Пришлось взять.
Когда дамы намылись, они с дедом были уже слегка навеселе, и, как ни в чём небывало, смотрели телевизор.
- Чего вы так долго? – спохватился якобы Степаныч, подымаясь. – Заждались уже.
Хозяйка обвела их опытным взглядом, но ничего не сказала. Полина улыбнулась во весь рот. Шёки её полыхали влажным румянцем, волосы на затылке были стянуты в узел.
Женщины уже передохнули в предбаннике, остыли, наговорились, и сразу стали налаживать на стол. Полина порхала перед Пашкой, искоса посматривала на него и переглядывалась с бабушкой. Та, казалось, сосредоточилась на чём-то высоком, была строга и серьёзна.
Полина села рядом. Молча выпили по одной. Степаныч налил ещё.
- Что-то сидим, как на похоронах, - невесело заметил он, протягивая руку за маринованными грибами, - хоть скажите что-нибудь.
- Как ляпнешь, чего не надо, - с негодованием поморщилась Дарья Петровна, и повернулась к Полине: - А вот и скажу, – решительно заявила она. – Внучка наша учёбу заканчивает, хочет сюда приехать, деток учить. А там, может, и свои заведутся.
- От Петра, что ли? – встрял дед.
- Зачем от Петра? – спокойно пояснила Петровна, скользнув взглядом по Пашкиному лицу. – Здесь найдёт себе, или у нас женихов нет?
- Есть, - прогудел Степаныч. – Ты да я, да мы с тобой. Ты уж лучше прямо скажи, что хочешь их с Пашкой поженить. Чего тянуть-то?
Жених с невестой невозмутимо сидели, скромно устремив взоры на стол, и невинно жевали.
Хозяева переглянулись.
- Дед, подлей-ка им, а не то уснут.
Пашка с готовностью поддержал хозяйку.
… - Мы вот что думаем, Паша, - после недолгой паузы мягко продолжил дед. – Плохого о тебе мы ничего сказать не можем, это я тебе честно говорю, как на духу, только хорошее. Да любого спроси в деревне, все так скажут, - махнул он рукой.
- Да, да, - поддержала Петровна.
- Полина тоже хорошо к тебе относится, сам видишь, так что давайте, сходитесь и живите. А там как Бог даст. Нравится тебе Полина?
Пашка посмотрел на неё. Заметив краем глаза его пристальный взгляд, Полина зарделась и на миг просияла ему своими глубокими карими очами. Да, она ему очень нравится!
Степаныч уловил важность момента, и довольно усмехнулся:
- Вижу, вижу, - и поднял руку: - Ну и добро! Давайте выпьем за это!
…Сидели и смеялись довольно долго, почти до самого вечера. Уже и пить перестали. Давно уже спало напряжение, все расслаблено гоготали и говорили, каждый о своём. Старики вспоминали прошедшие годы, молодые тоже, и рассуждали о будущем.
Пришло время, и Пашка засобирался.
- Проводи, - шепнула бабка Полине.
- Угу, - с готовностью согласилась та… и как ушла, так и пропала. Да старики и не ждали, легли без неё, догадались, чем дело кончилось - ведь сами подбивали, - и в душе лишь тихонько молились: «только бы всё сложилось…»
Бог молитву услышал.
Уже около месяца, как молодые открыто жили вместе. Вся деревня знала об этом, но особо мозолить языки было не о чем, т.к. к Пашке здесь относились довольно доброжелательно, и народ воспринял это событие, как «само собой разумеется».
Полина готовилась к защите дипломной работы и большей частью просиживала за учебниками. Пашка раздобыл у Степаныча старенькую курковую двустволку, и тоже допоздна задерживался на переправе.
Работы к этому времени прибавилось. Время большой воды подходило к концу, речка мелела, и вскоре готовились восстанавливать мост. Потихоньку подвозился строительный материал, складировался на берегу, Пашке дали напарника и работали они посменно - днём были паромщиками, а ночами караулили это добро. Его уже оформили в лесхозе трактористом и начисляли зарплату. Вроде как с женой живёт.
И уже ближе к вечеру, в один такой день подъехал участковый. Дежурил как раз Пашка. Петро оставил свой «УАЗ» и направился к нему.
- Живёшь, значит, - не подавая руки, процедил он.
- Живу, значит, - в тон ему ответил Пашка.
