уже третий день, как она думала о своей беременности и она хотела понять, а что же ей-то, самой, нужно? Что она чувствует, какие ассоциации возникают у неё от слов – «Я беременна»? И, под тихий разговор отца с матерью, она, казалось, отключилась от внешнего мира и ушла в своих мыслях, далеко-далеко.
Проникая в самую глубину своей души, Аня всё больше и больше убеждалась в том, что она хочет этого ребёнка. Хочет иметь хоть что-то от своего Бори. От Бори, которого она полюбила с первой встречи, от Бори, которого она любит и сейчас. Это решение зрело у неё подспудно, независимо от её воли или желания. Это решение зрело у неё с того самого момента, когда она окончательно убедилась, что беременна. И ещё она поняла, что её Боря хо-чет, чтобы она осталась жить и выпустила его наследника на свет Божий.
В противном случае, она ушла бы за ним туда, куда он звал её всё это время, а потом, по неизвестной ей причине, почему-то перестал звать. А, теперь?.. А, теперь, у неё есть смысл жить… жить, ради зародившейся в ней жизни.
- Аня, ты где? – услышала она голос мамы и почувствовала, как тёплая мамина рука стала гладить её руку. Вернись к нам дочка из своих мыслей.
- Простите я, кажется, немного задумалась, - тихо ответила она, возвращаясь в реальность окружающей её жизни. - Простите меня – я разговаривала с Борей.
Отец и мать удивлённо посмотрели на неё, но в считанные доли секунды их лица изменили выражение и стали привычными - заботливо-любящими.
- Знаешь, Аннушка, мы с папой решили, что тебе нужно родить этого ребёнка, - высказала мнение мать, - и, заглянув в глаза Ани, полувопросительно-полуутвердительно поинтересовалась, - ты, как на это смотришь, или ещё не решила, да?
Аня видела: и папа и мама с волнением ждут её ответа. Они, казалось, даже дышать перестали, и смотрели на неё так, как смотрят на человека, в руках которого находится основное решение. Она уже знала, что ответить, но, по всегдашней своей застенчивости, чуть промедлила с ответом.
- Аня, ты слышишь нас? Мы с папой хотим, чтобы у нас был внук или внучка. У нас уже такой возраст, когда хочется, чтобы в доме слышался детский смех, - и, чуть усмехнувшись, спросила, - ты, надеюсь, не подумаешь, что мы впадаем в детство? Ты не беспокойся, мы поможем.
- Нет-нет, что вы! У меня даже мысли такой не было! – поспешила она успокоить родителей. – Я вас, папа и мама, очень-очень люблю!
- Так, что же ты ответишь нам, дочка? – подключился к разговору отец и ласково, чуть касаясь волос, погладил её по склонённой голове.
Аня посмотрела сначала на мать, потом на отца, а затем, уверенно ответила - я буду рожать! Я хочу этого ребёнка! – и, вновь, смотря в глаза матери, добавила - так хочет Боря!
И столько в её взгляде было уверенности и твёрдости, что родители только переглянулись. В их глазах Аня прочла тревожный вопрос - А, всё ли в порядке с психикой нашей дочери?
- Не беспокойтесь, со мной всё нормально, - поспешила она успокоить родителей. - Я, правда, хочу, чтобы Борин ребёнок появился на свет, и поспешно добавила, - я справлюсь! - Не бойтесь, я со всем, справлюсь… и ребёночка рожу и воспитаю… я сильная!
Родители внимательно выслушали её, а затем, как-то так получилось, одновременно кивнули головой в знак понимания.
Отец, соглашаясь с принятым ею решением, сказал: «Мы поможем тебе, дочка». А, посмотрев на жену, добавил - да, Надя!
- Да, Илья! Конечно, поможем! Аня, можешь не сомневаться в нас, подтвердила она слова мужа.
- Какие вы у меня хорошие, - прошептала Аня и, прижавшись к маме, заплакала, не зная почему, но, наверное, потому, что её поняли и не осудили, и ещё от любви к родителям.
