Я найду кто убил тебя т.1 гл.1-10

Заяц опять подпрыгнул и, живой и невредимый, бросился наутёк. Я промазал! Я даже успел увидеть, куда попала дробь.
В лесу суматошно застрекотали сороки, а с ветвей деревьев посыпался сбитый дробью, снег. Гнаться за зайцем дальше у меня не было сил и я, вернувшись под ель, надел лыжи и вслух кляня себя за безрукость и переживая своё невезение, зашагал назад, к избушке.
Так закончился первый день моего первого в жизни охотничьего сезона. Скажем прямо – очень неудачный день. Я здорово расстроился. Я прекрасно понимал, от моей охотничьей сноровки зависела моя жизнь, моя свобода…                        

*    *    *
Прожил я в лесу  ещё десять дней. На охоте были у меня и удачные дни, так что я не страдал от отсутствия свежего мяса, даже четыре заячьи тушки я сумел заморозить на дорогу. Болезнь полностью покинула меня и даже не напоминала о себе головной болью.  
Ежедневные лыжные прогулки вдали от городской суеты, на свежем, чистом воздухе, здорово помогли мне. Я окреп физически и духовно. Бег на лыжах за зайцами, оказывается, здорово помог восстановить моё здоровье.
Пора было собираться в путь. Меня ждали дела в моём родном городе, и ждала, я очень  надеялся на это, Ирина. Я не вёл с ней переписку. Я не посылал ей писем сознательно, уже в первые, лагерные дни, замыслив дерзкий побег. Не посылал, чтобы не раскрыть её адрес, чтобы прибыв в Москву, я мог укрыться у неё. Полной уверенности в ней у меня не было, но надежда на помощь Ирины у меня всё же теплилась в груди, и эта надежда духовно поддерживала меня постоянно.                    
И про Захарыча я всё время помнил. Наверно, ему здорово попало за меня. Если даже прямо не обвинили его в причастности к побегу, то всё равно здорово помучили допросами.
Я к нему очень привязался и не было дня, чтобы  не вспоминал о нём.                        
 Вот ведь, тоже не повезло человеку в жизни.   Жена ушла от него, не выдержав лесного затворничества. Ей хотелось жить в городе, а он не мог. У него профессия такая – егерь. Как он рассказывал, он очень любил свою жену и поэтому, когда они расстались, больше ни на одну женщину глаз не положил, так и жил анахоретом в своём лесничестве.
Женщины из близлежащего посёлка вначале пытались его приручить к своим домам, но побившись-побившись некоторое время попусту, отстали от него из-за «неперспективности» усилий.                      
      Участок у него был богатый и зверьём и птицей, особенно весной и поздней осенью. Браконьеры разных мастей и разных рангов постоянно навещали его. Особенно доставали его скоробогатенькие и местная власть, а иногда, и те и другие вместе. Несколько раз, за сезон и помимо, наведывалось к нему городское начальство, наведывались и руководители из области.
Но, что он мог поделать? С грустью в душе он смотрел, как эти горе-охотники с дорогими заграничными ружьями в руках, стреляли по всему что движется. Жертвами их «охоты» были не только зайцы и куропатки. Несколько раз они заваливали лосей. В ответ на его призывы к благоразумию, тыкали в нос лицензии на отстрел и при этом обещали его «урыть».
Однажды, это было где-то в ноябре или в начале декабря, его разбудила приехавшая полиция и устроила форменный допрос. Высокие полицейские чины задавали один и тот же вопрос - Видел ли он на своём участке заместителя губернатора, когда и где?
Он не мог ответить на этот вопрос, потому  что, он действительно его не видел. Часа через три приехал взвод омоновцев и начал прочёсывать лес.  Искали долго и тщательно. Прочёсывали каждую пядь леса. Километрах в семи от его «конторы», ближе к небольшому озерку, омоновцы наткнулись на припорошенные следы человека и, следуя за ними, нашли яму-ловушку, в которой надетый на острые деревянные колья, лежал заместитель губернатора, а метрах в двухстах от ловушки, стоял его джип.                                    
