Кадар

ж...
Я стал читать дальше.

«16 мая.
Оборудование пока что не прибыло. Всё ещё в Феомидной системе оно где-то. И чего там тянут? В общем, пока что бездельничаем: купаемся, в волейбол играем. Я уже почти со всеми местными девчонками успел тут перезнакомиться. Многие, кстати, ещё не замужем.

А вчера в лес сходил, ну, тот самый.
Зрелище, я вам скажу!

Мне поначалу даже не по себе как-то стало. Стоит этакая стена из фиолетовых бутылкообразных стволов, а поверх неё — щупальца такие зелёные, перепутанные все, мясистые, да ещё шевелятся иногда. Будто живые. Будто стволы сами по себе, а они — ветки — сами по себе.
Но потом — ничего, отошёл.

Даже нравиться этот лес как-то стал. Мирный такой, своеобразный.
Да и приборы ничего такого не зарегистрировали. Психофон — стабильный, положительный, без всяких там всплесков, агрессии и в помине нет. Даже, наоборот, дружелюбие от него какое-то исходит вроде.

Ну а учёных вокруг леса — тьма тьмущая. Исследуют, исследуют, исследуют. А один, практикант ихний, даже и ночует там. Я с ним вчера познакомился. Ревазом Кипиани его зовут. Говорит, что это первая его серьёзная командировка. Он, оказывается, даже институт ещё не закончил, на 5-й курс только перешёл. Ничего, парнишка, молодой, весёлый. Волейбол, правда, не очень любит. Вернее, не то чтобы не любит, а просто не хочет на всякую ерунду время тратить. Лес для него важнее всяких там волейболов...

19 мая.
Ну, не знаю. От безделья у меня уже сосуды в голове скоро лопаться начнут.
Ну нет! Нет нашего оборудования, хоть разорвись. Хоть лопни. Я уж каких только занятий себе не придумывал, чтобы время скоротать, да всё без толку. Скучно, просто сил никаких нет.

И не один я, кстати, недоволен этой задержкой.

Уже дважды с Птолезы прилетали к нам представители Службы Надзора — Козак и Гомеш — и оба раза убирались восвояси. Козак, тот поспокойнее, попил себе чаю да и обратно — на космодром. Гомеш же, горячая испанская душа, в последний раз скандал попытался устроить, ну в том смысле, что он, де, очень занятая фигура, что на всю систему Осириса он такой один и что делать ему, что ли, больше нечего, как попусту мотаться туда-сюда. Правда, хватило его не надолго, ляпнул он сгоряча одно-другое, но тут же сам и рассмеялся. Извинился да и пошёл с нами чай пить. А что прикажете делать? Оборудования-то по-прежнему нет, а без него — сами понимаете — какие могут быть работы?!

20 мая.
Ну, наконец-то что-то сдвинулось.
Оборудование, правда, так и не прибыло, но зато утром появился Всеволод Раковский — руководитель нашей, кадарской, части Проекта.

Я его раньше не видел. Так что познакомились мы здесь. А ничего оказался старикан. Было ему под сто, наверное, если не больше, но выглядел он гораздо моложе. Быть может, весёлый характер его молодил. Он то и дело сыпал шутками-прибаутками, анекдоты всякие рассказывал и сразу же в наше монотонное бытие внёс некую живинку. Мы приободрились.

Первым делом он собрал нас в кают-компании, чтобы обрисовать положение вещей.
— Итак, голуби мои дорогие, — начал он. — Дело обстоит следующим образом. Оборудование я опередил на сутки, так что не волнуйтесь — завтра оно прибудет. Ещё около недели у нас уйдёт на монтаж и прочие подготовительные работы. Непосредственно же Проектом займёмся не позднее последних чисел месяца.

Тут из задних рядов поднялся профессор Черных.
— Значит, Совет всё-таки утвердил Кадар?! — не то спросил, не то констатировал он. — Но ведь здесь Аномалии. Мы ведь так и не рассчитали до конца, как они поведут себя после запуска.

