Хомут для обезьяны

Тишина…  Составленный  мною  акт  о  происшествии,  остался  не  востребован.  Кому  мы  нужны?!..
Жизнь  работника  на  стройке  бесценна.  То  есть,  ничего  не  стоила.  (Речь  не  идёт  о  немцах  или  швейцарцах).  При  найме  на  работу,  всех  новеньких  предупреждали,  что  охрана  труда  личное  дело  каждого.  Инструктаж  и  обучение  правилам  безопасной  работы  сводились  к  грубым  советам:  «Не  лезь,  куда  не  просят!  Никто  твоих  похорон  оплачивать  не  собирается!»  Вспоминая  восемь  месяцев,  проведенных  мною  на  стройке,  я  благодарю  провидение,  не  допустившее  смертельных  травм  среди  доверенных  мне  сотрудников.  При  той  экономии  на  жизни  и  здоровье  людей,  несчастья  казались  неизбежными.  Судите  сами:  на  большой  высоте  работали  иногда  по  два  десятка  человек,  а  страховочный  пояс  монтажника  имелся  в  количестве:  один  штука!  В  каске  щеголял  только  начальник.  Полгода,  рядовому  сотруднику  голову  прикрыть  было  нечем,  пока  упавший  сверху  камень  чуть  не  прибил  случайного  парня.  
Всегда  опасной  считалась  работа  с  краном.  Вспоминаю  нервное  напряжение,  с   каким  поднимали  мы  тротуарную  плитку  на  крышу  здания.  Башенный  кран  тащил  гружёные  поддоны  над  самыми  головами  снующих  рабочих;  над  столовой  и  бытовкой; на  пятидесятиметровую  высоту!  Гнилая  древесина  поддонов  трещала  и  часто  надламывалась,  грозя  превратить  бетонные  стопки  в  кассетные  авиабомбы.  Предупредить  прохожих  я  мог  лишь  отчаянной  трелью  милицейского  свистка  и  улюлюканьем  расставленных  сигнальщиков.  Оградить  опасную  зону  не  имел  права; никто  не  позволил  бы  приостановить  работу  других  подразделений.  Даже  рации  на  кране  не  было.  Охрана  близкого  «Белого  Дома»  запретила  радиообмен.  С  крановщиком  держали  связь  языком  «там-там»,  стуча  железом  по  мачте  крана.  
От  таких  порядков,  я  делал  круглые  глаза,  но  скоро  привык.  Так  работали  все.  
Сутки  напролёт,  кран  регулярно  поднимал  на  верхние  этажи  пятитонную  бадью  со  щебнем,  либо  с  жидким  бетоном.  Сколько  раз,  попавший  в  замок  бадьи  камешек,  не  позволял  плотно  закрыться  её  створкам.  Тогда,  с  небес,  стаей  летела  каменная  шрапнель,  насквозь  пробивая  защитный  деревянный  настил.  Но,  слава  богу,  не  головы.  Зато,  в  уцелевших  мозгах  работников  надолго  поселилась  стойкая  привычка:  проходя  под  стеной  любого  здания,  таращиться  с  опаской  в  небо…
Лично  мне  приходилось  брать  в  расчёт  и  опасности  иного  рода.  На  выходе  из  ворот,  меня  несколько  раз  останавливали  двое  парней  и  настойчиво  набивались  на  работу.  «Гладкие»,  здоровые,  с  нагло-развязными  манерами,  они  не  понравились  сразу.  А  когда  сообщили  о  своём  шосткинском  происхождении,   интерес  к  ним  увял  окончательно.  Что  «Шостка – сила»,  я  уже  знал.  Хотелось  разбавить  её  разумом…
Но  «сила»  оказалась  напористой.  Как-то,  утром,  слышу  галдёж  и  крики  в  раздевалке.  Захожу,  и  встречаю  «мордастую»  двойню,  «качающую  права»  среди  наших  рабочих.  Оказывается,  дебоширов  трудоустроил  у  себя  наш  новый  подрядчик – фирма  «Manesmann».  «Молодцы»  недолго  изображали  приятные  манеры,  среди  аккуратных  немецких  и  польских  загривков;  скоро  заскучали;  потянуло  к  землякам.  Вломились  в  нашу  раздевалку,  заняли  чужие  шкафчики  и  объявили,  что  будут  здесь  жить…  На  моё  предложение  удалиться,  самый  краснощёкий  из  отпетой  парочки,  по  фамилии  Лебедев,  объявил,  что  «видел  меня  в  гробу». Пришлось  вызвать  охрану,  которая   явно  испытывала  робость  к  распалившемуся  кретину.  Охранники  ходили  за  ним  и  уговаривали  затихнуть.  От  такой  нежности,  Лебедев  впал  в  «раж»  и  прыгал  у  меня  под  носом,  размахивая  кулаками  и  осыпая  угрозами.  Вконец,  назначил  время  и  место  куда  я,  как  мужчина,  должен  был  прийти  за  своей  смертью.  Подошедший  на  шум  Гаузер,  наорал  на  охранников  и  напомнил,  что  это  их  бизнес.  Тем,  кое-как,  пришлось  вывести  буянов  за  ворота.  Хулиганов  рассчитали  в  тот  же  день.
Я  всё же  сходил  за  смертью,  но  она  к  назначенному  часу  не  явилась.  Тем  не  менее,  с  недельку,  на  службу  я  топал,  упрятав  кусок  арматуры  в  рукаве…

10.

