хорошее, чистое, открытое лицо. Она неловко смотрела на него и растеряно моргала.
- Да ты не бойся, - с иронической улыбкой, убедительно добавила она, - медичка я. Здесь, в больнице медсестрой работаю.
Она подхватила его под руку и укоризненно качая головой, повела в комнату.
Утром Пашка особо не спешил подниматься. Он долго ворочался с боку на бок, рассуждая, что имеет полное право бездельничать, по крайней мере, неделю. Отгулов накопилось предостаточно. Рита уже упорхнула к своим больным, и он сладостно потянулся, вспоминая прошедшую ночь.
После обеда он всё же решил зайти в кабинет начальника партии.
- Наконец-то, - недовольно встретил его тот. – Я уж думал сам к тебе наведаться. Как спалось?
- Хорошо.
- Для чего тебя сюда прислали, знаешь, - сразу приступил он к делу. – Сегодня должен прибыть напарник твой, Фролов, знаком с ним? Вместе погоните трактор.
Пашка улыбнулся. С бывшим старателем Фроловым он знаком очень хорошо. Одно время они вместе попали на один участок и не вылизали оттуда до зимы. Тот никогда не раздевался и ходил постоянно в одной и той же робе - блестевшей от мазута телогрейке и таких же ватниках. Он так и спал, не раздеваясь, где придётся – летом в тракторе, зимой – в каком либо тёплом доступном месте найдёт укромный уголок, там и завалится. Была ли у него сменная одежда и куда он её девает – никто не знал. Неприхотливый к жизни человек.
Пашка заметил у него одну особенность: после бани Фролов надевал на чистое тело довольно грязное и не стираное, наверное, с самого заезда, трико, на них натягивал новые белоснежные кальсоны, во всём этом залезал в блестевшие от мазута ватники и ходил так до новой бани, которая удавалась не часто. Но работал, как чёрт.
Одно время зимой начальство надумало перегонять буровые на новый участок, километров за семьдесят, и Фролов получил задание за ночь срочно соорудить бульдозером через речку, метров тридцать от берега до берега, переправу. Надо было нащупывать места, где по льду могла пройти тяжёлая техника. Но лёд выдерживал не везде, бульдозер ухал передком в воду и висел задней частью надо льдом, который каким-то чудом держал эту рычащую махину. Фролов опускал лопату, трактор выравнивался и он давал задний ход. В образовавшийся проём нагребал с берега смесь снега с камнем, благо речка была неглубокая, и всё это укатывал и утрамбовывал гусеницами. Снег, насквозь пропитанный влагой, на морозе леденела до плотности бетона, и, заделав одно место, он таким же манером продвигался дальше.
Как он умудрился не утопить трактор, но поутру взору изумлённых работяг предстала изогнутая дугой, довольно широкая переправа.
Пашка припомнил этот момент и невольно подумал: «с этим не пропадем».
- Всё понял? – спросил начальник и сразу добавил. – Ну, если всё, то завтра утром за работу.
- Как завтра? – зароптал Пашка. – У меня же отгулов накопилось.
- Отдохнёшь, успеешь. Ты же видишь, народа нет, кабину некому на трактор поставить, а ты говоришь.
- Так уж и некому.
- Люди здесь долго не задерживаются, сам знаешь. День-два и в поле.
- А один я что сделаю?
- Но что-то ты всё же сделаешь! – рубанул ребром ладони начальник партии. – А то смотри, - понизил он голос, - мы никого не держим.
Пашка ничего не ответил и вышел.
Обдумывая последние слова своего начальника, ему припомнился случай, который почему-то врезался в память и стал поистине «притчей во языцех», и долгое время являлся поводом для злословий и ехидных колкостей в бригаде.
В прошлом году зимой к ним на буровую прилетал главный инженер всей экспедиции. То ли с проверкой, то ли ещё с чем. Но ценные указания он привёз, это Пашка точно запомнил.
