Я СМЕРТИ БОЛЬШЕ НЕ БОЮСЬ (часть третья)

врач-психиатр говорила, нужно ущипнуть себя за ухо. Если после этого картинка не исчезнет, считай – каюк кролику, отмяукал своё. Ага! Но как поступить, если глюк не зрительный? Ущипнуть за мошонку? Не вариант.
  Яков отхлебнул кофе.  Остыло, чёрт! Закурил. Выпустил густую струю дыма, проследил за ней. Вот! Вот! Ёлы-палы, Яков Казимирович, кажется, мы нашли ответ. Думай, Казимирович, думай. В нужном направлении распрямляй спутанные ленты мыслей. Ты с упоением курил – да. Пускал  ажурные клубы дымов в потолок – да. Наблюдал за возникающими сюрреалистическими картинами и когда дым достиг определённой концентрации, вот тогда то и услышал Жанну. Яков облегчённо вдохнул. Неужели так просто? Яков допил кофе, сварил новую порцию.
   Слишком всё это просто, чтобы быть сложным. С другой стороны не бином Ньютона и не кажущееся соблюдение валентности. Он почесал отросшую на подбородке щетину с характерным противным скрипом. А вдруг? Перевёл взгляд с пейзажа за окном на дотлевающую папиросу. В самом деле – вдруг папироса, это искомый ключ папы Карло к замку не существующей двери? Чем рискую при проведении проверки предположения? Здоровьем, разве что. Такая мелочь. Машинально Яков раздавил, расплющил пустую гильзу в пепельнице, от усердия замарал пеплом пальцы. Идти в спальню, думал он, чтобы воссоздать обстановку, предшествующую галлюцинации – решил для себя, пока не проверит всё, называть вещи своими именами. Или можно повторить эксперимент на кухне. Эх, была, не была. Не в прорубь же с головой, просто покурю усерднее, чем обычно. Делов то!
   Холод стены приятно освежал спину и затылок. «Ну, - подумал он, - первая стадия эксперимента пройдена. Занял удобное положение. Ой-ёй-ёй! Форточки открыты, закрыть необходимо, тогда в комнате сквознячок не гулял, как пижоны по аллее». В наглухо закупоренной коробке квартиры любое движение порождало эхо, резонирующее резким звуком сразу отовсюду: шаги по линолеуму, звон воды в раковине, стук дверей в спальне и зале. Дверь на кухню тоже закрыл. В малом объёме проще и быстрее достигнуть нужной концентрации дыма, необходимого фактора эксперимента.
   Сел Яков. Облокотился о стену. Закурил с закрытыми глазами, закусил зубами крепко мундштук. «Интересно, - глубоко затягиваясь, думал он, - после какой по счёту папиросы услышу Жанну?»
   Ждать долго не пришлось. Едва выкурил третью папиросу, как почувствовал прикосновение к руке с папиросой. Как и голос, её прикосновение запомнил навсегда – предупредительно-нежные, как бы с оглядкой.
   Яков открыл глаза. Перед ним в свободном, ярко-малиновом летнем сарафане стояла она.
  - Долго буду ждать, Яша? Пока не надоест играть в жмурки? Не дитя малое, туши свою соску и быстро собирайся. – Негодование в голосе она сыграла профессионально. – И так задержались. Тристан обидится, если опоздаем.
  «Какой Тристан? Какие гости? Это – морок, наведённая неизвестными добродетельными недругами галлюцинация! Жанна, тебя нет. Нет! Это некий застенчивый самаритянин решил поиграть со мной. Эх, узнать бы, кто озорничает – надрал бы уши подлецу!»    
  - Нет, вы только на него посмотрите! – не уставала Жанна тянуть Якова за руку. – Вчера только чуть ли плешь не проел, выехать нужно без опоздания. А сегодня, что, подул другой ветер, повисли паруса? Яша, какая тебя муха укусила! – Жанна повышенными тонами вызвала холодную дрожь по телу.
  - Всё, встаю, - Яков, что есть силы, ущипнул себя за мизинец и открыл глаза.
   Жанна стояла перед ним в позе готовой к броску кобры.
  - Объяснись, Дьяк, что за фокусы? Чего ради щиплешь пальцы, чесотка замучила?
  - Да, нет же, нет, - облегчённо выдохнул Яков. Встал. Обнял Жанну – надо же, чувство ирреальности происходящего не покидало его. От неё пахло живой плотью с ароматом не успевших выветриться духов «White apple».
  Жанна надула губы и спросила, уткнувшись в его грудь.
  - Ну, Яшенька, что случилось?
  Он осторожно погладил её по спине. По теплой, даже горячей, чувствуется через ткань, спине.
  - Всё в полном порядке. Уже всё в порядке.
  Из спальни, слегка повысив голос, сообщила, что вызвала такси».

