навязчивый кошмар длинною в несколько десятилетий. А я продолжу писать способом удобным для моего сознания, исходя из собственного понимания гармонии, уж извините…
Возле окна стоял высокий мужчина, подтянутый с осанкой гордого бойца, знавшего себе цену, его волосы покрывала густая седина, но седина не старческая и болезненная, а ровная с приятным переходом от тёмно-русого до совершенной белизны, она была из того разряда, что приобретается в возрасте Христа, как побочный эффект большого напряжения и потерь. Он не нарушал умиротворения квартиры, он здесь жил много лет, очень давно, он отсюда начинал и не раз, жилище опознало его и приняло, предоставив уютный покой, долгожданное одиночество и глубокий сон без пустых обещаний. Родители уехали около недели назад, где они находились установить невозможно, мобильная связь не работала, интернет где-то теплился, наполнившись истерикой, сеть потеряла информативные и организационные функции. Мужчина обещал матушке и отцу, когда ещё телефоны работали, что тоже покинет побережье, но делать этого не стал. Отправив сына с надёжным транспортом в глубь континента, он сам нанял лихого таксиста-узбека и за несколько часов добрался до Славянки, расплатившись с водителем последней востребованной ценностью, кольцом из белого золота с двадцатью пятью чёрными бриллиантами, производства известного ювелирного дома Франции.
Его подарила любовница, единственная кому доверял безраздельно, в ком на подсознательном уровне, как собака, ощущал близкого человека, с кем роман длился целую огромную вечность. Через пару лет после случайного знакомства на набережной Владивостока, она вышла замуж за другого и уехала в Австралию, но в России остались знакомые, друзья, мама и брат, а потому хотя бы раз в год женщина возвращалась на Родину, гостила тут с месяц, тогда и встречались. В один из приездов ему и презентовали уникальный перстенёк, преподнесённые, как ответная мера, серёжки отечественного производства из жёлтого драгоценного металла с непонятными голубыми камнями, конечно же, смотрелись как унылое недоразумение на его фоне.
До волны оставалось минут двадцать, если верить расчётам умных математиков, до огромной волны, которая должна прокатиться до самого Хингана, а может и дальше, о чём своевременно оповестили сейсмологи, метеорологи и прочие учёные мужи. Нечто подобное произойдёт во всех частях света, с несущественной разницей в один час. Природа грядущего явления неважна, важно лишь, что некто мощный с возможностями неограниченными решил стереть нашу цивилизацию властной рукой, как неудавшийся этюд. Наделив нас способностью мыслить, он позаботился и об мотивации в виде чувственных наслаждений и ненасытности желаний, поместив их в неприкосновенное подсознание, жёстко прописав в генетическом коде. Полученный коктейль бурлил, играл, переливался, выполняя поставленную задачу, развивая и усложняя человеческую популяцию, чтобы в итоге, основываясь на коллективном сознание, мы, как мыслящий муравейник, сами смогли творить миры подобные нашему, создавая их и совершенствуя от мельчайшей органеллы до организованных структур следующих создателей. Но проект признали неперспективным, проект решили закрыть. Где-то произошёл сбой, в расчёты закралась ошибка, данные нам, как сборники правильных поведенческих реакций, Тора, Библия, Коран работали плохо, сказанное в них воспринималось не более чем сказки из детских времён зарождения социума. Ада всегда хватало и при нынешней жизни, пройдя по всем кругам которого, большинство уже не верило и не боялось ничего, а потому гордые и непреклонные, мы смело меняли призрачные обещания вечного блаженства в мифическом Царствие Небесном на ощутимый и реальный, банальный рай земной, который можно создать самому, которым так приятно управлять, ощущая себя властелином благополучия своего и немногочисленной братии. Где-то произошёл сбой, заложенные механизмы не сработали, и, подойдя к могуществу богов, на запланированную мощность, пещерный человек, живущий лишь «… для того, чтобы завтра сдохнуть…» стал угрозой для другой, более масштабной задумки.
Чёрный котик, старый и угрюмый, проявил чудеса изворотливости, когда бабушка с дедушкой пытались поймать животинку. Он царапался, дико выл и не желал понимать, что эту самую квартиру, единственный известный и понятный ему мир, неминуемо смоют взбесившиеся тонны морской воды. И его оставили в покое, вывалили все запасы корма, простились, поплакали и, мучая совесть угрызениями, отправились куда глаза глядят, как обычно, надеясь, что может ещё всё наладится, волна пройдёт стороной и они снова встретятся, и продолжат коротать вместе остатки своих жизней.
Барсик легко, как молодой леопард мелкой породы, запрыгнул на подоконник, мурлыкнул, приземляясь, посмотрел на мужчину, ударился мордочкой о руку, потёрся и сел в классической позе невозмутимой копилке. Ставший единственным, хозяин и друг улыбнулся, погладил мягкую шёрстку, теперь их было двое, ждущих финального аккорда. Хотя, почему двое? Ещё где-то там брела Сеньора со своей болонкой, какой-то пьяный дядька, грязный и рыдающий, другие люди, не хотевшие убегать из Славянки, уставшие бояться, желавшие помочь тем, кому молились тысячи лет тысячи поколений, у кого просили прощения, на кого надеялись. Помочь им убить себя, убить беспомощных деток, рождённых ими и для них, помочь, но в последний миг ещё и заглянуть в их непогрешимые глаза, пути которых неисповедимы, взглянуть с горькой усмешкой преданных вождями солдат, преданных, но непобеждённых.
