наотрез, пил воду из-под крана… и ждал, когда же наконец останется один, настороженно прислушивался к звукам… Квартира была большой, кроме друга Ника, там ещё кто-то жил… А потом он тихо выскользнул в коридор и закрыл за собой дверь.
Он не чувствовал вины за то, что взял чужие деньги, за то, что сейчас удирает с ними, как вор. Голова кружилась от того, что он уже давно не спал, но голод был безжалостно забит этим новым ощущением, и Райнер не хотел это терять. Впервые за все пять лет лондарской жизни он был свободен.
Он выхватил такси из стаи мчавшихся по улице машин, назвал адрес. Обострившееся от бессонницы зрение уловило: таксист знает, слышал эти слова, недавно… Откуда? Операция по ловле людей? Разгром поместья был в новостях? Ну и что же… он имеет право быть там, он был коллегой Ника Сартена, он… да в конце концов!..
Такси рванулось прочь.
***
Райнер выбрался из машины посреди опустевшей дороги. Израненный дом смотрел выбитыми стёклами, сквозь которые когда-то можно было и днём видеть солнце. Он отпустил такси и остался один под пустым небом. Зачем он приехал? Лучше не думать, не искать ответ. Приехал – и всё.
Под ногами хрустели осколки. Дверь снесена, на полу тёмные пятна. Из лондар тоже кто-то погиб?
Он медленно шёл по разгромленному дому, и дом теперь погибал – в его памяти, где до этого момента сохранялся целым, нетронутым… живым.
На втором этаже – возле выбитой двери – он остановился. Зажмурился. Будто мало ему было убитых на равнине, мало…
Так, зажмурившись, он и переступил порог.
Смерть была отвратительна. Он знал это всегда. Он знал, что нет ничего общего между этим… он даже не мог сказать – телом, и тем Сартеном, с которым он пил вино и разговаривал долгими вечерами на веранде. Его тут не было. Он знал. Точно.
Он завернул труп в простыню, стараясь смотреть в сторону. Когда ткань милосердно прикрыла лицо, наконец смог повернуть голову. Теперь - отнести его вниз.
Потом он долго, неумело копал землю – прямо внизу, у веранды, не было сил нести старика далеко, да и какая разница… его нет. Просто нет. Просто надо похоронить его тело… для живых. Чтобы Нику было куда прийти к нему, когда он захочет. Могилы нужны живым, чтобы оставаться людьми.
Он совсем выбился из сил, перед глазами темнело, - чувствовал, что сознание уплывает. Заставил себя выпрямиться. Нельзя спать. Заснёшь – вернётся голод. Нельзя.
Райнер с трудом опустил тело в могилу и рухнул на землю. Смерть. Она была здесь, он чувствовал её следы. Теперь – закопать. Да, неподъёмно, да, болят руки, болит спина… Неважно. Пусть медленно. Он сделает.
Позже, когда беззвучно и неотвратимо повернулись звёзды, он долго стоял над могилой. Он не знал, сколько ему осталось. У Неё не спросить, как у друга: когда зайдёшь?
В комнатах нашлось всё нужное, и он корябал буквы на отодранной дощечке. Имя мёртвого, а фамилия живого, и почему-то померещилось, - не про того он пишет, это Ник… Его обдало жаром ужаса, он почти перестал хотеть спать, повторял, как заворожённый, - нет, это не он, это другой, это Аридал Сартен, нет, нет, нет…
Снова – шагать по грязному полу, на веранду, на лестницу, по земле, к холмику, его тоже не было в памяти, как и разрушенного дома, но теперь и память тоже убита, стёрта новым знанием, новым видением, и никогда не вернётся к прежнему…
***
Он укрылся от рассвета в доме, во внутренних комнатах. Тишина была всеохватной, в ней можно было утонуть, но в ней была и жуть: ничего больше не будет. Впереди лежала пустота, безграничная и всевластная пустота Смерти. Он не знал, сколько ему предстоит продержаться, сопротивлялся сну, - так было легче. В доме была еда, обычная, человеческая, было вино… видеть золотистый напиток было больно, накатывало – тихие, по-иному тихие дни, голос, который больше не зазвучит… а ещё – раньше он не ощущал, а сейчас от одного глотка нахлынула сонливость, и он испуганно отставил бокал. Нельзя. Казалось, стоит рухнуть в сон, как ты мгновенно превратишься в того, кто давно, в тюрьме, убивал певчую зверушку.
