своей, такой неожиданной для него, командировке, а она, немного смущаясь, рассказала, как сердилась на него за его молчание и что, ещё бы немного… Не закончив говорить, Аня вдруг прижалась к Эрвину и заплакала.
Он обнял её, такие покорные, такие хрупкие плечи и стал нежно целовать её и гладить по голове, при этом говоря ласковые успокаивающие слова. Аня, склонив голову ему на грудь, наслаждалась его голосом, его прикосновениями губ и думала, как давно она не была так счастлива.
Постепенно, то ли от поглаживаний его рук, то ли ещё от чего-то, но она успокоилась. Они тихо сидели так, до тех пор, пока не послышался щелчок дверного замка.
- О, Эрвин, здравствуй! Давненько тебя не было видно, - услышали они голос Надежды Юрьевны, входящей в кухню. – Где пропадал? Случилось, что?
- Здравствуйте! Аня, наверное, вам говорила, я в командировке был. Сегодня только прилетел. Вот забежал вас проведать, Как Ваше здоровье?
- Спасибо, у меня с Ильёй Романовичем, всё в порядке, а у Ани, сам видишь. - Ты, рас-скажи, дома хоть смог побывать? Отца с матерью повидал?
- Да, спасибо, Всё нормально! Передают вам привет, очень хотят познакомиться. Вы извините, но мне пора, - проговорил Эрвин, поднимаясь. Я, ещё не отчитался, как следует за свою поездку. Дядя Вилли мне шею, как это… напенит!
Не напенит, а намылит, засмеявшись, поправила его Аня. - Пошли, я провожу тебя, тоже поднялась она. А, выйдя в коридор, прошептала ему на ухо - приходи завтра. Я буду ждать. Слышишь Эрвин, очень ждать!
Когда за Эрвином закрылась дверь, и она вошла в кухню, мать домывала чашку.
- Что случилось, Аня? И, оглядев дочь, развела руками, Ты, сама не своя.
- Ты о чём, мама? – притворилась дочь, что не поняла вопроса матери.
- Ань, не притворяйся. Я же по твоим, светящимся от счастья глазам вижу, что вы объяснились! Объяснились, да, Ань? Ну, и, Слава Богу, давно пора.
Аня, зардевшись от смущения, тихо призналась:
- Знаешь, мама, я до сегодняшнего дня не знала, что люблю Эрвина. Только сегодня, когда я увидела его и услышала его голос, я поняла, как скучала без него все эти дни, и как он нужен мне! Я люблю его, мама!
- Ну, вот и хорошо! Я рада за тебя дочка! Ты поступила мудро.
- Спасибо, мама!
* * *
Прошло три месяца. Жара в Москве стояла неимоверная. Под колёсами автомобилей плавился асфальт. Ходить по тротуарам на каблуках-шпильках было невозможно. Такой жары давно не было. Голуби ходили, раскрыв клювы, а люди облившись потом. Аня старалась выходить на улицу не так часто, и то, вечером, когда, хоть чуть-чуть спадёт дневная жара. Но и вечером, было так душно, что она приходила с прогулки вся мокрая от пота.
Тогда-то Эрвин и предложил познакомить её со своими родственниками, объяснив, что у них, даже в самое страшное пекло, прохладно в квартире от постоянно работающих кондиционеров.
Сам Эрвин, продолжал жить у дяди и он, конечно же, хотел, чтобы и Аня, и Борисик жили с ним. Переговорив на эту тему с дядей и тётей и заручившись их согласием, он позвал Аню с собой, как шутя, сказала тётя Эльза, на смотрины.
Когда родственники познакомились с Аней и дядя Вилли показал "козу" Борисику, от которой тот пришёл в совершеннейший восторг и от смеха, и в благодарность, написял дяде Вилли на рубашку, вопрос был однозначно решён - Аня с сыном будет жить у них, сколько захочет.
Эрвин с Аней и Борисиком заняли две комнаты во втором этаже дома семьи Краузе. Тётя Эльза боготворила Борю и, нянчась, не отпускала его с рук. Однажды Аня нечаянно подслушала, как тётя Эльза спросила у своего мужа - Послушай Вилли, так ли уж твой племянник непричастен к появлению этого карапузика на свет? На что дядя Вилли благодушным голосом, ответил - Не знаю, не знаю! Но, чует моё старое сердце - есть в нём наша кровь, есть!
Не дослушав до конца их разговор, Аня ушла в другую комнату и, хотела уж было оби-деться, но поразмыслив, решила не обращать внимания на их досужий вымысел. Она-то от-лично знала, чей Борисик сын. Он сын Бори старшего. В метрике так и записано - Борис Борисович Соколов. Она, выйдя замуж за Эрвина, станет госпожой Рольф, а Борисик? - и, за- думалась.