- Ну давай, вези.
Ни смотря друг на друга и ни говоря ни слова, они переплавились через речку. Участковый сошёл на берег, остановился, пристально вгляделся Пашке в лицо, словно пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь, и не оглядываясь, зашагал в деревню. Пашка проводил его обеспокоенным взглядом, но тут же взял себя в руки: «по работе, наверное».
…Полина сидела за столом, листала книгу и смотрела в окно. Во дворе уже сгущались сумерки, вдали, уцепившись за неровный край тайги, медленно опускался бронзовый закат. Пашка до утра заступил на дежурство, и, наверное, опять притащит кучу уток. Полина не любила эту пахнущую рыбой живность – с детства приелась, но Павел, казалось, не замечал этого и ел с удовольствием.
Она включила телевизор и прилегла на кровать.
Щёлкнула калитка. Кто бы это мог быть? Наверное, Дарья Петровна. В сенях скрипнула дверь. Полина поднялась и пошла навстречу.
В дом ввалился участковый. Он был сильно пьян, в кармане синей милицейской шинели торчала горлышко бутылки.
- Здравствуй, Поля.
- Здравствуй, - не сразу нашлась она. – Тебе чего здесь надо?
- В гости пришёл. Не ждала?
- Нет, конечно. А зачем?
- Ну, зачем в гости ходят? Посидеть, выпить. Вот.
Он пошарил пьяной рукой, вытащил бутылку, нетвёрдой походкой прошёл к столу, поставил её. Подвинул стул, уселся рядом. Полина тревожно смотрела на изрядно поддавшего участкового.
- Петро, уходи давай. Сейчас Паша придёт, что он скажет…
- Не придёт, - тряханул тот головой, - я знаю.
- Ну, тогда уйду я.
Полина не знала, что ей делать и как выпроводить непрошеного гостя.
- Подожди, Полина, не уходи, - в его голосе зазвучали нотки мольбы. – Обожди. Я уйду скоро. Присядь.
Она присела на край кровати.
Участковый пошарил глазами, поднял на неё туманный взгляд, хотел что-то сказать, но поморщился, словно сожалея о чём-то, небрежно махнул рукой, взял бутылку, сделал несколько глотков и поставил обратно.
- Ну скажи, чем он лучше меня? – вдруг обиженно уставился он куда-то в пол. – Я что, урод какой-нибудь? Скажи, пожалуйста, я пойму.
Полина не знала, что ответить.
- Ну что ты молчишь? Ведь накипело уже, - яростно ткнул Петро себя в грудь. Наклонился, схватил бутылку, сделал ещё несколько глотков.
- Приехал, видите ли, - зло прищурился он, переводя дыхание, - и всё ему, как на блюдечке с голубой каёмочкой. Накося! – резко согнул он руку в локте. – Выкуси! Святоша.
Петро тяжело дышал, и о чём-то думал, погрузившись в себя.
- Нравишься ты мне, Полина, - вдруг обмяк он, - и я хотел взять тебя, к себе. А как всё обернулось…
- Другую возьмёшь, Петро, их у тебя много.
Он горько усмехнулся.
- Э, да что они, - махнул он, - кроме тебя мне никто не нужен. Да мы с тобой, да ты бы у меня…
Он начал размахивать руками, доказывая, как прекрасно они будут жить и что у них будет, если она согласится стать его, что у него в городе имеется квартира, которая давно ждёт их, они непременно переедут туда, он сразу уволится и найдёт себе другую работу, а она может спокойно сидеть дома… В порыве своей неуёмной страсти и слезливой любвеобильности он подсел к ней, на край кровати, и всё говорил и говорил, всё больше распаляясь и входя в раж от своей пьяной болтовни, пылких слов и признания в любви…
Полина вся сжалась и молча сидела, испуганно слушая пьяного Петра, который всё больше хмелел и молотил языком что попало, не контролируя себя.
Она хотела встать и уйти, уже не веря, что Петро оставит её в покое, но он схватил её за плечи и усадил на место.
- Сиди.
- Петро, ты что? Пусти, - стала вырываться она.
- Ты будешь моей? – дыхнул он перегаром.
- Нет! Пусти, говорю!
Петро навалился на неё, подмял под себя.
- Значит, нет, - рычал он, - значит, ему всё, а мне ничего.
