Сатирицид. часть 1-я.

Училка приходит жаловаться на Вовочку: «Ваш сын матерится в школе!» Отец ей: «А у нас все матерятся». Училка  подходит к люльке, - а в ней младенец,- спрашивает: «Все? И этот – тоже? Так у него зубов даже ещё нет!» «А это сто? ***, сто ли?» - говорит ребёнок и показывает училке звой единственный зуб.
  - Ещё про двужопое чудовище расскажи.
  - Время – ржать, и время – жрать. Может, во двор вернёмся? Лёшку Пончика крикнем. У него мать старшим товароведом работает. Обязательно он пожрать чего-нибудь вынесет.
  - Я лучше «кособрылку» буду жевать, чем у Пончика просить и унижаться. Пусть подавится своей мамашей! Кто-нибудь из вас у него дома бывал? У него в туалете красивее, чем у нас всех в больших комнатах. Хрусталя – на тыщу рублей. Ковры на полу. И живут втроём в двухкомнатной квартире. ****ь мой лысый череп!
  - Я в него, на спор, из поджиги стрелял с трёх шагов. Так он даже не почувствовал. У-у, жиртрест!
  - Ты бы лучше по бараковским «бритоголовым» стрелял! Они опять вчера на нашу поляну приходили в футбол играть.
  - Андрюха, ты скажи брату, чтоб ****юлей «бритоголовым» надавал. Обнаглели, суки, в корень! Пидоры вонючие!

  Брата Георгия  не имело смысла по пустякам напрягать. Его властная сила и авторитет нужны были для того, чтобы поддерживать во дворе значимость Андрейки.
  Кто-то из старших ребят, невзначай, пнул Андрейку под зад – пошутковать хотел. Андрейка  сразу бегом к брату со слезами обиды: «избили ни за что!»  Георгий никому брата не позволял обижать. Обидчику спуску не давал, наказывал сурово.
  Во дворе брата боялись и к Андрейке относились бережливо – даже старик из 64-ой квартиры, потому что знал, что Георгий – главный заводила во дворе. Всех пацанов научил в шахматы играть, в «буру» и «секу», создал футбольную команду двух возрастов, которую назвал «Метеор», вытребовал у профкома завода форму и второй год выигрывал со своими командами городской турнир на приз клуба «Кожаный мяч».
  Сам Георгий играл очень здорово. Посмотреть на его финты приходили даже взрослые. И отцу не раз говорили: «Природный дар у парня. В настроении может всю команду противника в одиночку обвести, а может с центра поля в «девятку» влепить пушечным ударом. Откуда что берётся?»
  Да всё оттуда! По утрам брат будил Андрейку, брал с собой на поляну, ставил в ворота и лупил изо всей силы по живой мишени – удар отрабатывал. Тяжёлый и жёсткий мяч бил по телу больно, часто – до онемения. Но Андрейка мужественно сносил издевательства брата, поскольку тем самым стоянием на воротах, «вратарствуя», он отбывал повинность.
  Дело в том, что для дворовой челяди брат установил жестокий закон: «Не материться! Не курить! Не мочиться за домами! Не лазать по заборам и в подвале без присмотра! Не пререкаться со старшими! Не…» В общем, не делать всего того, без чего дворовая жизнь теряла всякий смысл и свободу.
  На очередной волне популярности художественного фильма «Тимур и его команда» Георгий ловко прикрывался благими намерениями гайдаровских инициатив. С несколькими своими прихлебателями он захватил власть и отстроил новый жёсткий порядок-хунту.
  Захват власти осуществлялся регулярно, едва старшие пацаны заканчивали среднюю образовательную школу, вызревали до студентов и разъезжались по столицам областей и республик, оставляя младшим на растерзание вымученные и обкатанные годами правила и своды законов мирного сосуществования всей детворы четырёх домов.
  Но захват власти проходил всегда в строгом соответствии с заветами Владимира Ильича Ульянова (Ленина), то есть - с использованием любых средств в достижении цели.    