Она пока ещё не решила, какую фамилию будет носить её сын. Эрвин, правда, настаивает, чтобы при регистрации брака, Борисика сразу же записали на его фамилию, но... посмотрим, подумаем. Борисик не его сын, будет ли он любить его или, как когда-то сказала мама, имя моего сына будет резать его слух? Будет ли оно неприятно ему напоминать о Борисе, моём первом муже?
Но она и сама, смотря на своего сына, всё более и более убеждалась в несомненном сходстве её сына с Эрвином и ломала над этим голову. Откуда это? Как так могло получиться?.. Что за мистика, что за каприз природы человеческой в самом-то деле?!
Свадьбу решили сыграть в середине августа, а сейчас, собравшись все вместе в доме дяди Вилли, составляли списки для приглашения на свадьбу. По подсчётам тёти Эльзы и Надежды Юрьевны, набиралось человек семьдесят-семьдесят пять. В общем-то, как выразилась тётя Эльза - "Совсем даже, не плохо!"
Эрвин и Аня в процедуре составления списков участия не принимали, полностью положившись на родителей и родственников. Они занимались Борисиком.
Как-то, в один из вечеров, Аня решила напомнить Эрвину о его давнем обещании, рассказать о своём воинственном и строгом деде:
- Послушай, Эрвин, ты обещал, как только будешь посвободнее, рассказать нам о своём дедушке. Ты, говорил, что он у вас строгий, не забыл?
Её просьбу, тут же поддержал Илья Романович. Он тоже хотел узнать о родственниках Эрвина, побольше. Ни разу не побывав за границей, он хотел услышать о жизни и обычаях другого народа, тем более, что им пришлось породниться.
- Почему, забыл?- пожал плечами Эрвин. Пожалуйста, хоть сейчас!
- Ну-ка, ну-ка, Эрвин, посмотрим, что ты за рассказчик! – шутливо воскликнула Аня. И, чтобы подзадорить его, добавила, - давай, начинай, мы ждём!
Эрвин, приняв позу мыслителя, строго оглядел присутствующих...
Аня, увидев его в таком виде, прыснула в кулак: «Эрвин, не смеши людей! Лучше начинай рассказывать, видишь, все уже расселись и ждут только твоего рассказа»
- А, что собственно рассказывать? - Мой Grossfater, Johan, воевал во Франции, затем, по его рассказу, в России и заметьте себе - не на передовой. Ему, наверное, здорово повезло, во всяком случае, больше, чем другим солдатам. Он, почти всю войну проходил в денщиках у одного армейского гауптмана, ну... это... у одного капитана-снабженца, с которым исколесил почти половину Европы...
Последнее место, где он побывал – это Украина. Небольшой, как он сказал, городок… Никополь. Особо он ничего о своей службе не рассказывал, но я помню, как он говорил, что стояли они на постое у каких-то двух женщин, украинок. То ли, свекрови со снохой, то ли ещё как-то, он, дед, не очень-то вдавался в подробности. А рядом с домом, на взгорке, располагался двухэтажный госпиталь. Правда, раньше, ещё до войны, там был этот, как его, Эрвин пощёлкал пальцами, ну, где живут дети без родителей…
- Детский дом, - подсказала Надежда Юрьевна и повторила, - детский дом.
... Вот, вот, - детский дом. - Ну, потом, вы знаете, что произошло…
- А, что произошло? - перебила его Аня. Ты мне этого не рассказывал!
- Ань, ну, ты, как маленькая. Что, произошло? Да, что произошло? – чуть смутившись, упрекнула дочь Надежда Юрьевна. То и произошло…
- Да то произошло, Аня, что немецкая армия стала отступать, а Ваши, наступать!
- Ааа!
…При отступлении, деда ранило в ногу осколком разорвавшегося снаряда, продолжил Эрвин, и он стал инвалидом. Из-за этого его, как это?.. А! Комиссовали и отправили назад, в Германию. С тех пор он стал хромать. Подлечившись, он открыл лавочку и стал торговать одеждой. Потом женился.
Вот, в принципе и всё, что я знаю… да, у деда было много детей, но все, кроме моего отца, почему-то умерли, кто от болезни, кто… ну, по разным причинам. У меня тоже были два брата и сестра, они старше меня, но тоже… сестра умерла от чахотки, а братья - братья, погибли в автокатастрофе. Их автомашина столкнулась с другой, встречной фурой и они погибли…
На некоторое время в комнате воцарилась тишина, а потом, дядя Вилли, вновь раскурил свою неизменную трубку и задумчиво сказал: «Что было, то было, и быльём поросло! Слава богу, сейчас мир и, надеюсь, надолго, так ребятки? - и посмотрел на Эрвина с Аней.
- Конечно, дядя Вилли! – одновременно подтвердили они.
«Бог – добрый и всепрощающий!» - поддержала мужа тётя Эльза. Не будем забывать об этом и, перекрестившись, добавила: «Прости господи, грехи наши!»
- Аминь! – закончил за всех, дядя Вилли.
Конец романа.
