приток слабоват.
- Ополчение тоже невелико, - заметил профессор. – И поэтому появляются новые доктрины, стратегии.
- Я тактик, - напомнил Федоров.
- И в тактике, и в методике, и в формировании личности, дорогой полковник. И сегодня мы с вами увидим кое-что новенькое.
- Надеюсь.
- Не волнуйтесь, но одна из ваших лучших команд примет в ней участие.
- Меня не известили, - напрягся Федоров. – А какое именно подразделение?
- Я знаю ненамного больше вашего, - приврал Иванов. – Меня тоже поставили перед фактом.
- Кто? Генштаб?
- Если бы, полковник. Приказ лично от Верховного через Совет Безопасности. Полагаю, в генштабе мало кто знает об этом эксперименте.
- Военные инновации, - догадался Федоров. – Но я уверен в своих бойцах, они не подведут.
- И я надеюсь. Но вы заслуженный офицер, прошли горячие точки прежде, чем стали куратором.
- Я не выслуживался.
- Должность генеральская, возможно, будет приказ.
- Я не рвусь, - полковник, похоже, уже нервничая, погасил свои чувства бронированной волей. Но как он будет чувствовать себя позже, после всего увиденного?
- Чаю? Напитки для тонуса? – предложил Иванов.
- Психотропного?.. Не надо, - усмехнулся Федоров.
- Такого и не имеется!
- Это вселяет надежды. А то…
- Вопрос был поставлен ребром, Федор Борисович! Инновации в старинном духе.
- Сложновато.
- Ну, сказки, легенды, былины. Вы о Геракле читали?
- Не врубаюсь.
- И я не помнил, пока не заставили. Грядет революция не только в экономике, но и в военном деле.
- Это мы уже проходили. Реформы сверху, сопение снизу.
- И не поймешь, с какой отметки. Еще ВВП свой Совбез засекретил до основания. Я имею в виду Путина.
- Мы люди военные, нам не привыкать, - не без гордости заметил полковник.
- А я себя в качестве студента нахожу при каждом новом проекте. Мы не публичные люди, нас всякий обидеть пытается.
- А нас можно и мордой в песок, и в квартиру к детям подселить, - грубовато ответил Федоров.
- Ну, такое в прошлом осталось.
- Очень надеюсь, профессор, ведь пенсия вон за теми сопками.
Сигнал прервал их дискуссию: надо было занять свои места. Засветились экраны, профессор незаметно стрельнул взглядом из-под бутафорских очков. То, что сейчас произойдет, вряд ли прибавит гостю спокойствия. Да и ему, знавшему больше, как-то не по себе. Светопреставление вот-вот начнется, а он лишь помреж при нем.
Вначале полковник расправил плечи, потом машинально проверил наличие суперпарашюта. Самолет-невидимка последней модели блеснул и тут же скрылся в кучевом облаке. Десантники, отборные парни, появлялись как бы ниоткуда, из сгущенного пара. Ловки, продуманы их движения. Федоров вглядывался в молодцов: они в защитных доспехах, их и снизу очередью не прошьешь. Сверхточное оружие позволяет начать бой уже в воздухе. «Черепашки» уже на земле. Они защитят приземляющихся. Полковник, кажется, узнавал свои «береты» по индивидуальной манере. Вон капитан, а это, конечно, старлей Вася. Эта команда уже не раз доказывала свое превосходство над противником. Потери совсем мизерные. И вдруг…
Откуда-то из-за тучи вынырнули два странных объекта и накинулись, ловко маневрируя, на спецназ. Люди или птицы, сразу не поймешь. Скорость невозможная, плавники вместо крыльев, клювы на шлемах, когтистые лапы вместо рук. Соколами в стаю голубей или хитрых ворон они врезались в десант. Они ловко уклонялись от пуль и пулеметов. Они смело шли врукопашную. Спецназовцы отчаянно сопротивлялись, они выхватывали штыки-ножи, принимали боевые позы. Но налетчики как бы предугадывали их действия. Когти рвали доспехи и ранцы, клювы били в нужные точки. Даже прямое пулевое попадание их не останавливало, пулемет «стиляги» полетел вниз. А вот и капитан, пытавшийся наладить отпор. Кровь хлынула из огромной раны, оказывается, даже пятки этих существ метали гранатки.
