СЭМ

подруга метнулась на четвереньках в кусты. Удар пяткой в печень перевернул и бросил её на спину. Её раздвинутые колени конвульсивно поджались к груди в гротескной позе совокупления, шея выгнулась, на губах выступила жёлтая, жёлчная слизь – удар оказался слишком силён для её хрупкого тела.
Подоспевший Сэм смотрел на происходящее, не вмешиваясь.
Алька смотрела сверху на искривленный рот женщины, ожидая каких-нибудь звуков. Но никаких звуков не последовало. Тогда она поставила стопу на выгнутую шею и осторожно покатала её. Когда Алька была маленькой девочкой, ей иногда случалось давить босой ножкой воздушные шарики. Шарики почему-то всегда казались тёплыми. Ощущение было таким же. Она сильно нажала, переместив вес тела на давящую ногу и ощутив шейные позвонки, прижатые к земле. Женщина взбрыкнула, руки её дёрнулись и опали, она задрожала, распространяя едкий запах. И умерла. Алька почувствовала разочарование, как если бы её обманули за мгновение до оргазма.
- Теперь придётся кончать, - сказал Сэм.
Скользнув взглядом по быстро желтеющему лицу покойницы, Алька направилась к мужчине.
Он лежал на боку, зажимая руками пах и дыша открытым ртом, как собака. Но не кричал. Он не чувствовал ног и всей нижней части тела, боль сконцентрировалась в сердце. Он был на грани обморока, но в сознании.
Алька присела рядом с ним на корточки, с острым любопытством заглядывая в слепо бликующие под луной глаза.
- О-о-х-х-х, - выдохнул, наконец, мужчина, мучительно, с дрожью.
- О-о-х-х-х, - эхом повторила Алька, не отрывая взгляда от его залитого слезами лица.
Некоторое время они помолчали, и ничего не происходило. Но следовало продолжить. Осмотревшись, она подняла с земли закопченную кастрюльку на длинной ручке. Небрежно выплеснула содержимое. И начала методично, краем кастрюльки, бить мужчину по голове. Он дёргался при каждом ударе, но рук от паха не отнимал. Из-под волос по его лицу заструилась кровь. Ручка, однако, отломилась. Не была приспособлена кастрюлька для забивания людей насмерть.
- Нож возьми, - сказал Сэм.
На расстеленной рядом тряпке, среди разных бесполезных предметов, лежал полезный. Большой складной нож, с ручкой, украшенной золотыми китайскими драконами. В открытом виде эта штука никак не выглядела предназначенной для мирного труда, узкое лезвие длиной в 12 см просило крови и получило её. Руки мужчины взметнулись, хватаясь за нож, но он уже вошёл в скрипучую глину, насквозь пробив ему горло. Он рывком перевернулся на спину, разрывая гортань о клинок, ноги его вытянулись и задрожали, из раны под кадыком блестящей лентой потекла кровь, но было её на удивление мало. Придерживая свободной рукой его руки, Алька ударила ещё раз, лезвие скрежетнув по шейным позвонкам, снова воткнулось в землю, рот мужчины наполнился кровью. Алька заглянула в его глаза, и глаза повернулись в её сторону, во рту зашевелился чёрный язык. Он жил, он продолжал жить. Но это следовало закончить. Отбросив вверх его напряженную, как палка, руку, она воткнула нож ему под мышку. Тело убиваемого сотрясла длинная, рычащая икота, на горле вздулся и лопнул кровавый пузырь, он захрипел, но он жил, он продолжал дышать.
- Бить надо под левую мышку, - сказал Сэм.
О-о-о, дьявол! Алька хлопнула себя по лбу красной ладонью, расхохоталась и, не переставая смеяться, быстро убила страдальца ударом в сердце. Ничего особенного не произошло. Жизнь этого человека, как и его подруги, была не более важна, чем жизнь травы. Пришла и ушла. Как дуновение ветра. Как звук хлопка одной ладонью.
Перед глазами Сэма мелькнуло видение «камаза», до верху забитого разодранными трупами.
Алька искоса, через плечо, глянула в небо. Сэм последовал за ней взглядом. Как всегда, надеясь увидеть там лик разгневанного или ублажённого Бога. Но не было Бога в небесах.

