сомнение наша способность решать проблемы и гарантировать результат. А это может обойтись дорого, очень дорого. Подобные репутационные издержки в деньгах не оценить. Мы ведь лишимся главного – нашей безопасности. Свободы рук! Мы невидимы и неуязвимы только потому, что есть договорённость считать нас невидимыми и всесильными. Если возникнут сомнения в нашей лояльности зарубежным партнёрам… Сказка закончится.
Генерал постучал костяшками пальцев по краю стола.
И прошептал:
- Нет.
- Что? – переспросил Кривцов.
- Ты не прав, - ответил Шевалдин. – В целом, конечно, прав, но в одном – ошибаешься. Некоторые чудеса мы и сами умеем творить, без посторонней помощи. За это нас и ценят… Сам не догадываешься, почему нас за одно место взяли?
Кривцов развёл руками.
- Я ведь не так информирован как вы, Михаил Николаевич.
- Не прибедняйся, Николай Павлович, - возразил генерал. – Информации у тебя достаточно. Слишком много обстоятельств совпало: близится срок операции, противодействие нашим планам усиливается, и клиенты переживают, нервничают. Вот наши зарубежные партнёры и решили подстраховаться. Взять нас за одно место и подвесить. Чтобы мы операцию проводили в таком вот, подвешенном состоянии. И не соскочили с крючка, не пошли на попятную. Они дали гарантии на первый перевод, и этот перевод притормозили. Теперь деньги висят в воздухе, и мы висим вместе с ними. Ничего, повисим немного…
Генерал помолчал немного и добавил:
- Недолго висеть осталось.
Николай Павлович ничего не ответил ему. Он понял, что Шевалдин намекает на ту самую «специальную акцию» (название и детали операции были ему не известны), которая должна подтвердить лояльность Управления своим зарубежным партнёрам.
И стать своего рода платой за возможность провести безопасную легализацию тез самых клиентских средств, часть которых так неудачно зависла в Штатах.
- Так что мне сказать? – уточнил Кривцов. – Пятьдесят миллионов – сущие мелочи? Небольшой крючок, на который нас насаживают? Клиенты могут меня неправильно понять. Мы ведь стараемся убедить их в том, что между нами и нашими американскими партнёрами полное взаимопонимание. А задержка переводов – явное свидетельство недоверия.
- А разве кто-то говорил о доверии? – искренне удивился Шевалдин. – Странными категориями оперируешь, уважаемый Николай…
Он откашлялся.
- …Павлович. Странными! Напомни-ка, ты из какой конторы родом?
- Глубокого бурения, - ответил Кривцов.
«Моё личное дело наизусть помнишь!» с раздражением подумал он. «Чего лишний раз напоминать?»
- Вот! – наставительно заметил Шевалдин. – И я оттуда. И все оттуда! И у нас, и в ФСБ. Ну, те, кто помоложе… Они, понятно, другой, как говорится, формации. А мы все – оттуда. И друзья, и враги, и прочие… Кто ни рыба, ни мясо. Депутаты, бизнесмены, контрразведчики, журналисты… Разные мы, очень даже разные. И находимся, бывает, по разные стороны баррикад. Горло иногда друг другу грызём. И ведь что-то общее у нас есть! У всех нас есть что-то общее! Что?
Кривцов догадывался, что вопрос риторический, потому и не собирался на него отвечать. Он весьма натурально изобразил недоумение и пожал плечами.
- Недоверие! – ответил сам себе Шевалдин. – Мы не верим! Это самое главное. Это принципиальный момент, Николай Павлович. Мы-не-вер-им!
Последнюю фразу он произнёс нараспев. И, рассмеявшись довольно, откинулся на спинку кресла.
- Никому, - с самодовольной улыбкой произнёс Шевалдин. – И ни во что не верим! Ни в богов, ни в чертей. А уж в доброту и терпимость деловых партнёров – тем более. Нет веры, и нет доверия. Мы живём в мире, который сами сделали фальшивым. Мы громоздим один обман на другой. Слова-шифры, слова-ложь, слова-прикрытие, а под ними - маленькая, грязненькая правда. Знаешь, какая?