Судьба элитного десанта была решена. Полковник набычился, бесцельно сжимал пудовые кулаки. Существа добрались и до черепашек-броневичков, уничтожив их метким срезом луча. Это было страшно и непостижимо.
- Истребители, - осторожно прокомментировал Иванов.
- Это бойня, - глаза у полковника покраснели.
Профессор глубже натянул очки на нос, хорошо, что они зеркальные. Вояка вот-вот взорвется миной, приборы фиксируют его состояние. Луков, посвященный в детали, опять говорил о малой крови. Он знал хорошо куратора, предупреждал. Его одернули, поставили на место. Ты, мол, свое задание выполнил, вперед батьки в пекло не суйся! И так с подчиненными панибратствуешь, у своего ведомого на поводу идешь. Заступился, было, Иванов, но и ему влетело от зама Совбеза.
Да, надо быть жестокими! И именно с такими медными лбами, как Федоров (Смирнов), ортодоксам не место в новой системе, методы меняются. Профессор почувствовал авторитарность приказа, хотя знал о коллегиальном решении, обосновывающем проект.
Но полковник, похоже, просто в шоке, он буянить не собирается. Он подавлен, разбит, как и его лучшая штурмовая команда. Он встает и тяжелыми шагами удаляется из кабинета. Слов прощания от него так и не дождались. Его никто не остановил, а старина-робот отодвинулся, давая простор.
Операция, максимально приближенная к боевой, еще не окончилась. Существа-ракеты, неопознанные никем, не удовлетворились разгромом десанта. Теперь они набросились на вертолет, спешивший поддержать голубые береты. Облетев его с безопасных сторон, они принялись терзать обшивку «стрекозы», им не страшна и «черная акула». Что-то брошено, и винт заклинило. Пилоту в прямом смысле врезали по шапке, коготь сорвал ему шлем через разбитое стекло. Машина обезглавлена, обесточена, камнем летит вниз. Истребители направились к своей «матке», воздушному судну-базе. Но что это? Иванов дернулся в кресле, скинул свои очки, вперившись в экран сверхчувствительными линзами. На лицах операторов – полное недоумение, потом - смятение.
База словно откинула перехватчиков, незримое поле заставило ведомого ринуться в штопор. Вниз! Он врезался в землю, раздался взрыв. Ведущий почему-то послушно последовал за напарником, кажется, его тоже ждет участь товарища. Но… У самых крон высоких сосен он словно затормозил, закувыркался, принимая нелепые позы. На какое-то время он завис. А потом шмякнулся, ломая гибкие сучья.
- Но это немыслимо! Такого быть не должно! – профессор оказался слабее полковника, эмоции рвались наружу. Он сорвал с головы вклеенные пряди. Схватился за лысину, потом за живот. Робот-охранник кинулся к аптечке.
- Винтокрыл! Срочно! – крикнул Иванов в микрофон и поспешил в туалет. Да, не думал, что именно ему придется торопиться в эту комнату.
ЧП! Провал эксперимента! – иного определения он не находил. Но ведь все перепроверено, предусмотрено. Егор! Жив ли он? Вот тебе и малая кровь. Умная инсценировка. Как бы «малой землей», два на два, это не кончилось! Скорее на место падения, место неудачного приземления истребителей.
Операторы повскакали со своих мест, горячо обсуждая случившееся. А робот-охранник, дитя первого поколения, бестолково перемещался по помещениям, заглядывая в каждую щель. Он что-то искал, но что именно, и сам не знал.
2. – Аллах Акбар! – обращается грозный командир к небу и одновременно к своим подчиненным. – Будь проклят тот мой час. А я наказан Всевышним за то, что подобрал на дороге трусливого вонючего шакала.