Он бродил по дому кругами, заставлял себя считать часы, нагибаться, убирать с дороги разбросанный хлам, - даже дверь снял, прислонил к стене, заставлял себя, заставлял… За разбитыми окнами снова вернулась ночь.
Через сутки он расчистил нижний этаж. Почти ничего не видел – то и дело подступала чёрная пелена. Голода не было, было только острое, безумное желание уснуть, да ещё реагировало измученное тело, - смена тепла и холода, когда прохладный ветер касался щёк, и ещё когда менялось освещение… Он потерял счёт дням и ночам, а потом вдруг почувствовал Смерть. Она стояла за спиной, за плечом, и смотрела, как он убирается в комнатах. Он не остановился, кивнул ей – и продолжил своё дело. Значит, он был прав.
Теперь он ещё тщательней работал, намечал себе цели – сделать это, это, дойти туда, хорошо, идём по результатам, вот сделано, значит, намечаем дальше… Смерть смотрела и кивала. Ей нравилось, как расчищается разгромленный дом. Или ему так казалось?
Звуки донеслись внезапно, когда бороться с чёрной пеленой перед глазами было уже почти нечем. Он обрадовался этим звукам, стал ловить их, мысленно показывать Смерти, - вот, слышишь, я могу разобрать, это где-то далеко едет машина… да, точно, машина, а может, она не одна? Нет, одна. Или всё же две? Ближе. Да, они приближаются. Всё-таки они. Приближаются? Да, там же поворот дороги. Обожгло: так они же едут сюда. Зачем?
Он поднялся - через невозможность двинуться, - забрался наверх, на чердак. Когда поворот закончится, их станет видно. Ещё немного. Скорость… какая у них скорость? А вдруг Смерть захочет отлучиться, и машину занесёт, она столкнётся, вылетит с дороги, пробьёт ограждение…Он отчаянно затряс головой, высвобождаясь из лап видения. Какое яркое… это сон? Да, наверное, она теперь властвует и над сном тоже…
Машины вылетели из-за поворота. Две. Чёрная и бледно-серая, скоро будут здесь. Нет. Он не выйдет. Они едут в мёртвый дом. Зачем он убирался, идиот? Чтобы они поняли, что тут кто-то есть?!
Он заметался, чуть не свалился, спускаясь по лестнице. Бежать? Некуда и не на чем, катера нет, да он бы и не смог его вести. Тормозят. Близко. Шаги. Сколько их?!
А потом голоса зазвенели над головой, он не мог узнать их, только слышал в них тревогу, его подхватили за руки, повели, - он знал, что прочь из дома, единственное, что сумел сообразить: они не в форме, это гражданские…
Затем была долгая дорога в закрытой машине, рядом незнакомые голоса беспокоились о том, чтобы довезти его живым… Потом пришлось страшным усилием воли передвигать ноги, мелькнули какие-то стены, прямо перед носом возник тёмный диван, он упал на него, попытался выдраться из неодолимо накрывающего сна, но не вышло. Дальше был провал в бездну, в которую не пришло ни одного сновидения.
Когда он очнулся, первой пришла скручивающая, невыносимая боль в желудке и звериная жажда крови. Он открыл глаза, в полумраке взгляд упёрся в кожаную диванную спинку. Неподалёку слышалось какое-то движение.
Райнер медленно повернулся.
Просторная комната, прозрачный столик возле дивана завален какими-то бумагами, окна закрыты… Ночь? Райнер сжался: неподалёку цвели бело-розовые нежные цветы, гроздьями свисавшие с длинных веток, и какой-то парень поливал их из лейки.