Кривцов, не ожидавший столь откровенного разговора, был настолько обескуражен излишней (по его мнению) откровенностью генеральской речи, что даже не нашёл в себе сил, чтобы снова изобразить недоумённое выражение лица. Он сидел с неподвижным, будто окоченевшим, белым, обескровленным лицом, похожий на восковую куклу, и только изредка со всхлипом затягивал охлаждённый кондиционером воздух, ненадолго приходя в движение и слабо шевеля пересохшими губами.
Генерал достал из нагрудного кармана стодолларовую купюру.
- Вот! Вот она, наша правда! Наша общая правда. Мы франклинисты-долларопоклонники! Такая вот у нас эрзац-религия. Мы ни во что не верим, но кое-чему поклоняемся. Поклоняемся единственному, что держит нас на плаву. Вот, посмотри…
Генерал, привстав, обвёл рукой зал.
- Хорошая у меня квартира? Посмотри!
Кривцов обвёл взглядом гостиную, внимательно осмотрел её отделанные золотисто-бежевым декоративным шёлком стены, и итальянские лепные узоры на потолке, и гобелены, и установленные в арочных стенных нишах мраморные статуи, стилизованные по античные образцы, и украшенные мозаикой стрельчатые окна.
Осмотрел и, вздохнув, произнёс:
- Да, оно… Понятно… И второй уровень есть?
- Есть, - с гордостью подтвердил генерал. – И личный солярий, и бассейн. И ещё пара квартирок в Москве имеется. И ты себе кое-что в Праге, я слышал, подобрал.
- Присмотрел, да, - подтвердил Кривцов. – Скромненько, конечно, но район хороший. Мост через Влтаву красивый…
- Вот они – наши храмы! – торжествующе произнёс Шевалдин. – Это то, что у нас есть. Наш успех, наше достояние. И деньги, единственные друзья! А для общего потребления… Мы можем придумать какую угодно религию, национальную идею или какую-нибудь морально-этическую чушь для обывателя. Но для нас есть только одно: неверие. Драгоценное наше неверие, которое спасает нас от ошибок и заблуждений. Профессионально отточенное умение не верить, способность не верить никогда и никому – вот то, что объединяет нас. Вот то, что помогает добиваться успеха и строить наши прекрасные храмы. Наши, личные, персональные!
«Объединяет…» грустно подумал Кривцов. «Красиво ты врёшь, генерал, красиво… Из-за этого недоверия мы и жрём друг друга, как пауки в банке!»
- Мы видим реальную картину мира, - продолжал генерал. – Мы-то видим, что наше нежно любимое правительство заигралось в политику. В грошовый патриотизм! Эти правители возомнили себя лидерами великой державы, хотя на самом деле они вожди дикого, несчастного и замученного племени, которое только на днях научилось носить джинсы, открывать банки с «Кока-колой» и делать покупки в приличных магазинах. «На днях», конечно, по историческим меркам… Мы-то с тобой вылезли из советского дерьма. Мы-то помним времена, когда за совковый гарнитур из клееных опилок надо было завмагу взятку совать. И немалую! И это ведь роскошью считалось. Что, опять к этой «роскоши» возвращаться? Или со всеми заработанными деньгами внутри России отсиживаться, не смея и носа высунуть за рубеж? Нет уж, себе мы нормальную жизнь обеспечить в состоянии. И можем придти со своими деньгами на Запад. Как партнёры! Как люди, которые вернули Россию на нормальный, цивилизованный путь развития. Потому что мы – настоящие западники. Не истеричные интеллигентики, пустобрёхи-либералы и впавшие в маразм правозащитники, а мы, люди системы, деловые люди. У нас есть опыт, возможности, связи и заинтересованность в том, чтобы Россия была частью цивилизованного мира. Личная заинтересованность! И мы приведём Россию в чувство. Потому что это нам выгодно!
«Господи, да он фанатик!» со страхом подумал Кривцов. «У него аж глаза загорелись… Кем он себя возомнил? Спасителем Запада от гуннов? И какую плату он, интересно, попросил за спасение? Этого даже я не знаю… Не думаю, что только легализацию и гарантии безопасности для инвестиций. У него, похоже, масштаб покрупнее будет. Может он… Нет, и подумать об этом страшно! Зачем же он так разоткровенничался со мной? Никогда прежде ничего подобного не говорил… Или решил, что время пришло? Его время?»