Судя по словам эксперта, приехавшего на служебном «УАЗике», он провалился в яму часов в восемь вечера.
Почему он не зашёл к Захарычу, никто понять не мог, здесь скрывалась какая-то тайна. Ловушка появилась совсем недавно, скорее всего в день приезда зама. Земля на отвале ещё не полностью промёрзла. Захарыч утром проходил по этому участку, ловушки не было.
  Не очень-то пытаясь разобраться в случившемся, против Захарыча скоренько состряпали уголовное дело и, обвинив его в халатности, приведшей к гибели человека, быстренько упрятали  на семь лет в тюрьму. Далеко его не отправили, благо, в сорока пяти-пятидесяти  километрах была своя «Зона отдыха».
Захарыч стоически перенёс жизненную невзгоду, философски рассудив – «Всё, что происходит с человеком в жизни – от Бога и нужно это испытание претерпеть».
Я,  с таким его отношением к данному вопросу не был согласен и убеждал его, что оставлять подлость безнаказанной нельзя.  Говорил ему, что подлость, однажды оставленная без наказания, породит следующую подлость. В ответ на мою горячую и сумбурную речь, он только качал головой и тяжело вздыхал.
Когда мы с ним сошлись ближе, я поведал ему о моём желании совершить побег и, вернувшись в Москву, найти настоящего убийцу своего друга. Он долго молчал, а затем, положив мне руку на голову, произнёс, чуть ли не целую речь - «То, что ты задумал грешно. Бог сам покарает убийцу твоего друга, но отговаривать я тебя не буду, потому как, всякий человек живёт не только по Божьему Закону, но и по своему, им придуманному.  И, уж коли ты решил вершить собственное правосудие я, сколько бы не пытался тебя отговорить, не смогу этого сделать. Ты же не послушаешь меня, верно?»                            
Может он и был прав, не знаю… но, я решил, и твёрдо решил, найти убийцу своего друга.
Вот с того, приснопамятного разговора, мы стали готовить мой побег. Захарыч уговорил «Хозяина» разрешить мне войти в бригаду строителей коттеджа, а затем, вообще пристроил меня к себе помощником по печному делу.    Хотя, честно говоря, помощник из меня «аховый». Я не знал, как, и в какой пропорции готовить раствор, не умел правильно расколоть кирпич, а уж о свойствах кирпича, нужного для кладки печей, я вообще понятия не имел.   Поэтому, всем этим занимался Захарыч, а я только исполнял обязанности носильщика, мешальщика раствора и других, не требующих знаний и ума работ.
Я вообще мог не иметь голову на плечах, потому что, она, при моих обязанностях,  была совершенно ни к чему и чтобы она совершенно не атрофировалась, я занял её расчётами к побегу. А рассчитать было что…
Так, погрузившись в воспоминания, я  и уснул. Ничего меня в последнюю ночь не беспокоило и мне думается, я даже снов никаких не видел, хотя… как знать, может быть и снилось что-то, но только я, как говорят, «заспал».

Глава четвёртая
Рано поутру, одетый как настоящий охотник: старенький треух на голове, поверх телогрейки брезентовый плащ с капюшоном, я его позаимствовал в избушке (да простит меня Захарыч!), а за плечами ружьё и вещмешок, я стал на лыжи и, сказав - «С богом!», направился назад, в сторону высоковольтной ЛЭП. Я решил идти не по льду реки, а по просеке ЛЭП. Так я сокращал путь вдвое, а, может быть, даже чуть больше. Это по карте я высчитал, ещё там, в Зоне.
Я не был похож на себя прежнего: чёрная густая борода, отросшая за несколько месяцев и искусственный горб на спине, изменили мою внешность  до неузнаваемости. Посмотрев на себя в осколок зеркала, я увидел настоящего деда, вот только глаза выдавали меня – молодые и яркие, они никак не соответствовали придуманному мною образу. Но, подумал я, если их чуть прищуривать, то возможно никто и не заметит разницу между дряхлым телом и молодым блеском глаз. Да и кому это нужно, в наше-то беспокойное время, рассматривать старика?  Со своими бы проблемами совладать! Так решил я, и окончательно успокоился.