Он зажал ей ладошкой рот, надавил коленом, и стал рвать одежду.
- Н-е-е-т… - заламывая ей руки, хрипел он, тяжело дыша,- не так всё просто, как ты думаешь, от меня так легко не избавишься!
Полина яростно сопротивлялась, царапала ему лицо, пыталась кричать - но куда ей одной справиться с разгорячённым спиртом и потерявшим разум от терзающей его досады и жгучей обиды стражем народа! – и она лишь бессильно билась раненым птенцом в пьяных лапах почуявшего дичь хищника.
…Расслабленный насильственной любовью, лишённый сил Петро, раззявив рот и осклабившись в храпоте, быстро погрузился в глубокий бесчувственный сон.
Полина набросила на себя одежду, схватила пальто, и выскочила из дома. Она знала, куда ей бежать. К мужу.
Пашка сидел на берегу возле костра и разделывал к ужину утку. Было почти темно, на тусклом небосводе уже мерцали первые звёздочки. Он взглянул на безлюдную, освещенную месяцем дорогу, и сразу приметил такой узнаваемый и родной образ своей любимой. Он сунул за голенище нож и поспешил навстречу.
- Полина, что случилось? – заподозрил он недоброе.
Всегда аккуратно уложенные волосы её были растрёпаны, взгляд заплаканный, сама она стояла жалкая и потерянная. В глаза бросились тёмно-синие разводы на шее, словно её душили. Он распахнул пальто, увидел разорванный ворот платья, и всё понял.
- Кто? – спросил он, задыхаясь.
Полина подняла к нему мокрое от слёз лицо.
- Петро, - чуть слышно, виновато произнесла она.
Она рассказала всё, как было. Пашка стоял, смотрел на неё, и молчал. Потом вытер ей слёзы, и проводил к костру.
- Побудь здесь, я скоро. И ничего не бойся.
- Ты куда? – вскинулась она.
- Я сейчас приду, ты не беспокойся.
- Паша, не ходи! – почти выкрикнула она, догадавшись, куда он направляется.
- Я скоро, скоро… - успокаивал он её, удаляясь.
Полина села, обхватила голову руками.
Пашка шёл, не замечая ни дороги, ни времени, и скоро очутился возле своего дома. В окнах горел свет. Он щёлкнул щеколдой, подошёл к двери. Сердце бешено колотилось, тупая злоба затуманила глаза. Он не знал, что сейчас будет, как и о чём разговаривать с Петром. Да и стоит ли?
Дверь резко отворилась. Перед Пашкой в упор блеснул милицейский погон Петра. От него сильно разило перегаром, он был очень пьян.
- А, ты, - хмуро произнёс участковый, увидев его перед собой. – Притащился, значит. А где Полина?
- Зачем ты это сделал, гад?
- А чтоб знала и другим передала, - единым дыханием зло прошипел Петро, напирая на него. - А ты пшёл отсюда, или я и тебя достану, гнида!
Он протянул руку, пытаясь ухватить Пашку за грудки.
Тот машинально выхватил из-за голенища нож, и коротко ударил им в грудь Петра, как раз в то место, где находится карман, с левой стороны.
- Ты…! – выпучил Петро глаза, но сразу как-то обмяк, закачался, и без звука рухнул на землю.
Пашка вытер об него лезвие, сунул нож за голенище, и не таясь, по улице, не замечая ничего вокруг, пошёл обратно.
Он возник из темноты неожиданно. Подошел к Полине, сел рядом. Ничего не говорил, только пространно смотрел на огонь, и молчал. Она поняла: что-то произошло.
- Что у вас было?
Он продолжал молчать. Она посмотрела ему на руки, потом в глаза.
- Ты убил его? – догадалась она.
Ответ последовал не сразу. Через минуту он покаянно признался:
- Да. Он сам полез, я ничего не мог поделать.
Полину не удивил его ответ. После того, что с ней случилось, она не испытывала никаких эмоций и жалости к Петру, было лишь отчаянье за Пашку и себя.
- Дура я, - всхлипнула она, - что я наделала… Зачем сказала … Что сейчас будет… Ведь посадят тебя…
- Посадят, да не сейчас, - решительно заявил Пашка. В глазах его мелькнул осмысленный огонёк. Он что-то обдумывал. – Правильно сделала, что
