Тремориада

-Это они твою физиономию стороной объезжают, - сказал я Лысому.
-Надо было Батона с собой взять, его харю не объедешь, - усмехнулся Лысый.
-Да, Батона не объе́дишь, и не объеди́шь. Когда он в гости заходит, мой холодильник начинает колбасить.
Мимо прогромыхал «ЗИЛ» с надписью на борту “ХЛЕБ”.
-Эту бы машину Батон остановил одним взглядом. – Сказал я.
-Только она в другую сторону.
-А Батону по фиг куда булки едут, – усмехнулся я.
-Весло путь начинаем, - сказал Лысый.
-Да обхохочешься. Восемьдесят км. сплошной ржачки.
-Как думаешь, сколько времени топать, коль ни кто не подвезёт.
-Лучше о чём-нибудь хорошем думать.
-Например?
-О пинке, - сказал я.
-О каком пинке?
-О хорошем пинке по твоей жопе.
-Э-э, ты чё там приотстаёшь. Призадумался о заднице товарища, опасный дружок? – забеспокоился Лысый. – А ну, давай, держись в поле зрения.
-Братуха значит в Заполярном? – проговорил я угрожающе. – И именно по этому ты завёз меня в Полярный?
-Не время для мелких обид. Нам бы сплотиться в отчаянную минуту.
-Целуй крест, подлюга! – выкрикнув, кинулся я на Лысого.
-Убили! – заорал тот,  убегая по шоссе.
-Нет ещё! – крикнул, смеясь, я.
-Убили! – хохотал Лысый.
-Уходит, гад!
-Давай представим, что гад убежал, - умаявшись остановился Лысый, переводя дух. – Нам силы беречь надо.
Прошли, пару минут, молча, восстанавливая дыхание.
-Вспомнил, как Чеполучо прокапана наелся, - заговорил я. – Тебя тогда только призвали. Не слышал?
-Нет.
-Кыша, мир праху его, где-то колёс надыбал. Он тогда ещё не вмазывался. Ну, и предложил нам с Чеполучо попробовать. А времена то тревожные были. Призывные. Вы с Длинным уж где-то маршировали. И мне светило. Поэтому хотелось убиться чем-нибудь. Чтоб после в трезвости долгой не было мучительно больно.
-А Чеполучо-то чё? Ему ж только семнадцать было, - припомнил Лысый.
-Да он с четырнадцати к призыву готовился. А в восемнадцать Чеполучу уж закодировали. Ну, когда его с почками на службу не взяли.
-С почками не взяли, - усмехнулся Лысый. – Надо было отрезать, и – в строй.
-Не суть, - сказал я и автоматически махнул рукой проносящейся мимо машине. – В общем Кыша колёс предложил. А чё б и нет? Закинулись. А сам-то Кыша не стал. Поржал после: хана вам ребята. Но затем сказал, уходя: не парьтесь.
-Нормально: хана, не парьтесь.
-А мы и не парились. Сидели на лавочке, не торкает нас. Поскучнели. И какая-то тяжесть навалила. Всё как-то медленно стало, лениво.
-Сомнительный кайф, - простонал Чеполучо, медленно подымаясь на ноги. – Домой пойду… я…
Ушёл. Я ещё посидел немного и тоже двинул к дому. Чувствую - я уж не тот, что прежде, но пока прихода не выкупаю. Ноги ели передвигаются. Мысли тоже. Причём не понять в каком направлении и последовательности. Благо я видел свой дом. Но, даже глядя на него, боялся заблудиться.
Родоки меня не спалили. Придя, буркнул, что устал и иду спать. Зашёл в свою комнату. Закрыл дверь. Вздохнул облегчённо. И… началась безумная ночь. Это, наверное, как искусственная ‘белая горячка’. Там же алкоголь, распадаясь, с перепою, превращается в какую-то хрень, и в мозг бьёт.  
Я решил в постель лечь. С ремнём на штанах боролся вечность. Пуговицы на рубахе думал, вообще никогда не закончатся. А когда открыл шкаф закинуть шмотки, пришлось в сторону отскочить. Ещё б! Оттуда ковровой дорожкой выкатилась, расстилаясь, железная дорога. С протяжным «ту-тууу!» из шкафа запыхтел паровоз. И умчался из комнаты сквозь закрытую дверь. В след за ним скрутилась и исчезла железная дорога. Я уже не считал, что глюки - нечто увлекательное. Ничего прикольного в том, что паровоз уехал в комнату к родителям я не видел. Такое палево!
Ночью, в моменты, когда я себя помнил, было жутко. Пытаясь удержать свой разум при себе, я думал: когда же это закончится? И не удерживал, куда-то проваливался. Вновь выплывал, и тут же шёл ко дну.