  «В такси всегда садился рядом с водителем, Жанну усаживал сзади. На этот раз изменил привычке и сел рядом с Жанной. Я становлюсь мнительным или чрезвычайно подозрительным. Она не заметила этой перемены. Или ловко скрыла за весёлой болтовнёй.
  Весь путь она живо щебетала, несла несусветную чушь, неумело рассказывала анекдоты с «бородой» и громче всех смеялась. И часто хлопала меня по коленке. Чего раньше за ней не наблюдал. Подыгрывать Жанне получалось плохо. Скованность, появившаяся с её появлением, не проходила, и я часто переводил взгляд с неё на водителя, затем на проплывающие виды города за окном. Снова смотрел на Жанну, скосив глаз. Было что-то в ней новое, что-то с трудом уловимое, что бросалось в глаза, ловко прячась за общим фоном.
   Я думал, водитель хоть что-то заметит, какую-то неловкость в поведении, в разговоре. Но нет, он естественно реагировал на шутки, смеялся, растягивая рот до ушей. Пару раз отпустил лёгкие колкости без оглядки на меня, концентрируя внимание на Жанне, рассказывая анекдоты из серии «пришёл муж домой, а жена…»  При этом он чётко следил за дорогой, смотря в зеркало заднего вида.
   Кто из нас троих вёл себя по идиотски, так это я. Искал, образно говоря, сало не в той колбасе. Жанна вела себя как обычно, правда, с неуловимым изменением в поведении, на чём я собственно, и зациклился.
   Когда водитель с бравадой произнёс, ну, вот и приехали, ко мне вернулось самообладание. Положил на переднее сиденье «пятихатку» и бросил для меня необычное «сдачи не надо». Таксист благодарно улыбнулся, глаза лучатся добротой, через густые пшеничные усы яркой загадочностью блеснули жемчуга зубных протезов. «Яша, - возле подъезда спросила Жанна, - ты не разбрасываешься деньгами? Предыдущая поездка обошлась всего в триста рублей». Я чмокнул её в висок и сказал, что чепуха, не обращай внимания. Одна фраза – без сдачи, а обоим приятно. Она погладила меня по щеке, добавила, что мужчина я и мне решать, правильно ли поступил.
   Сидя за столом, поддавшись общему застольному веселью, нет-нет, но бросал мельком взгляд на Жанну. То на Тристана, то  на его прекрасную Изо; ничего необычного не заметил в поведении Флориана, а его Фёкла, так та совсем расчувствовалась, слезу пустила после бокала сухого-то! Сказала, с трудом подбирая слова, путаясь в окончаниях и мыслях, что очень мало мы все собираемся вместе; мало ходим в театр или в кино. Нельзя ведь жить только одной работой. В этом с ней согласился, но продолжая наблюдение, не заметил изменения в отношении друзей с жёнами к Жанне.
   Выйдя на балкон перекурить и подышать свежим воздухом, думал, что что-то здесь всё-таки не так. Ведь на сороковины и Изо, и Фёкла рыдали в три ручья, пав мне на грудь, неустанно повторяя «какое горе, Яшенька, какое постигло горе! Крепись!» Прошло чуть больше месяца и что: всё стёрлось из памяти бесследно? Так не бывает! Или меня выставляют на посмешище, или… или же, в это трудно поверить, ничего не произошло. Не было гибели Жанны. И всё мной пережитое, обычный сон. Простой ночной кошмар, в котором я продолжал жить, сопереживать своему горю, терзаться сомненьями и мучиться от тяжести утраты?
   Повеяло вечерней прохладой, но крупная испарина обильно выступила на лбу; сильный жар разлился по телу, взмокла рубашка под мышками  и по позвоночнику заструилась к копчику противная ледяная струйка пота.
  - Не заскучал в одиночестве? – вывел из густых дебрей размышлений нежный голос Жанны, она пощекотала кончиком языка в ухе. От неё тянуло тонким ароматом вина. – Пойдём, тебя ждут. – И серьёзно спросила. – Яша, ты себя хорошо чувствуешь? Бледность, испарина…
   Отвечаю сразу, как будто ждал и к ответу готовился заранее:
  - Конечно! Что-то не так?
  Жанна прикусила лёгонько мочку и, картавя шутливо, проговорила:
  - Да, не так. – И взяв под руку, повела в зал. – Странный ты сегодня. Все заметили…
  Незаметно. Но целеустремлённо я наклюкался, опорожняя одну рюмку водки за другой. При этом не просто выпивал, предварял тостом каждую. Помню последний, рубаи Хайяма. После которого погрузился в мрак:

                                Словно ветер в степи, словно в речке вода,
                                День прошёл – и назад не придёт никогда.
                                Будем жить, о подруга моя, настоящим,
                                Сожалеть о минувшем не стоит труда.

  Дома, стоя перед Жанной на коленях, уткнувшись ей в упругий, горячий живот, спросил:
  - Почему в этом мире царит несправедливость?
  Как она снимала с меня обувь и одежду, осталось за кадром. Но помню точно: завалился спать в спальне на кровати, проснулся в зале на диване».

  Кажется, картина начинает проясняться. – Прохор отвлёкся от чтения, потёр переносицу пальцами, помассажировал ладонями лицо. Погасил настольную лампу, включил общее освещение. Лоджия залилась светом и засияла благодарно, как уставшая от засухи земля радуется долгожданному дождю. Сделал несколько махов руками, повертел торсом вокруг талии. Присел полтора десятка раз. Размял несложными упражнениями затёкшие ноги. В уставших мышцах разлилась лёгкость. «Приятная усталость в теле, - подумал он, но его медитации прервала жена.
  - Проша, до завтра чтение потерпит? Посмотри на себя, – она поднесла к его лицу зеркальце. – Глаза утомлены, белки покраснели. Зачем себя истязать? – заботливо спросила, выдержав паузу, не услышала ничего в ответ, закончила. – Неужели это стоит таких жертв?
   Прохор, молча, почесал голову и ответил задумчиво, глядя одновременно на жену и сквозь неё куда-то далеко, в бесконечные пространства земли и, может быть, времени:
  - Мозаика… складывается… в чёткую… картину…
  Эмму пробрала дрожь и от слов, и от тона, каким они были произнесены. Скрывая тревогу, участливо спросила:
  - Прошенька, тебе нездоровится?
  Он не ответил. Жена заметила изменения, произошедшие с лицом мужа: взгляд потеплел, черты смягчились, губы расплылись в улыбке.
  - Нездоровится, спрашиваешь? – Прохор схватил жену в охапку. – Да я здоров, как бык! – зарычал и вкрадчиво прошептал. – Доказать?
  Мягкими прикосновениями губ к лицу мужа, Эмма сняла приступ необъяснимой весёлости. Прохор взял со столика тетрадь. Потряс ею и произнёс:
  - Разрозненная мозаика складывается в чёткую картину, Эмма! Слышишь, в чёт-ку-ю!
  - Не глухая, чай, - умело отпарировала Эмма выпад мужа. – Нельзя же так меня пугать. Думала, случилось чего.
  - Зачитался.
  - Да неужели!
  - Задумался.
  - Да почто ж глубоко-то!
  - Думаю, нашёл разгадку. Пока говорить  об этом рано. – Шутливо похлопав жену по спине, направил в кухню, пожелав, чтобы она принесла бутербродов и кофе. Да чтобы не забыла плеснуть в него коньяку и отдельно рюмочку.
  Ответ из кухни прозвучал однозначный:
  - Без коньяку обойдёшься. И так до утра спать не уляжешься. Возбуждён без допинга.
  - Улягусь, клянусь Юпитером. Вот чуть-чуть ещё извилины поломаю, создам точный алгоритм мышления…
  Эмма не дала закончить мысль.
  - Когда ты начинаешь так говорить, становится страшно. За того ли я человека вышла замуж.

  Дым – это портал в наш мир. Так-так-так. Прохор в размышлении