Глава 20.
Огни и связи большого города.

Лучи заходящего солнца ласкали листву лип.
Солнечный диск ещё владел половиной неба, но на другой половине, синей, уже восходила прозрачная луна. В горячий ещё дневной воздух вплетались вечерние струи, покачивая асфальт под ногами ажурными тенями листьев. Скрываясь в лабиринте улиц, подкрадывалась ночь. И крылья сумерек на крышах затевали кошачьи игры с лучами умирающего солнца, раскрывая призрачную трещину между мирами.
Сэм шёл, вбирая в себя звуки, запахи и цвета и размышляя о странном, чёрно-белом устройстве жизни.
В полусотне километров отсюда гремели взрывы, танки утюжили сёла и люди, говорящие на одном языке, люто рвали друг друга. А здесь стояло курортное, южное благолепие и благополучные обыватели вели размеренный образ жизни.
Сэм решил переместиться в Мариуполь, не потому, что стал соучастником душегубства и где-то там, в мелкой песчаной могиле за его спиной, лежали трупы убитых Алькой людей. Расследования можно было не опасаться. Любители ширки явно были не из местных поселян, а милицию там и в лучшие времена никто не видел. Просто, ему стало неприятно находиться на унылом берегу, похожем на заброшенное кладбище, где тень его фантазий о карьере серийного убийцы, странным образом, упала на его подругу. Ему хотелось городских огней, людных улиц и ярко освещённых витрин, за которыми находилось всё, что можно купить за деньги.
Под липами, где вдоль бульвара тянулись лотки, прилавки и мольберты уличных художников, начала появляться вечерняя публика. Толстые молодые люди, облачённые как ко сну в длинные трусы и свободные майки, со своими голенькими подружками. Старики со старушками, печально озирающиеся в поисках утраченного времени. Две льнущие и лижущие алое мороженное немолодые леди в детских юбчонках глянули ему в глаза неоновыми глазами и громко расхохотались.
Уже почти совсем стемнело. Психоделически засияли цветные огни. Появились совсем безликие тени в чёрной коже. Сэм сел за столик уличного кафе, заказал рюмку коньяку и, посматривая по сторонам, принялся ожидать своего знакомого.
Сэм хорошо знал этот город и любил его, после детдома он учился здесь в «шмотке», - школе морского обучения, потом работал в доках и никогда не терял связи с ним.
Подтянулся знакомый и, улыбаясь, сел напротив.
- Где остановился? – Спросил он.
- Снимаем квартиру посуточно, - ответил Сэм.
- Ты не один? – Спросил знакомый.
- Моя подруга в косметическом салоне, смывает пот боевой и политической подготовки, - ответил Сэм.
- Ты что, участвуешь в какой- то херне? – Осторожно спросил знакомый.
- Нет, - ответил Сэм. – А ты?
- Нет, - ответил знакомый. – Здесь был свой антимайдан. Но, самопальный и невооружённый. Нацики активистов быстро задавили. А населению ни до чего нет дела.
- Оно везде так, - кивнул Сэм.
- Я так прикидываю, - ухмыльнулся знакомый. – Кто-то в русском генштабе тычет пальцем в карту наобум, в Краматорск, в Славянск, - там и возникает сопротивление. А куда не тычет, там и не возникает. Куда едут русские добровольцы и куда везут с собой оружие, - там и ополчение. А куда не едут и не везут, там и нет ополчения. Просто всё.
- Насчёт оружия, - сказал Сэм. – Хочу АКС продать, бабки нужны.
- Оставь себе, у меня хватает, - сказал знакомый. – Бабки и так дам, без проблем. Ты на колёсах?
- На байке, - ответил Сэм.
- Этого хватит, товар компактный, - сказал знакомый. – Ты же знаешь, чем мы тут занимаемся?
Сэм знал. Мариупольское побережье славилось своим маком и коноплёй.
- Укропы к еврам подвязались со своими санкциями, - продолжал знакомый. – Русским-то по хер. Их евры обратно в социализм затолкают, а там что, плохо было? Раз в капитализм кислород перекрыли, значит, всё национализируют, и Путин им устроит светлую жизнь. А местным теперь своё железо и помидоры девать некуда. Колхоз на дурь переключился, понимаешь? Ментовки нет, гуляй Вася, сажай что хочешь. Короче, с меня три штуки зеленью сразу. А ты товар полями в Донецк отвезёшь, адрес дам. По трассе нельзя, там нацики себе заберут. Берёшься?
- Берусь, - ответил Сэм.
- Тогда держи бабло, оттянись с девкой, дальше я перезвоню, - вставая, сказал знакомый.