О ком, всем известно в отряде моджахедов. Сутулый, щетинистый выше меры Хаким дергался при каждом выстреле и женских воплях. Достойно ли так вести себя настоящему мужчине? И какой ветер-насмешник загнал его в славный отряд полевого командира Ахмата? Вернее, хозяина горных троп и ущелий. Непримиримому воину к лицу ли жалеть испуганного и слабого? Если только во имя Аллаха, всемилостивого, милосердного. Но они-то сражаются под знаменем ислама, наводят страх на врага. Это так! Умный барс Ахмат чтил заветы пророка и воинственных арабов. Одногорбый человек-верблюд ему необходим взамен погибшего лошака. И пусть он станет послушнее мерзких животных, упрямой помеси коней и ослов. Такие связи не делают чести лошадям, как и чабану, живущему с козой или овцой. Жеребца еще можно понять: польстился на ослицу в томный день. Но кобыла чем смотрела, подпуская к себе ишака? Впрочем, женская плоть глупа, ибо сказано, что и лучшая женщина – змея.
Хаким же и травку жует, и очень доволен великой милостью; среди воинов ислама он может и научиться быть мужчиной. Плохо, что он не пуштун, его малая народность вечно пресмыкается, занимается торговлей, мелким ремеслом. Такие, как он, гнут голову перед продажной властью. А за то, что он трясется и лязгает зубами при виде крови, его братом называть – позор!
Такому и старое ружье в руки не дашь, а новый автомат тем более. Ахмат великодушен, тупой нож ему выдал, велел точить о встречные камни.
- Чувалы не кидай, клади осторожно наши тюки, - командир следил за навьюченным трусом. – Ушами своими ослиными ответишь за падение. Твой горб – твое спасение. - Ощупывал, проверял содержимое крепких мешков, не говорил, чем они набиты. – Не заставляй мою плетку по твоей спине прыгать. Клинок наточил? Плохо! Он должен брить твою шерсть, где надо. И ты сможешь им свиноеда неверного завалить. Что поник? За троих получишь гладкий ствол с патроном. И метать кинжал учись.
- А если не встретим христианина? – робко вопрошал Хаким.
- Ха! Слабый ум не позволит понять. Разрешаю предателя-единоверца казнить. Из тех, кто сахарный зад американца лижет. Своих не пожалеешь родичей?
- Наши нищие, - жаловался горбун, скрывая правду.
- Оборванные богачи! Пусть изменники встретятся в селениях на пути. Властям передают о нас, лепешку прячут.
- Я постараюсь…
В горных селениях, где им не очень рады, приходилось кровью напоминать о священной войне. Предлагали стать воином. Не хочешь, откупайся сыром, барашком. Если не с нами, то ты враг.
А мысли щетинистого труса совсем иные. Спиною он ишак, умом – хозяин умного осла, сам Ходжа Насреддин. Такое про себя он один знает. Беглец из собственной семьи успел совершить не один грех. Незаметно подмечает то, что у других мимо глаз проскакивает. И в ладони между пальцами. Чтобы попасть в отряд, он и трусоватость преувеличил, и горбился излишне. Если изменится и выпрямится, то Ахмат себе в заслугу это возьмет, им с кем не поделиться.
Для Хакима тут, как ни странно, самое место. Обманутые купцы пожаловались, приметы дали. Ну, не на горбуна, но все же щетинистого. Ищет его Лейла, родичи. Понаставили ловушки для шакала, а ведь он лис на самом деле.
Он с поклажей всегда в конце, в сторонке во время стоянок. Ему многое замечается. Товар в крепких мешочках управляет воинами, а не священная борьба. Но знает об этом лишь суровый Ахмат и еще один, Хасан. Он всегда налегке и в середине, не сторожит во время отдыха. Но почему? Искоса, но оглядывается на него командир, как бы спрашивая совета. Зачем?
В
