у крепкой красивой двери. Равиль достал из кармана ключ, поковырялся в замке и протянул ключ Рахили.
- Держи, хозяйка. Заходи, чего медлишь? Выключатель на стене справа.
За дверью её встретила чернильная темнота. Она протянула руку, нащупала выключатель и зажмурилась.
- Смелее, - подбодрил Равиль и добродушно рассмеялся.

Выключатель щёлкнул, и Рахиль открыла глаза. Она увидела неширокий коридор метров шести-семи длиной, по левой стороне которого она насчитала пять дверей.  Заканчивался он ещё одной закрытой на засов дверью. Рахиль постаралась скрыть своё разочарование, бодро поинтересовавшись, где их комната.
- Так вот она, - почему-то усмехнулся Равиль и указал на предпоследнюю дверь.

Рахиль вбежала в комнату и осмотрелась. С высокого потолка свисал шёлковый оранжевый абажур. Под ним в окружении шести стульев располагался овальный обеденный стол, покрытый тяжёлой скатертью. В ближнем к двери углу стояла большая двуспальная кровать,  аккуратно застеленная покрывалом. Боком к огромному, в пол стены окну, расположился письменный стол с бронзовой настольной лампой и чёрным телефонным аппаратом. У противоположной стены блестел глянцевыми листьями фикус в кадке. Больше в комнате ничего не было: ни платяного шкафа, ни кухонного столика.
- Хорошо, просторно и воздуха много, - немного наигранно произнесла Рахиль, - но кухонный стол и керосинку купить придётся.
- Не придётся, - весело рассмеялся Равиль, - иди сюда, хозяйка.
Она вышла из комнаты и оказалась у запертой на засов двери.
- Отпирай скорее, не бойся, не укусит.

За дверью оказалась большая кухня, со стоящей посередине дровяной печью на шесть конфорок, двумя большими ящиками с наколотыми дровами, два стола с двумя посудными шкафами и две мойки с проточной водой.
- Твоя сторона левая, правая Зинаиды, соседки твоей по кухне.
- А остальные соседи где готовят?
- А остальных нет, - объявил Равиль и радостно рассмеялся, - И эти-то соседи только по кухне – сготовила, вышла, дверь на засов и царствуй.
- Так весь коридор в дверях, вон комнат сколько. Ты шутишь, да?
- Какие шутки? Беги, осматривай.

Она помчалась по коридору, на бегу распахивая двери. Две двери скрывали платяные шкафы, в одном из которых висели вещи Семёна. За третьей обнаружилась интимная комната  со сливным бачком. Рахиль заглянула в последнюю, и онемела от восторга. Ей открылась просторная комната с большой белой ванной, умывальником и чугунной нагревательной колонкой, рядом с которой в ящике лежали напиленные чурбачки для топки.
- Ну, как тебе хозяйство, хозяйка?
- Знаешь, Равиль, я никогда так не жила, я просто ошарашена.
- Теперь поживёшь. Сейчас я покажу тебе, как колонку растопить и пойду, вон снегу сколько навалило. А ты, если что, обращайся без стеснения. Я в восьмом подъезде в подвале живу. Да, дрова на кухню и в ванную мои мальчишки раз в неделю приносят, ты уж постарайся, чтоб хватило.

Рахиль успела помыться, постирать, разложить вещи, вновь согреть воду в колонке, а Семёна всё не было. Он появился около восьми вечера, прямо в прихожей разделся догола и бросился в ванную.
- Сейчас, Рохле, только производственную грязь смою.

Она стояла у двери, пытаясь унять рвущееся из груди сердце, не выдержала и зашла. Семён стоял под душем с блаженной улыбкой на лице и протягивал к ней руки. Рахиль