Однако  муки  наши  не  пропали  даром.  Работа  наладилась.  Гаузер  даже  позволил  себе  расслабиться.  Решил  на  две  недели  съездить  в  Норвегию.  Воистину – какие  возможности  появились!  Какой  прогресс!  Мог  ли  я  раньше  мечтать  (сидя  в  «эсэссере»),  что  мой  знакомый  запросто  сможет  слетать  в  Норвегию,  покататься  на  лыжах?!...  А  он  собрался  и  полетел…  Вот  только  я – с  чем был,  с  тем  и  остался,  тихо  радуясь,  что  теперь  мы  с  бригадой  одни.  Наконец-то  можно  было  организовать  работу  по-своему.  Австрийцы  не  оставили  меня  без  призора,  и  я  гордился,  что  главным  моим  опекуном  стал  Сам  бауляйтер  Функель… (Не  подумайте,  что  я  иронизирую)…
Функель,  один  из  немногих  «наших»  австрийцев,  вызывавший  искреннюю  симпатию.  Возрастом – под  шестьдесят;  с  пышными  усами  и  ужасным  диалектом,  из  которого  угадывались  лишь  отдельные  немецкие  слова.  «Босс»  носил  стильную  шляпу  с  широкими  полями,  брюки  в  обтяжку,  и  выглядел  как  спортсмен.  Отличался  приветливым  нравом,  часто  шутил,  но  в  голосе  ощущалась  твёрдость  характера.  Поговаривали:  вагончик,  служивший  ему  офисом,  бандиты  прострелили  навылет.  Пугали,  наверное…  Функель – лишь  побухтел  в  свои  густые  усы,  оставаясь  в  добром  расположении  духа…
Бауляйтер  командовал  всем  строительным  бизнесом  фирмы  в  Москве.  То  есть,  всем  «аэмэровским»  сущим,  включая  Гаузера.  Последнему,  он,  наверное,  обещал  присмотреть  за  хозяйством,  что  подразумевало  внимание  и  к  моей  скромной  персоне.  Сильно  озабоченный  делами  управления  высших  сфер бизнеса,  Функель  совершенно  не  понимал  что  творится  «внизу».  Его  энергичная  попытка  заняться  мною  вплотную  озадачила  и  рассмешила.
В  первое  утро  нашей  свободы,  Функель  призвал  меня  к  себе  и  стал  неистово  дёргать.  Дёргать – в  буквальном  смысле!  Не  тратя  времени  на  сложные  объяснения,  хватал  за  локоть  и  энергично  тащил,  показывая – что  и  где  мне  нужно  делать.  Не  успевал  решить  я  первую  задачку,  как  меня  волокли   в  другой  конец.  Так  продолжалось  полдня,  до  обеда.  Я,  было,  перепугался,  что  этот  идиотизм  надолго.  Но,  слава  Богу,  бауляйтер  вскоре  отстал.   Приходил,  поглядывал – потом  вообще  исчез.  Думаю,  понял  бессмысленность  такой  плотной  опеки – или  просто  устал.        
Но – взамен,  стала  являться  иная  фигура.  Фигура  имела  фамилию  Шахермайер.  Почему-то,  по  имени  его  никто  не  называл.  В  бригаде,  Шахермайеру  навесили  кличку  «шахрай»,  что  на  украинский  переводится  как  «жулик».  (Во  времена  ига,  такое  звание  носили  татарские  сборщики  налогов).  Этот  молодой  человек,  со  среднетехническим  образованием,  выполнял  у  Гаузера  функции  бухгалтера  и  делопроизводителя.  Внешность – карикатурная.  Очки;  надменно  задранный  кверху  носик… Ну – вылитый  мультяшный  Братец  Кролик.  Высокомерие  из  него  так  и  выпирало.  Когда  Кролик  изъявлял  намерение   что-либо  вещать,  им  можно  было  залюбоваться.  Прямой,  как  палка;  стоял  боком  к  собеседнику,  сложа  белы  ручки  за  спиной.  В  глаза  не  глядел;  медленно  покачивался,  переваливаясь  с  носков – на  пятки  высоких  сапог.  Почти  «фюрер».  Только  ладошкой  не  делал…
Отношения  наши  не  заладились.  До  уровня  Гаузера  Кролик  явно  не  дотягивал,  но  неизменно  держал  со  мною  тон  надменного  диктатора.  В  конце – концов,  моё  самолюбие  не  выдержало  и,  показав  юнцу  язык,  я  стал  его  игнорировать…
Итак,  на  моём  мрачном  небосклоне  пробился  короткий  лучик  света.  Я  мог  работать,  как  хотел.  Людей  не  гнал;  лишь  попросил  не  подводить  меня.  Парни  оказались  на  высоте.  После  первой  недели  отпуска  стало  ясно,  что  мы  можем  прекрасно  работать  самостоятельно.  А  после  второй,  я  вообще  загордился  и  тянул  нос  кверху,  не  меньше  Кролика.  Дела  делались  спокойно  и  продуманно,  с  производительностью  выше  «гаузеровской».  Но  всё  хорошее  быстро  проходит…
Наш   строгий  «отец»  и  судья  приехал,  посвежевший  загорелый  и  весёленький.  Несколько  раз  изобразил  даже  что-то  похожее  на  улыбку..  Он  придирчиво  осмотрел  всё,  что  мы  сделали,  и  не  сказал  ничего.  Зная  про  принципиальное  отсутствие  в  лексиконе  австрийца  хвалебных  слов,  смело  можно  было  пить  шампанское.  Теперь  я  убедился – работать  с  людьми  умею.  И  не  важно,  что  далее  всё  пошло  по-старому.  Ко  мне  пришла  уверенность.