— Прежде чем утвердить Кадар, Совет рассмотрел все детали, — сказал Раковский. — Если Аномалии и будут оказывать какое-то влияние, то очень незначительное, и уж, тем более, вряд ли оно будет негативным. К тому же, Антон, ты и сам прекрасно понимаешь, что в этом секторе галактики Кадар занимает исключительно выгодную позицию.

— Позицию! — проворчал Черных. — А про лес вы подумали?
— А что лес, — сказал Куртис. — Лес сам по себе, мы сами по себе. Нам с ним совершенно нечего делить. Мы с ним совершенно ни в чём не пересекаемся, существуем как бы в параллельных пространствах.

— Это вы так думаете, — сказал Черных жёстко. — Это вы так решили. А по какому, собственно, праву? Ведь данных для этого никаких не имеете. Исследования находятся пока что в зачаточном состоянии. Друзья! Как бы не напакостить нам здесь. Вспомните планету Мираж.

— Ну-у, так это когда было-то, — сказал Куртис. — Лет четыреста уже как.
— Неважно, когда. Главное, какие были последствия.

На некоторое время повисло смущённое молчание.
— Да всё в порядке будет, — не выдержал я тут. — Ведь за четыреста лет и наука, и техника так далеко шагнули. Да и социальная ответственность сейчас совсем другая. Вот посмотрите — всё в порядке будет. Я в это верю.

Все дружно рассмеялись. Обстановка как-то разом разрядилась.
— Устами младенца глаголет истина, — объявил Раковский. — Да и Совет уже всё утвердил. Вряд ли он изменит своё решение. Так что завтра — в бой!

Все зааплодировали. Я — тоже. Хотя и был несколько смущён от собственной горячности. Только профессор Черных не разделял, похоже, всеобщего оптимизма. Он молча встал и вышел за дверь, ничего больше не сказав.

Тот же день. 20.47 по среднегалактическому.
Я вот тут вот что подумал. Завтра с прибытием оборудования как пить дать начнётся беготня. Времени, следовательно, на всякие там дневниковые записи у меня совсем не останется. Так что расскажу-ка я, наверное, о нашем Проекте поподробнее сейчас. Когда я ещё смогу это сделать?

Итак, Проект наш, во-первых, носит гордое и величественное название «Галактика». Правда, и это во-вторых, всей галактики он, конечно же, не охватывает, а только лишь её незначительную часть, точнее, ту часть галактического рукава, что освоена уже земным человечеством. Это что-то около четырёх тысяч миров. Но и эти четыре тысячи миров задействованы в программе не все, а только лишь их четвёртая, примерно, часть, чего, впрочем, вполне достаточно для нашего Проекта. Коротко говоря, в программу включены только те миры, которые занимают особо выгодное пространственное положение, что позволяет перекрещивать биополя, накладывая их друг на друга и исключая всякую возможность сохранения незатронутых пустых пространств. Впрочем, я несколько забегаю вперёд, а надо обо всём по порядку.

Дело в том, что осуществляемая в течение последних веков экспансия человечества в космос потребовала колоссальных экономических затрат. А это, даже учитывая чуть ли не всеобщий энтузиазм, не всегда себя оправдывало. Вернее... Как бы это сказать поточнее? На каждое среднестатистическое усилие, направленное на освоение космоса, необходимо было иметь тыловое экономическое обеспечение, превосходящее само усилие примерно в 1000 и даже более раз. Представляете? Промышленные предприятия в буквальном смысле слова заполонили планеты Солнечной Системы, отбирая у человека жизненно важные пространства. Даже большей частью выведенные в космос, они оставались проблемой номер один, так как требовали постоянного к себе внимания, отвлекая на себя значительную часть творческого потенциала, который мог быть направлен на иные, может быть, более возвышенные цели. Человечество всё больше и больше становилось похожим на некий придаток у собственной технической мощи. А ведь уже почти тысячелетие как в нём утвердилась простая мысль, что смысл человеческого бытия не в наращивании технического потенциала, а в собственном духовном совершенствовании. Как же быть? Как примирить необходимость и... необходимость, вернее, реальное положение вещей? Что же, сдавать обратно завоёванные позиции, превращаясь в сомнительную расу художников и поэтов на каком-то ограниченном клочке мирового пространства?

