Покаяние Лавра.

Агрессивные и бескомпромиссные, нетерпимые к нарушителям границ слепни-мутанты величиной с палец пытались запугать еще при подъезде к зоне "Семи святых ключей": бились головами в боковые стекла автомобиля, надували глаза и лапками черкали себе по горлу: "Кирдык - всем вам, мясо!"

Сопровождали насекомые почетным эскортом нашу "передвижную кормовую базу" до откоса.

Дальше грунтовая дорога ниспадала по траектории водопада на двести метров; разбивалась о вторую равнинную ступень, вытканную разнотравьем; мутнела и постепенно затягивалась, словно болотной тиной, чтобы, исчезнув у каймы пропасти, вновь обозначиться тонкой нитью на самом дне бесконечно глубокого котлована, где голубая вода разлившейся реки всосала в себя небо, перемешала краски и размыла собой горизонт...

- Если пройдет дождь, обратно мы не поднимемся даже на полном приводе, - решил сын.

- Кто тебе сказал, что поедем обратно? Нас еще здесь, на "Зуевых ключах" эти гигантские мухи загрызут. Видел, как они  чмокали и облизывались в предвкушении праздничного обеда? - предположила дочь.

- Каждый год одни и те же запугивания. Не надоело? - обратилась ко мне жена.

- Я молчу.

- Не глухие. Слышим. Но как-то ты чересчур истерично молчишь. Твое молчание вызывает жуткое подозрение, - тут же на мое блеяние отреагировала.

Сиди я за рулем, вряд ли она позволила себе такие вольные высказывания.

Но второй год подряд везет нас на своей "аудюхе" дочь, и преференции вожака утеряны мной безвозвратно. Теперь никто даже не имитировал поиски, ловлю блох в моей голове и публичное их поедание - в знак преданности. Я - обычный пассажир, добровольно пожертвовавший для отдыха жены на полном пансионе свои мозг и печень. А сердце, не нужное ей, давно вялилось на заборе. На каком - я уж запамятовал.

По-стариковски поедая губы, силился вспомнить, сколько лет подряд ( 15 или 16) мы семьей приезжали сюда, на святые источники Флора и Лавра - двух монахов, отрывших себе скиты, после того, как в ХY111 веке разогнали и разрушили петровские халдеи монастырь. Стало быть, староверы - Флор и Лавр. Легенда уточняла: где нашли тела, почивших в бозе монахов, там и забили ключи с целебной водицей.

Но семье я никогда не перескажу эту легенду.
Сын ортодоксальный атеист. Вера в безбожие его глубокая и не пробиваемая: "Родители заставляют меня окунаться и пить трупную воду", - выскажет он свое недовольство.

Дочь промолчит, но кто знает, какой осадок останется у нее после моей исповеди. Жена назовет болтуном, поскольку та история случилась со мной еще до знакомства с ней...

- Мы пешком спустимся к источнику? - спросила она. Обычно мы сползали по глиняному насту и въезжали в лес на "Крузере".

- Можно и на Ауди.

-Не понимаю, - пробурчал сын, - ехать за тыщу километров, гробить транспорт и здоровье... И - все ради того, чтобы искупаться в мутной взвеси? Не понимаю.

- Не накручивай себя. Привык воду пить из копытца, братец Иванушка, вот тебе и святая вода теперь кажется мутной взвесью. А вода кристально чистая, на серебре настоянная, вкусная, сладкая..- уколола его дочь.

- Я и говорю, что это - говно. А вы все: "Засахарилась, за-са-ха-ри-лась!" - не пожелал сдаваться он.

Жена по сценарию должна была обратиться ко мне с просьбой:"Тебе бы пробежаться впереди машины; утоптать колею и заодно
дорогу разминировать, на всякий случай. Пожалей ребенка, дочь весь день за рулем. А ей еще, кроме нас, магазины тащить на
себе приходится..."

Но не успела. Автомобиль аккуратно сполз по глинозему в густую тень леса, и колеса принялись выковыривать между
обнажившимися корнями деревьев сочную грязь, замешанную на лиственном перегное.

- А я геройски заткнулся, и молчание свое ставлю вам в укор, - снова не сдержался я.

Мне было, что рассказать о гремучем и святом ключах. Впервые я побывал здесь задолго до того, как разнеслись по округе
слухи о чудесных целебных свойствах живой и мертвой воды святых источников.

Давным-давно, в октябре 1976 года, ко мне в студенческое общежитие наведался нежданным гостем однокашник Слава Г. Немец
- по матери, хохол - по отцу и Г. - не только по фамилии.

Находился он тогда в состоянии поиска старинных икон и украшений в заброшенных деревнях и разрушенных храмах.

Кстати, рукописи Максима Грека, которые были обнаружены археологической экспедицией в поленнице дров у одной старушки
(позже был опубликован в журнале "Знание - сила" подробный отчет руководителя экспертной группы и обоснованно выдвинуто
предположение о месте нахождения библиотеки Ивана Грозного) - его рук дело. Славик был мастером подлога и всякого рода
запутывания следов.