Работал он тогда помощником бурильщика в ночную смену, по двенадцать часов каждый день. Работы хватало. Пока бурильщик стоял за рычагами и сверлил недра нашей Родины, пом.бур должен был колоть дрова, чтобы держался огонь в печи помещения буровой, в топке двухметрового железного бака на улице, в который насосом из скважины подавался раствор вместе со шлаком, т.е. измельчённой каменистой породой, вычерпать излишки этого шлака и заодно кидать в бак снег, который и являлся этим самым раствором.
Во время этого надо было не проспать подъём снаряда, выдолбить кувалдой керн, разложить его по ящикам, собрать и опустить снаряд в скважину и снова бежать к баку.
К концу смены так уматываешься, что еле ноги тащишь, да и пальцы на руках скрючивает по форме черенка лопаты, что с трудом разгибаешь их.
Утром перед завтраком собрали всю бригаду. Главный инженер речь говорил. Речь шла о том, чтобы ускорить рабочий процесс, прибавить план, что у них там в конторе что-то не сходится, то ли дебит с кредитом, то ли наоборот. Вообщем, прибавить скорости в работе.
- А картошку почему не присылаете? – не в тему задал вопрос один несознательный буровик. – На консервах много не наработаешь.
Да, они там это понимают, но пока нет такой возможности, да и зима, помёрзнет всё (хотя сам прилетел пустым рейсом, мог бы мешочек прихватить).
Ну, а поднажать надо бы, ребятки. А если кто-то чего-то недопонимает, или не согласен, то таким место все знаю, где.
- Где? – простодушно спросил кто-то.
- В сумасшедшем доме, - язвительно пояснил главный инженер и, довольный сам собой, громко расхохотался, однако пристально оглядывая остальных.
Кто-то в ответ улыбнулся, кто-то ухмыльнулся, но большинство сидели с непроницаемыми лицами, осмысливая слова своего руководителя.
«Тьфу ты! - сплюнул Пашка. – Лезет в голову всякая чушь».
Он постоял немного и направился в посёлок купить что-нибудь съестного.
На другой день всей стране объявили траур. Скончался самый главный начальник самого великого, гуманного и справедливого государства в мире. Пашка поначалу усиленно тужился, пытаясь выдавить слезинку, уж больно родным казался ему умерший, но та почему-то упорно не хотела показываться, и, поморгав сухим глазом, он вдруг ощутил в голове крамольную мысль: а в честь чего он должен слёзы лить? Ведь умерший не доводился ему родственником, да и видел его Пашка только в телевизоре, где, судя по пламенным речам покойного, во вверенной ему стране с каждым годом что-то постоянно выполнялось и перевыполнялось, благосостояние народа всё повышалось и повышалось, с каждой пятилеткой жизнь становилась все лучше и прекраснее.
После таких речей Пашка с недоумением оглядывался вокруг – а где оно, лучше-то? Что было, то и есть. Как стоял его серенький неказистый городишко с ухабистыми дорогами, так и стоит, ничего нового, как жил он в своём давно списанном и снесённом, судя по документам, бараке, так и живёт, лишь местные слуги народа иногда заглядывают и пересчитывают жителей, надеясь, что часть перемрёт, часть разъедется, всё меньше хлопот; как было во всех магазинах одно и то же, так оно и есть, только прилавки с каждым годом становятся всё скуднее. Стоят стройными рядами стеклянные банки с соками, да кое-какие консервы. Крупы почему-то стали исчезать. От такого благополучия народ стал запасаться мешками с продуктами, до лучших времён. Тётка Пашкина целый склад у себя дома соорудила, и двери навешала.
Пашка даже слегка ужаснулся самого себя, испуганно втянул голову в плечи и воровато оглянулся – не подслушал ли кто тайком его мыслей, не разгадал ли зорким глазом его преступных дум?
Навстречу попался шофёр. Пашка не усмотрел в лице у того и малейшего намёка на какую либо печаль. Тот вёл себя довольно спокойно, но было заметно - он что-то знает, из глаз его живо сквозила некая весть и явное желание донести её до окружающих.
- Слышал? – уставился он в упор на Пашку.
- Слышал.
- Что сейчас с нами будет-то…- протянул он, качая головой.
Пашка пожал плечами. Он тоже не знал, что сейчас с ними будет.
