Шталль еще считался героем местного сопротивления. Позже, однако, выяснилось, что его казнили за банальное убийство собственной племянницы, о чем едко писала городская демократическая пресса.
Все это ни на шаг не приблизило Казанцева к изобретению способа охоты на волка, однако, дало осознание того, насколько глубоко врос полковник Голуба в почву этого города и насколько широко простирались его унаследованные и годами наработанные личные связи. Отец Александра Голубы был профессором медицины и главврачом в областной больнице, дед- городским прокурором. Он был из элиты, Жилем де Рецом нового времени, и чтобы накинуть на него петлю, требовалось не менее, чем власть короля.
Казанцев тяжело задумался. Он достаточно хорошо знал систему, в которой проработал всю жизнь, чтобы понимать – даже взятие с поличным не гарантирует того, что упыря запрут в клетку. Был случай, когда Казанцев лично задержал урода, стоявшего с ножом в руке над тяжело им раненной женщиной. Урод сказал, что просто проходил мимо и вынул нож из тела раненой, чтобы оказать ей помощь. Едва выжившую женщину, лежавшую в больнице без всякой охраны, запугали до полусмерти подельники урки. Она подтвердила эту бредятину. Урода освободили в зале суда. А дело снова отдали Казанцеву – искать преступника.
Теперь же речь шла не о каком-то мелком урке.
Может статься, полковника Голубу просто некому будет "задерживать с поличным", даже если он зарежет кого-то на главной площади города – постовой будет смотреть в другую сторону и ничего не увидит.
Глава 18.
- Чего он от тебя хотел? – спрашивал Юльку Голуба на опорном пункте, куда он ее затащил после стычки возле торгового центра.
- Как чего? – Юлька распахнула загнутые ресницы. – Трахнуться, конечно, чего же еще?
- И все? – продолжал Голуба.
- И все, - не моргнув глазом, ответила Юлька, хотя разговор о перчатке место имел. – Я сначала не хотела с ним идти, не понравился он мне. Но он две сотни предложил. А за две сотни я возьму хоть у Фредди Крюггера.
- У Фредди Крюггера х… отгорел, - мрачно заметил Голуба, думая о чем-то своем.
- Это ничего! – жизнерадостно сказала Юлька. – Если хоть что-то осталось, мы это поднимем. А чего вы подрались, а?
- Кто подрался? – Женя посмотрел ей в глаза стальным взглядом. Глаза у Юльки были, как летнее море в полдень.
- Никто, - быстро согласилась Юлька, еще шире распахивая ресницы. Юлька была прирожденной блядью, она умела понимать и принимать такие взгляды, хорошо зная, что любая мужская сталь утонет в море ее глаз.
Еще через полчаса, когда Женя, плавая в пространстве своим сильно облегченным от стали взглядом, еще приходил в себя, дрожащими руками застегивая ширинку, Юлька уже выскочила из опорного пункта.
Под открытым ночным небом она выхватила из кармана мятой юбчонки мобильник, но остановила уже готовый клюнуть кнопку розовый ноготок. А стоило ли вылазить со своим сообщением Казанцеву? Она нарушила его указания, луканулась на бабки. А кто бы не луканулся? Но она честно прогнала старому козлу туфту на счет перчатки и даже намекнула, что может ее достать. Он не мокрушник, он ментяра, точно. Менты между собой разберутся, а ей что, с голоду подыхать? Она с наслаждением провела рукой между ног, где шелестнула в трусах стодолларовая бумажка, полученная авансом и заначенная, о которой она ни словом не упомянула Голубе. В конечном счете, все обошлось благополучно. Юлька тонко чувствовала отношения между людьми, особенно между мужчинами, и полагала, что между Казанцевым и Голубой особенной приязни и особого доверия не существует. Казанцев мог и не узнать от Голубы о происшедшем. А если и узнает когда-нибудь потом, так потом будем и думать, что прогнать. Но теперь жизнь была прекрасна, и впереди была целая ночь без работы, и с целой кучей «лонгеров», «сникерсов» и «хот-догов». Юлька посмотрела в небо, увидела падающую звезду, загадала желание, крепко зажмурила глаза, расхохоталась, снова распахнула их навстречу ярким огням большого города и танцующей походкой пошла в ночь.
А в это время Казанцев ворочался в своей постели, забывшись тяжелым сном. Ему снилась рука в черной перчатке, сжимающая окровавленный меч, снились кресты, черные могильные плиты со стертыми надписями «…фон Шталль», и постанывая во сне, он ощущал нечто, надвигающееся из тьмы, не имеющее имени и только человеческое подобие, холодное, сам древний ужас ночи, ходящий меж теплых человеческих огней.
Глава 19.
То, что было полковником Голубой, с воем металось по кабинету.
Сжимая побелевшие пальцы на руле рычащего «крайслера», полковник еще был в себе, но когда он ворвался в свое логово, - Зло овладело им. К счастью для телохранителя, тот был отпущен и пьянствовал в это время в борделе на другом конце города.
В стычке у торгового центра, полковник еще сохранял остатки рациональности, угасающий голос разума кричал в подсознании: «Беги! Спасайся!». Но теперь безумие накрыло его и рвало его мозг обломками мыслей. Кто обратил его в бегство?! Щенок, рожденный от нелюбимой бабы, подохшей десять лет назад! Кто ушел от справедливого возмездия? Сучонка, воровка, заслужившая смерть от ножа за блядство, блядство, блядство!!!