Вдруг воздух замер, он не двигался, он похоронил все звуки, все движения стали вне закона, листва на деревьях не перешёптывалась с кустами и травой, пьяница замолчал, даже Сеньора остановилась, развернувшись в сторону сопки, загородившей вид, на дьявольское скопище, отступающей от берега воды. Отступающей, чтобы собраться, сгруппироваться и вырасти в бешеный вал высотой в многие сотни метров, мощный и совершенно свободный, с индульгенцией на лихость, на неудержимость, на разрушение и любые другие действия, направленные на уничтожение зазнавшейся цивилизации несостоявшихся богов.
И вот когда напряжение от близости краха сгустилось до состояния гремучей смеси, когда безысходность сладостно и наслаждаясь расползлась по самым дальним закоулкам оставшихся в Славянке душ, на крыши клуба, на самой верхней точке посёлка появился Человек и разодрал похоронное безмолвие, преждевременный траур звуком ревущего саксофона, без мелодии, без нот, в ритме безумного рок-н-ролла он пел о судьбе гибнущего мира, о страданиях и страстях, о красоте, уродстве отношений, о матерях, жёнах, о ненависти, конечно же, любви. Он смеялся над смертью, над своей участью и над теми, кто её уготовил, над импотенцией и ничтожеством выживших из ума убийц-родителей, он презирал их мнимое могущество, он стоял ровно, и они бы не осмелились в тот миг смотреть на него, а иначе, имея хоть каплю достоинства, им бы пришлось признать свою несостоятельность, своё поражение.
Волна сначала появляется с боков от сопки, она растёт, кажется, что это такая грязно-серая туча неудержимо мчится в сторону придремавшего побережья, солнце совсем спряталось, забилось в свою высь. Стена ровным краем уже поднялась над древнем холмом, её не остановить, она неумолима, она выполнит задачу, успокоит и насытит амбиции заигравшегося в непогрешимую целесообразность Господа. Через минуту пришёл отстававший звук, он обрушился первым, жуткий рёв освобождённой мощи, желавший сначала уничтожить волю, внушить ужас, унизить оставшихся на побережье, прежде чем отправить на смерть хлипкие тельца, окончательно покончив с их никчёмными жизнями. Человек на крыше продолжает играть, сил, конечно, не хватит, но он не остановится, он доиграет свою композицию, реквием одинокого шизофреника, уставшего бороться со своими видениями.
Стена грязной воды, закрыв треть неба, стала крениться, она уже выросла до положенных размеров, вот она замерла в стойке на целый миг, на время достаточное, чтобы её могли рассмотреть те, кого ещё не убил страх, рассмотреть и восхититься мощи и грандиозности явления, которое им единственным суждено лицезреть!
Мужчина в квартире у окна молча улыбался, остывший кофе допит, сигарета, разбавив ароматным дымком, послевкусие доброго крепкого напитка, потухла в пепельнице, чёрный суровый котик безразлично посмотрел на гаснущую искорку и отвернулся в сторону улицы. Они так и остались стоять вместе и мускул не дрогнул ни у кого, волна, прежде чем смыть, превратить в воспоминания, в миф тихую Славянку, изогнулась аркой, поместив посёлок в подобие бунгало, в колоссальный пузырь, наступила кромешная тьма, саксофон с надрывом выводил последние рулады… А потом вода пощадила их всех, она не стала мучить, избивая и калеча несчастные организмы, она просто прихлопнула их всех миллионами тонн без боли, без страданий.
Тягостно после пробуждения осмысливать увиденное в моих серийных снах, взошедшее солнышко не радует, голубое небо не приносит облегчение, действительный мир своим звоном и суетой не разгоняет тоску-печаль. Откуда в мозгу бодрого комсомольца конца восьмидесятых, с тройной моралью, до эпохи видеосалонов, могло возникнуть апокалиптическое видение, да и всё остальное из представленного интересовало мало, даже в качестве экзотики. А уж упадничество в лихой общаге политехнического института совершенно не приветствовалось, уныние иногда появлялось, но ненадолго, при лишении стипендии за плохую успеваемость или при угрозе отчисления по тем же мотивам. Убогая комната с обшарпанными стенами на четверых студентов под требовательный аккомпанемент: «Перемен! Мы ждём перемен!!», уже казалась просторной неограниченно, до бескрайности. А ещё прибавьте к сказанному пиво с сушёным кальмаром, почти разрешённые дискотеки с их показным бесстыдством, наивным по нынешним мерка, и огромное синее море, зелёное море, тёплое и хитро манящее в свою недосказанную отцами таинственную даль, даль укрытую плотным туманом предвкушения будущих островов в тропиках, хороших денег, событий, новых встреч. Уставший от событий ветеран жизни горько улыбнётся, встретившись во снах с забытой молодостью, но никто в юном возрасте не способен увидеть старость своей души, увидеть и осознать царящие в ней разруху и запустение.
Я люблю русский язык, он волшебный, он ёмкий, он сам и инструмент, и автор! Писатель и поэт возводят из его слов-кирпичиков крепости, страны, миры возможных реальностей, они, как настоящие боги, сталкивают, рождённых их желаниями, персонажей, наделяют чертами и свойствами удобными для передачи нужных идей, для совершения необходимых действий. И нет других инструментов для донесения задуманного кроме оборотов речи, эпитетов и несколько знаков препинания, невозможно прибавить громкости в нужном месте или с надрывом выкрикнуть, нет ни мимики, ни слёз, ни жестов. С его помощью можно не только передавать информацию, описание красоты и уродства, но ещё и настраивать души читателей, чтобы, согнав с
