понадобится.
Подполковник, явно обрадованный бесконфликтным мужским решением обоюдной проблемы, впервые прямо взглянул на догадливого подчинённого и твёрдо пообещал:
- Я сам тебя устрою на хорошую работу, - попытался тем самым смягчить вынужденную подлость.
- Не надо, - отказался привередливый шофёр, - ответственные решения предпочитаю принимать и выполнять самостоятельно.
Директор снова вернул карандаш обеспокоенным пальцам. О главном договорились, осталась ещё одна маленькая проблемка.
- Тобой заинтересовались в НКВД.
Вот оно! – одновременно отозвалось и в сердце, и в голове.
Подполковник в ответ на услугу предупредил об опасности.
- Запросили характеристику. Есть серьёзные причины?
Владимир скупо рассказал об аресте хорошего знакомого, с которым никаких взаимоотношений, кроме соседских, не имел, и в чём причина ареста соседа и интереса к нему, Владимиру, не знает и не догадывается.
Кадровый штабист-фронтовик был предубеждённо настроен против деятелей СМЕРШа, отиравших углы штабов и настырно вмешивавшихся во всё, выискивая врагов в наименее опасной обстановке. Он хорошо знал, сколько безвинных, несдержанных на язык, пострадало из-за неумеренного рвения сине-малиновых героев тыла, увешанных боевыми орденами, скольких они услали туда, куда Макар телят не гонял, только за то, что те оказались рядом с подозреваемыми и не донесли, облегчая работу бдительных стражей внутреннего фронта. Шофёра он им не сдаст в память о Татьяне.
- Свободен, - отпустил он Владимира.
И когда тот ушёл, подвинул к себе характеристику, сочинённую Филоновым, в которой в соответствии с наводящими вопросами следователя Вайнштейна были выпячены политическая вялость и неустойчивость шофёра, недопонимание им значения трудовой дисциплины, нежелание работать в комсомоле, скрытность и противодействие руководству базы, привёдшие к обострению отношений с главным механиком, безвременно погибшим от рук такого же неустойчивого морально и недисциплинированного в труде осуждённого работника, и т.д. и т.п. Директор брезгливо смял служебный донос-характеристику, в которой ретивый кадровик, держащий нос по ветру, намеренно забыл отметить производственные инициативу и дисциплинированность Васильева, его постоянную заботу о технике и прекрасные водительские качества, позволяющие перевыполнять трудовые задания, что, как и настоящий героизм на фронте, для смершников не представляет интереса. Смял и бросил в мусорную корзину, где ядовитая бумага как змея начала медленно с шипением разворачиваться, не смирясь с тем, что не удалось ужалить. Чётким, почти каллиграфическим почерком и почти без помарок, так, как он писал скорбные уведомления с фронта, кратко и точно подполковник написал свою версию характеристики шофёра, в которой не было отрицательных пунктов, а были подчёркнуты трудовой энтузиазм и профессионализм, верность Родине, народу и советской власти, и что он, кадровый офицер, разбирающийся в людях, готов с таким идти в разведку. С удовлетворением представил недовольное лицо следователя, уверенно расписался, вызвал секретаршу и распорядился немедленно отпечатать и выслать нарочным по запросу.
А Владимир, выйдя от директора, набрался духу поощрительно улыбнуться Ирине и отправился выполнять приказ. Встретившийся в коридоре Филонов прошмыгнул по стенке, сверкнув лысиной, не взглянув и не поздоровавшись, окончательно поставив крест на непонятном и тем опасном работнике, неспроста заинтересовавшем следователя НКВД.
Дома Сергей Иванович неожиданно оказался не один и не с бабкой-сиделкой. За кухонным столом напротив сидела Лида, оба сияли улыбками и повлажневшими глазами, увлечённые не столько остывшим чаем и не столько беседой, сколько безмолвным тайным разговором на вечную тему отношений между мужчиной и женщиной, понравившихся друг другу с полуслова, с полувзгляда. Они даже не поинтересовались, почему Владимир явился не вовремя, предложили присоединиться к чаепитию и не возражали, когда он, естественно, отказался, сославшись на дефицит времени, и снова занялись только собой, отгородившись ото всего на свете. Налицо действовала теория жизни экспедитора-оптимиста – жить сегодняшним днём без оглядки на завтрашний. Сергей Иванович напрочь забыл об одной сердечной болячке, получив другую, забыл, что счастливый день может оказаться последним свободным. Сейчас его ничто не интересовало, кроме женщины, сидящей напротив – свойство отключения от второстепенного, присущее цельным людям с выработанным устойчивым характером и чистой доверчивой душой, чего не хватало постояльцу, мятущемуся в неуверенности и сегодняшнего дня, и завтрашнего тем более. Он не умеет так искренне отключиться от грозной опасности, не умеет забыть о спасении собственной шкуры. Вдруг одолела обида на хозяина, легко сменившего «сынка» на «жёнку», и ещё больше укрепила исчезнуть не только для русской контрразведки, но и для этих, забывшихся за столом.
Не думал он, не гадал, что придётся ещё раз воспользоваться заброшенными элегантным костюмом, белоснежной рубашкой и щегольскими полуботинками, когда-то любовно приобретёнными Мариной. Стало жалко вернувшихся хороших вещей. Внутренний карман пиджака оттягивали чужие ордена и медали и один, честно заработанный немцем и американским шпионом. Парадный выход подразумевал – при орденах. Где-то в архивах у американцев дожидается Железный Крест, выданный немощной дрожащей рукой погибающего диктатора. Вот бы нацепить до кучи – и на конференцию. А потом – прямиком к Вайнштейну. Нет, стоит подождать, когда появится в дополнение к ним американский орденишко. Должны же янки как-то отметить верную службу агента! Эффектно будут выглядеть рядом три разноплемённых ордена: немецкий, русский и американский. Владелец всем служил усердно: и нашим, и вашим. Владимир взвесил награды в руке и небрежно бросил в раскрытый чемодан – там им место. Они украшают воинский китель и уродуют штатский пиджак, полупрячась за отворотами и оттопыривая борта, да ещё звякают при каждом шаге как у породистой собаки на шее. И постоянно напоминают о том, что следует отложить в дальнюю память, чтобы жить наново. В чемоданах и глубоких ящиках – самое им место.