Он понимал, что теряет рассудок, но ничего не мог с собой сделать: одним прыжком рванулся к незнакомцу, схватил его за плечи. Тот от неожиданности выпустил лейку, неловко взмахнул рукой, чудом не задев цветы, попытался удержаться на ногах, но Райнер был сильнее, и он свалился. Райнер дёрнул его на себя, добираясь до горла, он отчаянно отбивался, Райнер с размаху ударил его и швырнул к стене. Парень крепко приложился спиной и затылком, лицо исказилось от боли, он на мгновение застыл – и сполз на пол.
Райнер метнулся к парню – и вдруг обнаружил, что тот смотрит на него в упор. В серых глазах было осознание, что перед ним смерть… и горькое разочарование, как будто от Райнера он никак не ожидал этой подлости – удара в спину.
Райнер замер. Шатнулся в сторону. Вскинул руку: нет, нет, я не хотел, прости!.. Голод скрутил его судорогой, он упал навзничь, царапая пол, и почти не услышал лёгкие шаги рядом со своей головой.
Потом его заставили сесть, перед носом появилась чашка с какой-то жидкостью.
– Пей, – приказал парень. – Давай, скорее. Вот ведь… я не думал, что ты так скоро проснёшься.
Райнер хотел спросить, что это такое, но сумел только хрипло застонать.
– Лекарство, – ответил незнакомец. – Ну же!
Райнер попытался взять чашку, но руки почти не слушались, незнакомец напоил его сам. Райнер зажмурился – до сих пор ему ещё не приходилось пить ничего похожего на гибрид расплавленного металла с крепчайшим спиртом. От этого пойла голодный огонь внутри на миг взметнулся и стал стремительно угасать, этого не могло быть, это было невозможно… и тихое удивление захлестнуло душу.
– Это лекарство, – повторил незнакомец. – Теперь всё будет хорошо.
Райнер вдруг понял, что до него наконец дошёл смысл этих слов, что он невольно расплывается в улыбке, а по щекам текут слёзы. Эрик, сволочь. Всё-таки он довёз Лийта, заставил Орден работать над противоядием, которое потом каким-то чудом переправил сюда, на эту проклятую планету. И ни слова. Даже не попытался телепатически докричаться. Неужели действительно поверил в его смерть?..
***
-Ну так надо было вернуться домой! – ошеломлённо сказал Ардан. – Свои же наверняка были бы рады узнать, что он жив, и Эрик тоже.
-Он не вернулся, - негромко отозвался старый учитель. – Позже он узнал, что Орден не создавал лекарство и не присылал его на Дис.
-Ничего себе! Это что же, значит – лондар там сами его изобретали, а Райнер не знал?
-Да.
-А расскажите!..
-Не в этот раз, - старый учитель пошевелил угли в потухшем костре. – Уже поздно.
-А что было с Райнером после излечения?
-Он долго жил на Дисе, а потом пересёк Переход, что вёл к нам, на Дельсарен, и здесь окончил свои дни.
-А почему он не привёз с собой лекарство от лондаризма? – спросила Дита.
-Это наша беда, княжна. Дело в том, что дети-лондар стали рождаться много позже его смерти, и тогда уже никто не мог найти Переход и пересечь его, чтобы попросить о помощи.
-Но почему они стали рождаться? Ведь сюда лондар не пропускали!
-Мы можем только гадать. По сравнению с Дисом их трудно назвать лондар: они могут жить под солнцем, не застывают во времени, появляются не через заражение, а рождаются, растут, стареют и умирают. Так что как бы ни пришла к нам эта зараза, она не могла привести к катастрофе… и не привела. Может быть, не один Лийт был заражён и всё же не стал лондар, а потом ушёл сюда. Кто знает. А Райнер покоится здесь, в Рассветных холмах, и говорят, по утрам земля становится прозрачной, чтобы он смог увидеть солнце.
Перед рассветом Ардан растолкал сестру, на цыпочках выбрался из шатра – чтобы не разбудить учителя. Ветер был совсем холодным, они мгновенно замёрзли, Дита жалобно посмотрела на него, но ничего не сказала о возвращении под тёплое одеяло, и они зашагали вперёд. Шерсть на ногах мгновенно промокла от росы.
Рассветные холмы расступились перед ними и впустили в долину, полную теней, вспорхнула и умчалась прочь разбуженная чёрно-синяя птица с