Ну вот, ерунда какая-то, перечитал, что только что написал, и даже досадно как-то стало. Примитивно всё как-то, по-детски. Как будто и впрямь цель человечества превратиться в художников и поэтов, и больше ни в кого. Как будто ничего иного и не остаётся. Нет, глобальная цель человечества в чём-то ином. Я думаю — в Жертве. Как-то сердцем я это чувствую. Только вот интеллектуально выразить никак не могу. Ну, ладно, после об этом, а сейчас — продолжим...

И вот когда технократия стала особенно обременительной, тут-то и появился Глебов со своим Проектом «Галактика». Благо, что опыты по биоэнергетике уже несколько десятков лет давали положительные результаты и даже отчасти использовались в промышленности. Суть же Проекта заключалась в следующем. Создать нужное количество генераторов биоэнергетического поля (всего около 1000) и равномерно разместить их на планетах освоенного пространства, причём не на всех, а только на тех, которые занимают выгодные пространственные позиции. Выгодные в том смысле, что создаваемые генераторами поля, имеющие радиус продуктивного действия до нескольких световых лет каждое, могли бы друг на друга накладываться, пересекаясь и образовывая, тем самым, вместо тысячи независимых одно единое. Затем это единое поле предполагалось синхронизировать с работой человеческого головного мозга, имея на то практическую цель — без всякого посредствующего механизма материализовывать те или иные вещи, в которых человек испытывал бы нужду. Последовательность этого процесса такова. Посредством специального ментального кода человек сначала вступает с искусственным биополем в энергетический контакт, опускает затем в него мыслеформу нужного ему предмета (проще говоря, как можно чётче его представляет), после чего из подручного материала (для этого годится любая материя, только на органическую — табу) и происходит само овеществление. Вот, собственно, и всё. На начальном этапе предполагалось ограничиться предметами только самого примитивного толка, но даже это по самым скромным подсчётам дало бы колоссальный эффект экономии. Что же до всяких там социальных сдвигов-пересдвигов, то уже через поколение-другое духовный облик человечества изменился бы до неузнаваемости.

Правда, у Проекта нашлись и противники. Например, профессор Черных, утверждавший, что подобные мероприятия нельзя проводить в таких гигантских масштабах, как бы отрезая себе путь к отступлению; ведь неизвестно, чем это может обернуться для человечества, надо бы провести сначала исследования в масштабах помельче, к примеру, на какой-нибудь пограничной пустынной планетке, но...

Голоса оппонентов звучали слабо, и, как всегда, здоровый оптимизм возобладал.
Да и скучно это как-то — бояться. Суеверие в этом какое-то, что ли.

Ну, ладно, что-то я, честно говоря, подустал тут слегка, глаза как-то тяжко слипаются. Пойду-ка, пожалуй, я спать, а завтра, если позволит время, расскажу что-нибудь и о лесе. Благо, что есть уже о чём. Спасибо Ревазу, посвятил меня во всякие подробности.
Всё, пошёл.

21 мая.
Ура! Сегодня я весёлый. Как, впрочем, и все у нас здесь. Прибыло, прибыло наконец-то долгожданное оборудование и через час мы все вылетаем на космодром — встречать!
Я вылетаю, Раковский, Куртис.

Пока же, как и обещал вчера, расскажу о лесе.
Сегодня утром я его опять навестил. Впрочем, не буду забегать вперёд, обо всём расскажу по порядку.

Итак. Проснулся я