- Я ушёл, - предупредил он славную парочку, проскакивая мимо, чтобы не разглядели праздничного наряда и не стали допытываться, что да зачем. А им, погружённым друг в друга, и дела до него не было.
- Уже? – равнодушно уронил Сергей Иванович, не убрав улыбки, предназначенной не квартиранту.
- Возможно, к обеду буду, - на всякий случай определил им время Владимир от самого порога.
- Обязательно приходите, - смущённо-радушным голосом по-хозяйски пригласила вслед Лида, - накормлю чем-нибудь вкусненьким, - она будущим обедом пыталась скрасить вину за пренебрежение к третьему лишнему.
Мстительно, по-детски, не ответив, Владимир вышел во двор: надо было спрятать собранный в бега узелок. Для него нашлось укромное местечко внизу поленницы – можно будет при необходимости взять, не заходя домой.
Выделяться пижонским видом в рабочий день было непривычно и неуютно, и примерный комсомолец, как мог, торопился на молодёжный форум, чтобы не мозолить глаза рабочему люду, вкалывающему на стройках не языком и задницей, а руками.
- 2 –
У входа в клуб Победителей, принадлежащий НКВД, где под удобным доглядом собирались сливки городской молодёжи, чтобы ударными речами и призывами ускорить восстановительные работы, встретил Тарабань, одетый, в отличие от шофёра, в строгую полувоенную форму с двумя значками на груди – ВЛКСМ и облупленного Ворошиловского стрелка.
- Чего не зашёл? – проворчал сердито и, не ожидая оправданий, всунул в руки бумажку, объяснив: - Прочтёшь, если вызовут: здесь всё о достижениях базы за 9 месяцев и о работе нашей организации. – Он немного помялся и добавил, уклончиво поглядывая на Владимира: - Отметь, что успехи комсомольцев были бы значимее, если бы была настоящая поддержка от партийной организации. Вспомни, к слову, свою историю с главмехом и то, как юлил Филонов, не защитив тебя и не осудив Шендеровича. – Свежеиспечённый кандидат в члены ВКП(б) заранее готовил плацдарм в кандидаты секретаря парторганизации.
- Я не сумею о себе, тем более на людях, - отказался недисциплинированный комсомолец, - почему бы тебе самому не сказать?
- Слова не дадут: регламент, - поморщился Тарабань.
Резко и настойчиво зазвенел звонок.
- Пойдём, - заторопился Василёк, обиженно хлюпнув носом, - учти: Емеля на тебя бочку катит перед новым директором. Тебе – в президиум, - подсказал заботливый молодёжный вожак.
«Здесь все начальнички», - подумал Владимир, - «несмотря на только что закончившуюся войну и необходимость объединения, чтобы быстрее справиться с разрухой, катят друг на друга бочки, какие по силам, давя попутно и ни в чём не повинных работяг». По нему, Владимиру, такую бочку уже прокатили, а филоновская проскочит мимо.
Он подождал, пока два ряда президиума заполнятся, и примостился на неудобном крайнем стуле во втором ряду. Свежезавитая, чрезмерно наштукатуренная и кроваво наманикюренная девица в белой глухой блузке и чёрной плиссированной юбке отметила на бумаженции последнего из комсомольского олимпа, положила список перед председательствующим первым секретарём, сияющим значительностью события и золотой звездой Героя, и величаво сошла в массы, дав тем самым сигнал к началу работы конференции по звучно бьющей теме: «И в мирное время подвигу – быть!».
Немного освоившись на своём «сбоку припёку», Владимир с любопытством взглянул в глухо волнующийся зал и поразился, увидев почти сплошь разношёрстную гражданскую публику, не более чем на четверть разбавленную группками военных. Для него привычнее были дисциплинированные собрания мундиров и униформ без внешних и внутренних индивидуальностей содержимого, тогда как здесь, несмотря на громкие призывы и увещевания вожака, ни о какой унификации, порядке и дисциплине и речи не было – полный бардак. Воочию проявился образ русской жизни. Наконец, более-менее угомонились, продолжая тихо переговариваться и пересмеиваться, нисколько не увлечённые интересной темой, а только возможностью пообщаться, поближе познакомиться, показать себя и поглядеть на других. Пришлось секретарю, напрягая голос, обрадовать началом, призывать к тишине, не тянуть волынку, активно обсудить: быть мирному подвигу или не быть, и окончательно и бесповоротно, раз и навсегда утвердить: быть! Потому что вся история советского государства пестрит героями молодёжного движения – он перечислил целую плеяду таких, но Владимир знал только Корчагина и не был уверен, что это достойный для подражания герой – а подвиги свойственны молодым, инициативным и сильным, становящимися маяками жизни и труда, и чем больше их, тем короче и яснее дорога в коммунистическое будущее. В таком же духе он настропалял собравшихся ещё минут десять и, решив, что все прониклись идеей «быть», и дискуссия потечёт в нужном одностороннем направлении, предложил желающим выступить и поддержать неоспоримый тезис. После нацеленного курса дискуссии внутренняя обособленная жизнь зала
