Метеостанция

курить хочется…
     - Лёш, ты чего меня жалеешь? – засмеялась Софья. – Не устала я! А покурить можно.
     Они сели, привалившись спинами друг к другу.
     - Лёш, а ты правда семь лет в отпуске не был?
     - Правда. Даже не знаю, что сейчас носят в миру.
     - Какой ты у меня дремучий, оказывается. Леший какой-то. Маугли. – Она повернула к нему голову. – А когда из Хабаровска вернемся – покажешь мне свою квартиру?
     - Покажу. – Тот ткнулся губами ей в щеку. – Только там смотреть нечего: диван да табурет со столом.
     - Ничего, всё - равно посмотрим. А потом сюда, домой…
     Алексей оторвался от неё.
     - Славка пообещал с ребятами домик срубить к нашему возвращению. Не знаю… Лишь бы не запьянствовали на природе. Серёжка, наверное, Дружка к себе переселит…
     Софья засмеялась.
     - Да не дам я ему Дружка! Невеста ему нужна, а не Дружок!
     - Невеста… Переписывается он с кем-то… Где ж вас, любимых, с кондачка найти? Я, вон, сколько лет тебя искал…
     - «Искал»!.. Сиднем сидел!
     Петрович смешался.
     - Ну, и что его невеста делать здесь будет? На медведя с рогатиной ходить? – усмехнулся  он.
     - Любить, - серьёзно ответила Софья, не принимая шутки. – И жить.
     Где-то далеко-далеко принялась отсчитывать годы кукушка.


                                             .     .     .


     - Чего там? Кто пишет? Не с налоговой, случаем? – Светка секатором подрезала розы. Сашка шел с почтой от калитки к дому, жены не видел, уткнувшись в конверт, потому и вздрогнул испуганно.
     - Чтоб тебя! – ругнулся на жену. Почта веером рассыпалась по цветнику. Александр стал торопливо собирать раздуваемую ветром бумагу.
     - О, какие мы пугливые стали! – Светка воткнула секатор в землю, подошла,  принялась помогать. – Откуда письмо?
     - Петрович прислал. – Муж комком зажал растрёпанные газеты, сунул их попутно в мангал.
     - Чего пишет?
     Сашка, не ответив, прошел в дом, в бывший кабинет Петровича.  Светлана не отставала.
     - Чего пишет то? Глухой, что ли?! Дай сюда!
     Он обернулся.
     - Не нам это. Маше и Оленьке письмо.
     Светлана  остановилась, обомленная.
     - Да вы что, чокнутые там все с метеостанции, что ли? Какой Маше?! Столько лет прошло!..
     - Не нам судить, -  угрюмо ответил Сашка. Открыл шкаф и засунул письмо на верхнюю полку, под груду фотоальбомов.
     - Саш, ну ты, правда, что ли дурак? Тот то, пенсионер, из ума в своей тайге выживает, а ты?.. Ты то чего?..
     - Не нам судить! -  упрямо и уже громче повторил Александр. Вышел. И даже дверью хлопнул!
     Светлана слышала: холодильник открыл.
     - Выпил, небось, - подумала. – Ох, какие мы нежные, ранимые, куда там!.. Всё нас трогает! Точно: чокнутые!
     Она вышла следом, но муж уже был в саду, поливал кусты в дальнем конце участка. На столе стоял пустой стакан и открытая початая бутылка водки.
     Светлана вернулась в кабинет. Подвинула стул к шкафу, потянулась, кое-как нашла письмо. Синий длинный  конверт. Действительно, «Маше и Оленьке Котовым»… Господи, совсем сбрендил! И не старик же ещё!..
     Она попыталась надорвать конверт сбоку. Наш адрес – значит, нам письмо! Да что ж за конверты такие стали делать?! Как из целлофана!
     Через открытое окно послышались голоса. Ребятишки из школы вернулись. Светлана замерла. Непонимающе уставилась на зажатый в руках конверт. Затем перевела глаза на стену.
     Девчонки чему-то заливисто хохотали. А Алексей Петрович смотрел на неё, прищурено, с понимающей  усмешкой.
      Снова взглянула на конверт. И долго-долго, медленно-медленно разглаживала его ладошкой, не отрывая глаз от застывшего в рамке ушедшего счастья.
     А затем положила нераспечатанное письмо за фотографию.
     Как молитву за иконку.
     И, счастливая неведомо отчего, вышла из кабинета: ребятишек кормить.  Да и муж ещё не ужинал.