Немецкая дисциплинированность, щепетильность, смешанные с украинской хитростью и постоянно ноющей, как геморройная роза,
жаждой наживы способствовали комсомольской организации техникума сотворить из него гражданина новой формации. Одним словом
- абсолютного Г.

- Я привез тебе подарки, - скинул он с барского плеча охапку досок: - Мне надо здесь перекантоваться пару дней, - уточнил он,досмотрел комнату и привычно написал жирными буквами объявление: "Дорогие красавицы! Просьба приходить ко мне в гости со своими подушками".

- Ненужный хлам? Отбросы? - со знанием дела и огромным опытом, обретенным за два месяца пребывания в рядах советского
студенчества, мудро оценил я подарки.

- Это - не иконы. Это - книги.

- Прочитать от доски до доски, - выложил я тут же ему полный набор полученных мною знаний на курсах по изучению церковно-

славянского языка и древнерусской литературы: - И еще: "Блуд женщины определяется по подъятию век ея" - это было важнее,
чем прогнившие доски, потому что в то время я, как все нормальные студенты, задался целью охмурить красивую однокурсницу за
отпущенные мне редкие минуты пребывания в трезвом состоянии. И успех, мне казалось, был уже неотвратим.

Вместо обещанных пары дней Г. провалялся на моей койке почти неделю. Днем пил, а ночью разговаривал с мышью, которая очищала от хлебных крошек подоконник и чем-то промышляла в рукавах его шерстяного свитера, пока Славик считывал с потолка и шептал непонятные русскому слуху слова: - Кыргында, Ныргында, Быргында.

- Товарищ менестрель, песня у тебя очень грустная. Нельзя ли что-нибудь исполнить повеселее. А то все население комнаты с ритма сбиваешь. Сам же знаешь: если медленно и печально, то и до утра не уснешь, - высказал я претензию Славику на лишь четвертые сутки.

- Борю Ботуза помнишь? - спросил он почему-то у мыши.

- А надо? - удивился я.

- За Ныргындой есть такое местечко - "Зуевы Ключи". Там мы расположились на ночевку возле верхней пещеры. Разожгли костер, я с котелком отправился к роднику... Возвращаюсь, а Бори нет. Ну, то есть не совсем. Одни Борины ноги в резиновых сапогах торчат из костра, а Бори уже нет.

Борю Ботуза в полный рост я не помнил. Но юношеская впечатлительность дорисовала и занесла в память живой картинкой на многие годы эту драматическую Сцену: на фоне черной пасти пещеры тлеют угли костра; вспыхивают светляками от порывов ветра, и светом пару ног, обутых в резиновые сапоги.

- Ты их похоронил?

- Нет, к жопе привязал и теперь ментам легко демонстрирую гимнастическое упражнение под названием "Колесо"... Конечно, похоронил! Чего спрашиваешь? Похоронил там же, но глубоко в пещере, где мы иконостас нашли, серебряный крест и эти книги. В алькове оставил, как полагается: "спите покойно, товарищи ноги, пусть пещера вам будет пухом..."

Г. скрылся из общаги также нежданно (и хуже татарина), прихватив с собой недельный запас продуктов нашей комнаты - что можно еще было простить, и две трехлитровые банки яблочного вина - чем подписал себе смертный приговор и проклятия в свой адрес. Некоторые проклятия венчали русский синтаксис такими словоформами, что случайно услышав их Г., пожалел бы о том, что в костре он обнаружил не свои ноги.

А Володя Няшкин с юр. фа-ка нашел в составе данного преступления еще и политико-идеологическую подоплеку и назвал Славку политическим преступником, выросшим из обыкновенного уголовника.

Он сказал:
" Еще недавно, даже самый гнусный пионер, получив случайно и ни за что подзатыльник, хоть бы и навалил в отместку огромную кучу под дверь обидчика, но никогда! слышите, никогда! не подтер бы себе задницу пионерским галстуком! "Он ведь с красным знаменем цвета одного!" Вот такой был советский пионер: правильный, воспитанный, идеологически подкованный. А сейчас что мы видим?

Я показал на стопу книг и признался в том, что Г. оставил их мне в подарок.

- Значит, надо разделить их по-честному и тем самым частично компенсировать нанесенный ущерб. С драного козла - хоть шерсти клок, так сказать.

- Может, все-таки лучше разделить поровну, - скромно предложил я, памятуя о том, что Няшкин на вино и продукты никогда денежный пай не вносил.

- Ну, не знаю, не знаю, - и отложив мне две книги, оставшуюся охапку затолкал под свою койку.

Одна книга называлась "Литургия" и ничего интересного из себя не представляла, а вот маленькая, затертая, сшитая суровой нитью, эта - да-а!

продолжение следует...