- Ну, что? – отдышавшись, спросил генерал, вытирая платком пот со лба.
От коньяка и эмоциональных выступлений генерал всегда изрядно потел, и даже японский кондиционер всей фирменной прохладой своей не спасал его от этой напасти.
«И рубашку – хоть выжимай» подумал Шевалдин.
- Сможешь так же убедительно выступить в понедельник перед нашими клиентами? Не так откровенно, конечно.
Кривцов кивнул в ответ. Но как-то неуверенно.
- Э, нет! – воскликнул генерал. – Такой подход меня не устраивает. Ты – доверенный сотрудник. Не только финансист, но и связной. Ты на связи с нашими клиентами. Людьми, которые нам доверяют. Они не должны сомневаться в нашей способности защитить их интересы. Послушай меня!
Последнюю фразу генерал выкрикнул, брызнув слюной.
- Послушай!
Кривцов вскинул голову и слегка подался вперёд.
- Послушай, - спокойно повторил Шевалдин. – Можешь им сказать… Даю тебе право сослаться лично на меня. Моё слово и мои гарантии. Все вопросы будут решены. Я отвечаю головой. Моей…
Он хлопнуло себя по затылку.
- Вот этой головой. Слышишь? Я даю тебе право вот эту вот голову передать в залог. Они поверят, уверю тебя. Они знают, что генерал Шевалдин просто так голову не отдаёт. Это особый случай! Мы уверены в успехе. Так и передай. Но – никаких деталей! Ни подробностей, ни сроков операции…
«Да у меня и нет этой информации» подумал Кривцов.
- А тебе скажу одно, - понизив голос, произнёс Шевалдин. – Не позднее среды перевод будет разморожен. Но это знаешь только ты!
Он закрыл глаза. Затих, будто провалился в сон. Минут десять он сидел неподвижно, тихо посапывая.
Кривцов всё это время смущённо вздыхал, ёрзал в кресле и покашливал, не зная, что же ему предпринять: ждать ли, пока начальник откроет глаза и продолжит разговор (а если это и в самом деле сон, то сколько же ждать?), или уйти потихоньку, без разрешения… и объяснить потом, что принял это забытьё за окончание разговора.
Вышколенный служака, без разрешения уйти он не мог никак, и потому ждал. Ждал и ждал.
Десять минут показались ему… Нет, не вечностью, конечно. Примерно получасом тоскливого ожидания.
Наконец Шевалдин открыл глаза.
И произнёс отчётливо:
- Ступай, готовься к встрече. И к двум часам ко мне. С докладом. Расскажешь, о чём договорились.
«После смерти ты стала сильнее…»
- Кровь! Под колёсами…
- Да ладно вам…
- Женщина под поезд бросилась! Я сама видела. Вот стояла здесь, у края.
- Да, может, не бросилась. Случайно упала, толкнули. Вы это…
- Врача вызвали?
- Да что врач! И так видно, что насмерть.
- А я её узнал, бабу эту. Она с ребёнком сюда пришла. Думал ещё: «зачем пришла?» Куда ехать-то? Вот, пришла… С ребёнком, да. А вот чего думаю…
- Боже мой! Вон на рельсы течёт! Прямо вот!.. Господи, мне сейчас плохо станет!
-…Чего думаю-то? А, вот чего! Это же библиотекарша школьная. Да, у меня сын в той школе учится. Вот она там библиотекарша! Я её сразу узнал! Она вот книжек начиталась. Начиталась, да бросилась. В голове у неё, видно, от книжек этих… Помутилось, ага! Интеллигенция – она всегда так. Читает, читает, да потом и сделает. А чего сделает? Чего написано, то и сделает! О пацане, тоже вот, подумала? Мозги есть, а ума-то и нету!
- Господи, мне сейчас плохо… Ребёнка, ребёнка отсюда уведите!
Он шёл к краю платформы. Шаг за шагом. Горе