Глава вторая
ЭРВИН
День всё тянулся и тянулся, и не было ему ни конца, ни края. Покупателей почему-то не было, а ведь сегодня суббота. А по субботам, как правило, покупатели и просто любопытные пёрли с раннего утра и до позднего вечера. Если сегодня мы не продадим ни одной автомашины, расстроено подумал Эрвин, то директор нашего автосалона, герр Вилли Краузе, не смотря на мой диплом Боннского университета и родственные отношения, задаст мне хорошую трёпку. Скорее всего – поправил себя Эрвин – именно, как родственник, хотя и дальний-дальний, он не будет стесняться в выражениях. Кем же я ему прихожусь? Не разбираюсь я в этом, но, что я его родня, уж в этом сомневаться не приходится. Main grossfater, как-то говорил мне на досуге… Ааа! Вспомнил, вспомнил! Ich bin – внучатый племянник herrа Кrauze. O, main Got! Какое далёкое родство и сколько требований к бывшему бедному студиозусу!..
Подойдя к огромному окну салона, он взглянул на проходивших мимо с поднятыми воротниками пальто и плащей пешеходов и представил, как сейчас неуютно на улице.
А за окном, действительно, картина была не радостная. Было пасмурно. С низко нависшего над Москвой свинцового неба, сыпал мелкий снежок, который попадая на тротуар и проезжую часть, тут же превращался в жидкую серую кашицу, разлетающуюся под колёсами проезжающих мимо автомобилей и ногами, торопливо спешащих по своим делам, пешеходов. Эрвин, казалось, даже почувствовал, как промозглая сырость проникает ему внутрь, через костюм и рубашку. Бр-рр! Его даже передёрнуло от неприятного ощущения.
Почти к самому закрытию, когда все продавцы-консультанты пошли переодеваться, чтобы поскорее убежать домой, а он уже собирал бумаги и заталкивал их в сейф, во входном тамбуре дверного блока, придерживаясь за стеклянную створку, появилась молодая женщина. Глаза и, хоть и небольшой, но опыт Эрвина сумели подсказать ему, что это не пожилая а, именно, молодая женщина.
С того места, где находилась конторка Эрвина, невозможно было хорошенько расслышать, что она говорит, и поэтому он, поправив жилет и галстук, пошёл ей навстречу…
Она была хороша собой, Эрвин это сразу понял, но какая-то синюшная бледность покрывала её лицо. А затем он ещё заметил, что она поддерживает правой рукой, уже достаточно большой живот и ещё услышал её стоны.
Господи, Боже мой! – воскликнул про себя Эрвин, да, она беременна! Мысли лихорадочно заметались в его голове - что делать?.. Что делать?! И ничего лучшего не смог приду-мать, кроме как позвать своего родственника:
- Herr Krauze! Herr Krauze! Com gehr! Schnell! - и уже по-русски, возмущённо добавил, - да чёрт возьми, дядя!.. господин Краузе! Вы что, оглохли?
С огромным, выпирающим из-под жилетки животом, лысый, герр Вилли Краузе, семеня короткими ножками, выкатился из своего кабинета, как надутый воздухом шар гонимый ветром. На ходу вытирая потную лысину большим, клетчатым носовым платком, он грозно поводил выпуклыми рачьими глазами. Весь его взъерошенный вид спрашивал:
- Was?! Was?! А увидев стоящую в дверях, бледную, беременную женщину, оторопело произнёс, - O, main Got! – и даже всплеснул короткими, пухлыми ручками.
Но, вероятно, в силу своего многолетнего жизненного опыта, сумел быстро сориентироваться в сложившейся ситуации.
- Schnell, telefon! In hospitaliten! – и, глянув на растерянно хлопающего глазами Эрвина, по-русски, но с сильным акцентом «понёс его по кочкам» - Чего застыл, как соляной столб? Быстро, слон неповоротливый, вызывай скорую помощь, видишь, дамочка рожать собралась! Мог бы и сам, балбес великовозрастный, догадаться!
Вот, что значит иметь за плечами жизненный опыт под руководством моей тёти! – подумал про себя Эрвин, увидев и, главное, услышав, как его дядя начал распоряжаться, быстро разобравшись в создавшейся обстановке.