- Надо бы помянуть человека, ведь такое горе.
Пашка с готовностью согласился.
В магазине было немногочисленно, но народ уже был в курсе событий и выражал мнение на главную тему дня.
- Господи, что сейчас будет-то, - услышал Пашка знакомые слова, - ведь пропадём теперь.
- Кабы война не приключилась. Аж страшно. Вдруг Америка попрёт.
- Да, да, не дай Бог.
- Что вы тут канитель разводите! – встрял какой-то мужик. - Накаркаете ещё. Нового правителя выберут, мало их было на нашу шею, что ли?
Слушая, о чём судачит народ, они прикупили две бутылки водки, немного закуски.
В общежитии, с полной уверенностью, что имеют полное право достойно проводить усопшего в последний путь, напустив на лицо лёгкий налёт грусти, в котором угадывалось лишь желание выпить, благо, повод подвернулся подходящий, они торжественно уселись за стол.
Только немного разговелись, ввалился механик.
- А вы чего прохлаждаетесь, почему не на работе?
- Так ведь помер…- недоумённо развёл руками шофёр. – Траур.
Механик упёрся взглядом в стол и заинтересовано затоптался.
- Траур не траур, а кабину ставить надо, - мягко сказал он, поглядывая на Пашку. – Тебя завтра отправлять хотят.
- Как завтра? – опешил тот. – Одного, что ли?
- Одного, - хмуро пояснил механик. – Фролов с отпуска никак выйти не может, всё ещё гуляет. Дорогу ты знаешь, снарядим, как положено, рацию дадим.
- Один не поеду, - затопорщился Пашка, - хоть убейте.
- Понадобится, убьём, - шутливо отозвался механик. - Ты это не мне говори, а им, - иронически ухмыльнулся он, ткнув пальцем в сторону конторы. – Мне что велено передать, то я и говорю.
Шофёр покачал головой.
- Они чего там, ошалели? На дворе почти зима, техника старьё, он что, в тракторе спать должен? Куда одного, такую даль, ведь по инструкции неположено, ты же знаешь.
- Знаю. Палатку дадим.
- А в ней что, жара?
Вопрос остался без ответа.
- Давайте лучше товарища помянем.
Шофёр разлил всем водки.
- Царствие ему…
Чокнулись. Вспомнили, что нельзя, но уже сделано.
Механик выпил два пол стакана.
- Вы это…- говорил он, закусывая, - давайте, заканчивайте здесь, а то, не дай бог, заявятся. Впрочем… - он жалостливо посмотрел на Пашку, обречённо махнул рукой и вышел.
…До самой ночи их никто не тревожил. Начальству, скорее всего, было не до них, оно тоже справляло траур. Просидев допоздна, Пашка завалился спать.
Утром вошёл механик.
- В контору зайди.
Начальник партии сидел за своим столом. Взгляд его был туманным, под глазами висели мешки. Пашка остановился в дверях.
- Ты почему кабину не поставил? – сходу в лоб был задан ему вопрос.
- Я бы один не сумел.
- Шофёр бы помог.
- Я ему не начальник.
- Люди ждут, а ты здесь прохлаждаешься.
Повисла пауза.
- Чтобы сегодня поставил кабину, а завтра утром отправишься, понял?
- Один я не повезу.
- Почему?
- Дорога дальняя, всякое может случиться. А кто поможет? Вы же знаете.
- Ничего не случится, - поморщился начальник. – Трактор на ходу, питание есть, рация, что ещё надо? Я же не виноват, что Фролов гуляет. А заменить некем. Подъедет, отправим следом.
В том, что Фролов скоро подъедет, Пашка сильно сомневался.
- Один не поеду, - упёрся он.
- Ну, опять двадцать пять! – в сердцах развёл начальник руками. – Ну что ты заладил «не поеду, не поеду». Надо, понимаешь ты? Люди ждут, - он помолчал, что-то обдумывая. - Значит, отказываешься от работы? – взглянул он снизу вверх.
- Я не отказываюсь, но один, без напарника, не поеду.
Опять повисла пауза.
- Вообщем так, решай. Не повезёшь, уволю за отказ от работы.
-