Я решил пройти километров девяносто-сто, точно не знаю, по просеке до пересечения её с федеральной автотрассой, а затем на автобусе доехать до Кинешмы, чтобы оставить в стороне Уфу. Так я уменьшал опасность быть задержанным патрулём, а уж дальше я надеялся добраться до Москвы поездом.
Перебравшись на противоположную сторону реки, я с трудом, пару раз соскользнув вниз, преодолел  крутой берег и оказался у просеки ЛЭП.
Передо мной, уходя к горизонту, стояли ажурные мачты. Исполины-мачты,  связанные проводами как страховочной верёвкой скалолазы, шагали вдаль, то поднимаясь на взгорок, то спускаясь в долину.  Взошедшее солнце освещало это чудо рук человеческих. Недавно выпавший и ещё не успевший опасть с веток деревьев снег, искрился под солнечными лучами и, переливаясь всеми цветами радуги, создавал волшебную сказку из снега, стоявших в дремотном сне деревьев и шагающих вдаль мачт ЛЭП. В этой картине было что-то космическое. Поистине, волшебная сказка. Сказка, достойная быть описанной великими мастерами кисти!          
Вдоволь насладившись раскрывшейся передо мной панорамой,  я поднял глаза к голубому, без единого облачка небу, и громко закричал: Сво-бо-да-а! А затем, прошептав - «Господи благослови!» –  оттолкнулся палкой и  двинулся в снежную сказку.                  
Первые двое суток пути, в основном, прошли без приключений, лишь однажды прыткий заяц, выскочив на просеку и увидев меня, дал такого стрекача, что я даже не успел снять берданку. Рассмеявшись и прокричав ему вдогонку - Улюлю, держи лопоухого! - двинулся дальше.                      
  Вечерами, из наломанного лапника и воткнутых в снег лыж, я сооружал себе небольшой шатёр и, разжёгши костерок, доедал холодную зайчатину и пил чай. Горячую, плотную еду я готовил утром. Отваривал зайца, выпивал бульон и съедал немного мяса, остальное ел в обед и вечером. В чае я себе не отказывал. Горячий чай после холодной зайчатины согревал мой желудок и наводил на приятные воспоминания, в основном о работе, Ирине, друзьях.
      А вот на третьи сутки, остановившись передохнуть я, неожиданно для себя, увидел позади, метрах в ста, матёрого волка с волчицей. Я так решил по их размерам. Я даже вздрогнул от неожиданности. Густая, серо-серебристая шерсть резко выделяла их на белом снегу и, на какое-то мгновение мне даже показалось, что они пришли из другого, колдовского,  мира. Вот их не было, а вот – они есть!  
 Озадаченный их появлением и одновременно, напуганный, я стоял и размышлял, что же мне делать с ними. Я смотрел на них, они смотрели на меня, казалось, они ждали, какое решение я приму и соответственно примут контрмеры.                          
Я прекрасно, хоть и здорово перетрусил, понимал - оставлять у себя за спиной таких огромных волков было не только не благоразумно, но и опасно. Решение не приходило. Я лихорадочно перебирал в памяти  прочитанные книги, вспоминал рассказы охотников и никак не мог решить, как мне, лично мне, поступить в данном, конкретном случае. А решаться на что-то было нужно… для собственной безопасности. Так долго наше противостояние не может продолжаться, решил я, и медленно  потянулся за ружьём.                        
Хотя… какой вред я мог причинить таким крупным хищникам? В моих патронах была мелкая дробь, и что я мог сделать, так это только попугать их и всё. Но они же не знают этого, мелькнула у меня мысль! И, правда, они не стали дожидаться, когда я сниму со спины, заряжу ружьё и выстрелю. Мгновение, и они скрылись в заснеженном лесу. Колдовство, не иначе, решил я.
Только