  Брат выбрал путь либерально-демократического централизма. Он созвал общее собрание и с деревянной горки, которая летом служила трибуной и «лобным местом» одновременно, обнародовал свой вердикт о пересмотре демаркационной линии и новом отмежевании нейтральной территории между вторым и третьим домами общего дворового хозяйства, тем самым подтвердив свои полномочия наследного вожака четырёх домов.
  По правде говоря, все четыре пятиэтажных дома обозначались числом семь, но каждый имел особенное дополнение, характерное для всех закрытых городов социалистического лагеря – ул. Фурманова, д.7, корпуса 1,2,3,4. Таким образом, в одном доме располагалось 320 квартир и четыре корпуса были придатками к одному Д. Фурманову. Сделано это было с целью ввести в заблуждение захватчиков из Атлантического блока.
  Лёнька Панин рассказывал, - а ему говорил двоюродный дядька, который работал в солидном заводском КБ, - что шпионов возле четырёх корпусов вылавливали каждую неделю. И дядька двоюродный сам не один раз принимал участие в поимке иностранных шпионов по своей служебной обязанности. (С пеной у рта Лёнька доказывал, что КБ – это Комитет Безопасности, а не конструкторское бюро, как многие ошибочно полагали).
  Дома, попарно, подъездами глядели друг на друга. В цоколе дома №7, кор. 1 располагался продовольственный магазин стратегических, наступательных продуктов; в кор. 2 обосновался Клуб «Юный техник», в кор. 3 – музыкальная школа, и в последнем, 4-ом корпусе – бесполезная жилищно-коммунальная контора, в которой украсть было нечего. Посреди двух пар домов, асфальтированным пятном с обнесённой стальной решёткой, обозначилась площадка, где юные техники испытывали модели гоночных автомобилей и аэропланов.
  Брат Георгий взял на себя смелость и перевёл ничейные земельные угодья в собственность детворы дома №7, корпуса 2 – Андрей с братом жили в этом доме – а взамен отвалил детворе корпуса 3 заболоченный пруд возле леса, размером с придорожную лужу.
  Все были рады. Недовольных пацанов из третьего корпуса не было. По опыту знали, что Георгий недовольных недолюбливал, спокойно мог отказать им, оставив в силе лишь первую часть своего вердикта.
  Было во дворе много провокаторов. Взять того же Лёшку Пончика, который постоянно подстрекал Андрейку свергнуть брата и подарить всем пацанам абсолютную свободу. Боролся за свои права Лёшка всегда и подбивал Андрейку:
  - Скажи про матерные слова брату. Без матерных слов как жить?
  Однажды Андрейка набрался смелости и спросил на общей сходке у Георгия:
  - А если ты выругаешься случайно?
  - С меня спрос вдвойне, - по Тимуровски объявил сходке брат, - но я не матерюсь! Кто-нибудь слышал хоть одно бранное  слово от меня? Нет! А с тобой я ещё дома поговорю, - указал он пальцем на Андрейку.
  « Значит, опять загонит под родительскую кровать, и будет воспитывать шваброй – чтоб больше не поддавался на провокации Лёшки Пончика».
  А ведь бранное слово Андрейка слышал от брата. Как-то младший Ботов разбил суповую тарелку из китайского фарфора, на что ему брат сказал: - Ух, ты, писька кочкорукая! Опят мне от мамы влетит!
  - Ага, ругнулся! Я всё маме скажу! Тебе вдвойне влетит!
  - Жалобщик ты известный. А что ты маме скажешь?
  - Это слово!
  - Какое?
  - Ага, нашёл дурака! Я скажу, а ты маме скажешь, что и я это слово говорил.
  - Какое?
  - На букву «П» начинается.
  - Писька, что ли? Так это я песню на немецком языке пел.
  - Не ври!
  - Клянусь хвостом цыганки!
  - Врёшь, и цыганки не боишься!
  - Что мне врать? Я даже спеть могу. Вот, слушай: «Айн, цвайн, даст ист опа! Фир, фюн, нихт эн попа!» И припев: «Их бин вас из даст писка! Гутен морген, писка, писка! Гут эн, писка, писка, писка! Гут пи-иска, пи-писка, пи-иска-а!»  Это – гимн немецко-фашистских захватчиков. В нём поётся о том, что фрицы захватили нашу землю, сожгли деревни и поля, увели в рабство бабушек, и сейчас сидят, пьют брагу, радуются, сволочи, добыче. А писка – это такое тайное оружие, которым они производят захватнические войны. Ты чего плачешь, Андрейка?