К моей кровати приходили какие-то люди. Донимали вопросами. Просто вынуждали отвечать им. Хотя я понимал, что их нет. Старался отвечать кивками головы. Но ‘приходящих’ это не всегда устраивало. И тогда они требовали внятного ответа. Сдаваясь, я натягивал одеяло по глаза и, приглушая этим голос, выкрикивал шёпотом: не знаю! Это был не я! Все врут! Отстаньте!
Но они не отставали. Наоборот. Устраивали перекрёстный допрос. Количество ‘приходящих’ всё время менялось. А иногда они и вовсе исчезали. Но стоило мне расслабиться, как над ухом: А-ха-ха! Сколько стоит молоко?
Кивок головой.
-Да ответь! Кончай придуриваться. А-то как заору, весь дом на уши поставлю.
-Ну, не помню! – шёпотом выкрикнул я глюку. А сам думал, что сейчас зайдёт матушка и увидит свихнувшегося сына. А ещё матушку саму можно принять за глюк. Или за папу. Или она уже здесь. Нет, это старуха похожая на Бабу-Ягу.
-Вставай, буди родителей! Масло к подъезду грузовик привёз. Разгружать надо.
Больше ничего не помню. Очнулся сидя у окна. Сколько просидел – не знаю. Рука, упёршаяся в подоконник, здорово затекла. Наверно от этого и пришёл в себя. Начал ею трясти. После в постель лёг и уснул. А проснувшись неважно себя чувствовал. Тормозил, да опасался, что меня опять накроет.
-Ни чё себе, - усмехнулся Лысый. – Никогда колёс не глотал.
-И не вздумай.
-Теперь непременно попробую. А с Чеполучо то что?
-У него матушка, то ли религией увлеклась, то ли про оккультизм наслушалась. Короче она решила, что в Чеполучо дьявол вселился. Тому ж, как мне, уединиться негде. Ну, он и отчебучивал на глазах у семейства. Матушка его в церковь тащить собралась. Беса изгонять. А сеструха, Светка, говорит: какой там дьявол, ваш сын наркоман.

И вот, мой башмак зачерпнул болотной жижи. Мы уж отшагали около семи часов. Порядком устали. Ноги гудели. Хотелось жрать. Но вряд ли мы прошли полпути до Мурманска. Лысый предложил сойти с дороги. Я согласился, надеясь хоть ягод пожевать, да воды найти почище. В который раз проклял Ой-ё. Вздохнул о своей нелёгкой доле. Пожалел промокшую ноженьку: ох, уж ты моя горемычная. После упал на колени и напился из лужи.
-Надо б как в прошлый раз, ручеёк поискать. Хрен знает, что в этой луже осело, - сказал Лысый.  
-Ручеёк с таких же луж несёт. Вот отравлюсь, пусть тебя совесть всю жизнь терзает.
-Вот ещё. Умер Славный так внезапно, закопали – да и ладно.
Морошка оказалась ещё не спелой. Твёрдые красные ягоды. Не было ни черники, ни грибов.
-Да, подножный корм, как и Заполярный, где-то в другом месте, - сказал я, пружиня как на батуте из сухих трав, поверх болота.
-Хорошо там, где нас нет.
-В списках погибших?
-Так ведь нет же, и хорошо.
-Какой ты, Лысый, изворотливый. Как не крути, у тебя всё хорошо.
-А почему ситуация должна влиять на наше настроение? Пусть наше настроение влияет на ситуацию. Главное помнить, что мы друганы – братаны.
-Как Чук и Гек, - усмехнулся я.
-Да! Мы два крутых самоката! Или ж, две крутые санки.
-Какие на фиг санки! Нас летом готовить нельзя! Летом мы ядовитые.
-О, я даже язык боюсь себе прикусить – травонуться можно.
-А я по лету в колодцы не плюю.
-Да иди ты! – поразился Лысый.
-Знаешь что, брат, - вздохнул я. – Нет тут подножного корма. Давай обратно на дорогу выбираться. Может, всё ж подкинет нас хоть одна добрая душа.
-Давай, может и подфартит.
Лысый, уж обходя заросли кустарника, пошёл к дороге. И я, было, двинул за ним, как вдруг мне на плечо легла чья-то рука. Меня как током тряхануло. Дёрнувшись в сторону, я обернулся. И увидел этакого старичка – боровичка. Низенький, морщинистый, с седой бородкой. Как он неслышно оказался тут? Деревьица росли вокруг отдельными островками. Он что, крался?