Делая огромные шаги, почти побежал к телефону, схватил трубку и, набрав номер скорой помощи, дождался ответа, а услышав - скорая помощь, слушаю Вас - закричал:
- Жена рожает! Но тут же поправился - женщина рожает! Что?.. Как фамилия? Фамилия – Рольф! Назвав свою фамилию, он даже не подумал о том, что спрашивают не его, а фамилию женщины, потревожившей покой автосалона.
Затем, его заставили отвечать ещё на какие-то вопросы, но он был так растерян, что потом, пытаясь восстановить ситуацию, он не смог даже приблизительно вспомнить, что же он отвечал на самом деле.
Скорая помощь приехала на удивление быстро. Медбратья, здоровые как бугаи, поло-жив стонущую женщину на носилки, быстро унесли её в машину. Мужчина-врач, чуть за-державшись, посмотрел на Эрвина, а потом приказал:
- Быстро в машину! Муж должен в такие моменты быть рядом с женой. Эрвин хотел сказать врачу, что он вовсе не её муж, а просто здесь работает, но не успел, тот подтолкнул его к машине и они поехали. Всю поездку от их салона до больницы женщина стонала и, во время, вероятно, более сильных приступов, хватаясь за живот, вскрикивала и всё приговаривала – «Ой, мамочка, ой, мамочка!»
Эрвин, широко раскрыв глаза, не отрываясь, смотрел на незнакомую ему, мечущуюся на носилках молодую женщину. И, при каждом её стоне, что-то болью отдавалось в его груди. И, при каждом её вскрике, что-то заставляло сжиматься его сердце и молить Бога о даровании этой прекрасной женщине, облегчения в её предродовых страданиях.
Её тёмные, волнами ниспадающие волосы, разметались вокруг совершенной формы головы, а бледное, с тонкими аристократическими чертами лицо, было покрыто потом. В голубых глазах плескалась боль, но всё равно Эрвину она показалась прекрасной, почти воздушной, словно ангел, слетевший с небес. И, никогда не влюблявшийся в девушек, он, неожиданно для себя, влюбился в эту, совершенно незнакомую ему, мечущуюся от боли, беременную, молодую женщину. Женщину, скорее всего замужнюю. Женщину, вышедшую, наверное, совершить вечернюю прогулку перед сном и которую, сейчас, волнуясь, разыскивает любящий муж.
Но он не хотел знать – замужем она или нет, разыскивает её кто-нибудь или нет, он просто, от всей души, со всем жаром молодости, молил Бога помочь ей… избавить её от страданий! И, если угодно, молил он Того, кто над всеми нами властен, то он готов принять всю её боль на себя!
Возможно, она что-то почувствовала, или боль, терзающая её молодое тело, немного отпустила её, но она вдруг повернула голову и заглянула Эрвину прямо в глаза. В её взгляде чередой промелькнули и благодарность и удивление… а, он - он почувствовал, что неудержимо, как пятилетний мальчик, застигнутый Grossmuter у полки с банкой украденного варенья, краснеет.
Врач, всю поездку уговаривающий её дышать глубже и показывающий на себе, как это делать, с облегчением вздохнув, пробормотал - Ну, вот и молодцом!.. Продержись ещё чуть-чуть, немного ехать осталось, уже близко.
Пару кварталов проехали без разговоров, молчаливой группой, только женщина, изредка хватаясь за живот и издавая короткие стоны, со смущением взглядывала на Эрвина.
- А апрель-то нынче, какой слякотный выдался, нарушил тишину один из медбратьев. Уже, считай, середина месяца и, на тебе, снег пошёл.
- Да, в прошлом году в эту пору тепло было - поддержал его другой медбрат, я как сей-час помню, в костюме гулял по городу.
- Долго ещё ехать? – перебил их равнодушный трёп, Эрвин. Тоже мне - медики! Видите женщине хуже становиться от болей, помогли бы лучше…
- Всё, всё – приехали! – засуетились «бугаи». И в оправдание один из них пробормотал – за неё ж не родишь! Ей самой придётся.
И, действительно, карета скорой помощи стала въезжать в какой-то двор, А затем, по пандусу, подъехала к самым дверям приёмного покоя. Эрвин, вылезая из машины, успел