Глава 21.
Сэм одаряет подругу глотком истины.

Сэм хотел провести Альку по местам своей буйной припортовой молодости, но тех злачных мест уже давно не было. Пришлось осесть в новом китайском ресторане.
К его удивлению, всё оказалось очень вкусно, и напитки присутствовали со всего мира. Сэм уже давно вкусно не ел и не пил и теперь получал большое удовольствие. Но Алька, помытая, подстриженная, и с синим лаком на ногтях, вяло ковыряла палочками в своей чашке разноцветную смесь.
- Чего не ешь? – Сказал Сэм. – Получай удовольствие от жизни, когда есть возможность. Ты же не хочешь страдать? Так не страдай и не нудись.
- Я не умею получать удовольствие от китайской еды, - сказала Алька.
- Так учись, - сказал Сэм. – Удовольствию надо учиться, как и всему остальному в жизни. Жизнь, это игра всерьёз и без науки ты проиграешь. Вот когда ты перестанешь играть с собой, как дурной волк, лижущий пилу, - ты перестанешь страдать. Когда ты начнёшь играть с собой, как подросток играет со своим джойстиком, - ты начнёшь получать удовольствие от игры. Выпей рюмку этой шикарной водки с жэньшенем.
- А ты получаешь удовольствие от игры? – Спросила Алька, сморщившись после горькой настойки.
- Я получаю огромное удовольствие от игры, - заверил её Сэм. – Мне нравится жить и начинать каждый день заново. На мне нет вины и греха всех вчерашних. Жизнь – это женщина. Она любит того, кто способен её удовлетворить и его одаряет благами. Ты – женщина. Эта жизнь – она в тебе. Чего тебе ещё надо? Люби её как саму себя, ближе у тебя никого нет.
- Смерть ближе, - сказала Алька.
- Ты сама смерть, - сказал Сэм. – Каждый человек уже мёртв, потому что живёт. И никто не знает, что ждёт его за поворотом дороги. Поэтому, будь готова. Улыбайся. Не будь такой тяжёлой и угрюмой, не стой на дороге, иначе тебя достанут. Двигайся, встречай поворот улыбкой черепа, она всегда с тобой под кожей лица. Ты уже мертва, тебе нечего бояться.
- Ну, у тебя и шутки, - заметила Алька.
- Люблю пошутить, - осклабился Сэм, хлопнув рюмку жэньшеневой водки. – Жизнь, это шутка, игра, играй всерьёз, чтобы выиграть. Как наш Бог. Какая ещё причина для существования у существа, которому ничего не нужно?
- Бога нет, - сказала Алька.
- А ты есть? – Сэм плеснул ей в рюмку. – Богу нужен противник для игры. Поэтому, ты сидишь здесь и пьёшь со мной водку. А чтобы игра была интересной, она должна быть всерьёз. Как на зоне. Проиграл – зуб давай. Проиграл – давай глаз. Вот мы и играем сами с собой. Теряем зубы, режем горла и, в конце концов, теряем жизнь. Чтобы потом узнать, что всё это была только игра. И надо начинать сначала. Ты снова в игровой зоне. Правда, весело?
- Если ты всё это знаешь и такой умный, так почему ты сидишь здесь, со мной, с дурой и бухаешь? – Скривилась Алька.
- Теперь ты тоже это знаешь, сидишь здесь, со мной и кривишь морду, - сказал Сэм. – Разве это знание тебя изменило?
- А что может меня изменить? – Спросила Алька.
- Вера, - ответил Сэм. – Имей веру с горчичное зерно, залезь на гору и осмотри оттуда свои царства земные. Тогда ты выиграла. Мир закончился.
- И что дальше? – Спросила Алька.
- Война, - ухмыльнулся Сэм. – Новая игра. У тебя есть другие предложения?
- А где мне взять столько веры, чтобы набралось на горчичное зерно? –