-Хуууу, - выдохнул я. – Меня ж чуть паралич не разбил. Дедуля, что ж вы по лесу бродите, людей пугаете? Сидели б дома на печи.
-Извини внучёк, не хотел, - проскрипел старичок наполовину беззубым ртом.
-Уж не дай бог, если вы захотите. Вы откуда? Ваш посёлок, что ль рядом?
-Ага, Мишуково.
-Что, гуляете тут? – спросил у Боровичка вернувшийся Лысый.
-Ага, - улыбнулся старичок.
-Мы тоже гуляем, - усмехнулся я. – От Полярного с восьми утра. Нам ещё без денег до Мурманска гулять и гулять.
-Ага, - кивнул Боровичок. – До Мурманска гулять да гулять. Вы лучше до Мишуково гуляйте. Мишуково рядом. Как раз за два часа поспеете.
-Ого, - удивился Лысый. – Однако вы и походить. А на вид не скажешь.
-Ага, - ввернул излюбленную фишку Боровичок.
-Только нам до Мурманска топать надо, - сказал я.
-Но до Мишуково ближе, - возразил старичок. – По дороге как раз часа два будет.
-Мы уж поняли, - раздражённо сказал Лысый. – Только нам в Мурманск. Далось нам ваше Мишуково.
-Ага, - улыбнулся старичок. – Мишуково.
Он облизнул губу, наморщил лоб, словно мучительно вспоминая что-то, и сказал:
-До Мишуково ближе топать. Идите в Мишуково. По…
-Дороге часа два будет, - закончил я за старичка.
-Ага, - кивнул Боровичок.
-Хууу, - выдохнул Лысый закатывая глаза. - Спасибо папаша, вы нам очень помогли. Пойдём мы от греха подальше.
-Не за что, внучки, - сказал старичок.
-Вы сами-то до дома доберётесь? – спросил я Боровичка. – А то может с нами?
-Ага, дотопаю. Я всегда так гуляю. А со мной вам долго. Идите уже.
-Счастливо тогда, - сказал я.
-Пока, папаша, - махнул рукой Лысый, и мы пошли к дороге.
-Чудной старик, - сказал я, выйдя на трассу.
-Поживи и ты лет триста, - усмехнулся Лысый. – Да ещё в Мишуково. Тоже чудным станешь.
-Ага, лет триста, а какие прогулки!
-Чё заагакал? Тебя старик укусил что ли? Если скажешь, что до Мишукова топать как раз два часа – я тебе, брат, в грудь осиновый кол вобью.
Тогда я, оскалив зубы прохрипел: - Миишукооовааааа.
-Вот прям дурачок – идиотом, -  хохотнул Лысый. – Ты чего-нибудь знаешь об этом жутком посёлке?
-Кое-что знаю, - сказал я, закуривая на ходу. – Был такой очень великий, очень путешественник – Мишуков. Я его дневники читал. В них все путешествия очень дотошно описаны. А вот о Мишуково всего два слова: страшно, блин!
-А старовер Мишуконтий сказал больше, - засмеялся Лысый. – Он…
-И всё! – прервал я Лысого, хохоча. – Он просто сказал: больше! Только добрался до берега Мишуковского, и как заорёт: больше!
-Так была открыта Мишуковская аномалия, - ржал Лысый. – Там всех клинит.
-Но у местных иммунитет! – давился я от смеха. – А у пришлых башню рвёт. Чую посёлок уж близко.
-Ага, - ляпнул Лысый фишку старика, и захлебнулся смехом. –Ага! И курить не надо!
Я тут же откинул окурок в сторону, и мы вовсе чуть на асфальт не попадали со смеху.
-Местные пацаны продают минуты пребывания на своей земле, - продолжил Лысый.
-Шестьдесят убойных минут по весьма приемлемой цене.
-Мишуковские «копы» бьют тревогу.
-Но дилер по кличке Тревога не колется.  
Лысый, хохоча, упал на колени в пыль обочины, и я сел задницей на край асфальта. Мы смеялись, а по дороге проносились редкие машины.
Успокоившись - двинулись дальше, и вскорости подошли к указателю.
-П. Мишуково. – Прочитал Лысый.
Дорога, пролегавшая средь сопок, теперь вывела нас к Кольскому заливу. Как широченная река, блистая в лучах солнца гладью воды, он величественно разлился меж двух крутых берегов утопающих в зелени. На рейде, позади  нас, стояло два судна. А на той стороне, впереди, начинался Мурманск, с тянущимися портами по берегу.
Вот ведь, рукой подать, но мы прошли лишь полпути. В обход залива топать ещё столько же.
-Да, Мишуково, - кивнул я. – Только