11.

Вернулся  Гаузер  не  один,  а  с  русской  женой.  Челюсть  моя  отвисла,  когда   пришлось  присутствовать  при  их  общении.  Он  почти  не  говорил  на  русском;  супруга   не  знала  немецкого.  Обоих  выручал  «ломаный»  английский.  С  учётом  наличия  трёхлетней  дочери  и  второго  ребёнка  на  подходе,  предпочтение  языку  дипломатов  сильно  удивляло.  Как  можно  делать  детей  на  английском?!... Ха-ха… Впрочем,  это  их  проблемы.
С  удвоенной  энергией,  ухватился  шеф  за  бразды  правления  и  стал  править,  как  лихой  кучер.  Сходу  велел  набрать  двенадцать  штукатуров  и  шпаклёвщиков.  «Улица»  умножила  АМРовский  вавилон  молдаванами,  гагаузами  и  «хохлами».  С  молдаванами,  в  наши  ряды  проникли  лжешпаклёвщики.  Но  новеньких  ждал  экзамен  по  профессии.   Увидев  халтуру  на  стене,  «хер»  скривился:  «За  такую  работу,  не  я  им,  а  они  мне  платить  должны!»   И  самозванцев  удалили,  с  позором.
Не  забыл  Гаузер  и  про  меня,  позволив  выписать  мне  помощника  Володю – приятеля  из  Львова.  Теперь   было  кому  «поплакаться  в  жилетку».
Ещё  одним  нововведением  стало  учреждение  должности  заведующего  складом.  Ранее  склад  был  на  мне.  Но  однажды  утром,  Гаузер,  развалясь  на  стуле,  принялся  изучать  процесс  утреннего  «развода».  Зрелище – не  для  слабонервных!  Полсотни  человек  толкались  и  галдели  в  «мавзолейной»  очереди,  желая  быстрее  получить  лучшие  стремянки,  фонари,  кабеля,  электроинструменты,  ножи...  Я,  в  это  время,  выполнял  функции  робота – раздатчика,  обязанного  мгновенно  найти  и  достать  нужные  предметы,  сделать  запись  в  книгу  учёта  и  определить:  куда  кого  направлять.  Видя,  что  я  весь  в  «мыле»,  Гаузер,  тут  же  приказал  передать  склад  Пете – «Пожарнику».
Петро  происходил  из  Сумской  области  благословенной  Украины.  Там  он  служил  в  пожарной  команде,  откуда  и  приобрёл  кличку.  Внешность  простецкая,  до  умиления…  Смахивал  на  «Печкина»  из  «Простоквашино».  Он  даже  весной  носил  шапку-ушанку,  старый  тулуп  и  валенки,  засунутые  в  галоши.  Физиономия овальная – родственница  валенкам,  с  отсутствием  присутствия  хоть  какого-то  выражения.  Одной  фразой – переодетый   «прапорщик».  До  склада,  Петро  числился  механиком – «вторым   номером»,  при  старшем  механике  поляке  Анджее.  Служил  честно.  Сачковать  не  позволял  большой  немецкий  корабельный  дизель-генератор.  Суровая  машина  была  абсолютно  здорова  и,  игнорируя  манипуляции  своих  опекунов,  самозабвенно  трудилась,  периодически  требуя  лишь  горючего.  Машина  гнала  ток  на  моторы  башенных