  -Представил, как нашу бабушку ведут в плен немецкие фашисты.
  - Не реви. Нашу бабушку никакой пиской не захватишь в плен.
  Всё-таки вечером маме пришлось рассказать про письку, поскольку Андрейку мучил вопрос о статистике пленения бабушек в годы Великой Отечественной войны.
  Мама долго и заразительно смеялась, потом отлупила веником Георгия.
  - Я не в обиде, - обычно, после экзекуций, Георгий хитроумно принимал извинения младшего Ботова. – Тебя в раннем детстве петух в темечко клюнул. С тех пор ты такой! Но ты не забывай, что родители завтра утром уйдут на работу, а мы с тобой останемся вдвоём. И кто-то из нас тогда повеселиться. Потешится! Не знаешь, кто?
  И опять Андрейке приходилось составлять планы действий на следующее утро:
  7.50 – подъём, туалет.
  8.00 – завтрак. Чай, хлеб.
  8.10 – обувание сандалий. Обязательно застегнуть все ремешки.
  8.15 – осторожный подход к кровати брата.
  8.17 –  удар в плечо, крик: «На-кася, выкуси! Поймай меня!», плевок в лицо или грудь брата, спешный побег из дома.
  Дальше – по обстоятельствам, пока не поймают.
  Доносчиков и соглядатаев-жополизов  в свите старшего брата было предостаточно. Выслужиться перед ним и получить законное вознаграждение – например, футбольную форму команды «Метеор» - хотели многие.
  Отлавливали «тимуровцы» Андрейку быстро и приводили на экзекуцию к брату, точно овцу на жертвенник.
  Был и второй план действий – привычный, но унижавший достоинство пацана:
  9.00 – подъём под молчаливым и неусыпным контролем старшего брата.
  9.30 – плотный завтрак.
  10.00 – с повинной головой, которую, как известно, меч не сечёт, короткое признание: «****ец котёнку –срать не будет! Вот, матюкнулся, делай со мной всё, что хочешь».
  10.15 – совместная установка графика отработки за матершину – на воротах, в качестве живой мишени или пятидневная уборка квартиры и регулярный вынос мусора.
  Преимущество второго плана действий было очевидно. За матерные слова брат наказывал Андрейку незатейливо, потому что понимал, как непросто младшему Ботову переступить себя и добровольно пойти на самоунижение перед своими сверстниками, то есть, закрыть рот и ни с кем не разговаривать вообще.  Иногда прощал сразу же, иногда пропускал мимо ушей матершину, вдоволь потренировавшись на живой мишени.
  По первому же – наказание зависело от настроения брата: мог запретить ребятам - брать с собой Андрейку в лес или на речку, а мог запросто дать команду не играть с младшим и не разговаривать три дня – под страхом лишения всех дворовых демократических прав. Имел на это все полномочия. А непослушных наказывал с особой изощрённостью – общим собранием, в лице себя, лишал дворовой прописки, и вчерашний, свой в доску пацан, становился гусеницей в муравейнике.
   Георгия боялись.  Тем интересней и опасней Андрейке было плести интриги против брата и зарабатывать на рассказах о нём дешёвый авторитет. Подробности и мелкие детали домашнего быта и привязанности старшего брата вызывали неподдельный интерес у пацанов. Слушали, открыв рот, вынуждая Андрейку на ходу выдумывать и приукрашивать своё значение и принижать достоинства Георгия:
  - Брат у меня, конечно, умный и сильный, владеет джиу-джитсу, самбо и смертельными приёмами каки-мяки, но победить его можно.
  - Можно победить, если бы – не «каки-мяки»!
  - А что, что? Что такое «каки-мяки»?
  - Страшные приёмы борьбы. Одной рукой он берёт тебя за сраку, поднимает на уровень живота, а другой шинкует позвоночник ребром ладони. Вот так: ха-хо-хе, каки-мяки,