Он метался по кабинету, сбивая картинные рамы и срывая шторы, но солнце уже не могло заглянуть внутрь, потому что снаружи тоже стояла – тьма.
Срывая ногти и сбивая кулаки, он распахнул тайное хранилище и вышвырнул оттуда свою кошмарную коллекцию. Он топтал уже втоптанные в грязь сердца и плясал на органах любви, источающих запах смерти. В воздухе повисло зловоние.
Луны заглянули в расширенные зрачки окон, его изломанная тень металась по стенам, в столбах лунного света извивалась черная пыль.
Он ничего не видел, налитыми кровью глазами, но безумие, живущее в нем, уже не нуждалось в человеческом зрении – оно чуяло смерть.
Он прыгал и рычал среди разбросанных частей человеческих тел, потом выхватил нож и метнулся к машине – Зло вырвалось наружу.
Глава 21.
Женя вышел с опорного пункта еще в приятственном и полублаженном состоянии. После плодотворного собеседования С Юлькой он накатил в кабинете большую рюмку любимой «Метаксы», и невеселые дела этого черт знает какого дня временно отошли на задний план. Даже если собственный отец – псих, о чем Женя подозревал уже достаточно давно, это еще не служило для него причиной биться головой об стенку двадцать четыре часа в сутки, тем более, он и не знал, что делать с этой кучей дерьма. Женя отнюдь не был столь наивен и не горел на работе настолько, чтобы соваться под колеса государственной машины, которую представлял в этом городе полковник Голуба или подставлять затылок под заточку его телохранителя. А любые негативные для отца обстоятельства непосредственно постигли бы и сына. Если бы нашелся кто-то, настолько покруче полковника, чтобы загрести его за решетку, то немалое имущество, а следовательно и Женино наследство, вероятнее всего, конфисковали бы, или растащили бы втихую, наложив предварительно арест и выкинув из органов самого Женю – для профилактики. Женя не имел ни малейших иллюзий относительно системы, в которой служил, и отлично понимал, сколько волков сбежится рвать мясо упавшего полковника. Будучи человеком трезвомыслящим, он решил просто защищать свою территорию, не выходя за ее пределы, руководствуясь при этом простым, но эффективным правилом, позволяющим сохранять ментальное здоровье и трудоспособность: закрывая за собой дверь конторы, оставлять за ней все служебные дела и проблемы.
Он уже сел в машину, чтобы ехать домой, когда вспомнил, что в его холостяцком холодильнике хоть шаром покати, и направился к торговому центру. Было уже далеко за полночь, но продуктовый магазин и забегаловка там работали круглосуточно.
Выходя из магазина с покупками, Женя услышал со стороны слабоосвещенного кафе какие-то подозрительные вскрики, увидел разбросанные стулья. Он непроизвольно поморщился и отвернул лицо в сторону. Разного рода разборки происходили в этой забегаловке постоянно. Но сегодня ему не хотелось вмешиваться. Он устал, пистолет оставил в сейфе, работа закончилась, и ему хотелось домой.
Он уже шагнул к машине, когда из полутьмы к нему метнулась одна из его «ночных бабочек». Женя внутренне застонал.
- Там…- девчонка всхлипнула. – Какой-то мужик Юльку уволок!
- То есть как, уволок? – сквозь зубы спросил Женя. – Что ты гонишь?
- Она не хотела идти с ним, - затараторила девчонка. – Он ее ударил, через плечо перекинул и уволок, вот как!
- Как он выглядел? – быстро спросил Женя.
- Седой! – крикнула девчонка. – Морда, как деревянная, и глаза бешеные. У него нож. Он Костю ни за что полоснул, просто так!
- Куда он побежал? – Женя выронил пакеты из рук.
- Туда! – девчонка ткнула пальцем в сторону парка.
Женя переступил через рассыпавшиеся по асфальту куски сыра, колбасу, сигареты, и пошел в указанном направлении. Больше ему не требовалось никаких указаний. Он убыстрял и убыстрял шаг, принюхиваясь, начиная ощущать воздух всеми органами тела. Потом побежал во тьму. Его ноги становились зрячими, он двигался размеренным, ночным бегом, все дальше и дальше от теплых человеческих огней, - в глубь своей охотничьей территории, туда, куда ушел зверь с его добычей.
Луна закатилась под облако и помутнела, как глаз покойника, луна больше не освещала серебристым светом шелестящие заросли парка и город, его крыши, под которыми творилось всякое, и улицы, по которым в судорожном свете неона текло явное, не заглядывало в пустой, разгромленный кабинет, где среди смердящих кусков человеческих тел, смотрел в потолок изрезанный на куски портрет прекрасной женщины, и в узкую комнатенку, где ворочался в своей постели Казанцев, продолжая и во сне строить тщетные планы охоты на упыря. Тьма накрыла охотничью территорию.
Охотник скользил меж кустов и деревьев. Он не нуждался в покровительстве Луны. Он знал свои угодья так, как знают тело желанной женщины – до травинки, до волоска, до малейшего изгиба, и охотился здесь так, как охотился и зверь, с одной лишь разницей – он не был убийцей. Они были одной крови, охотник и зверь, и оба охотились в забитых мусором городских джунглях, с одной лишь разницей – в сердце охотника не вращался острый нож, разбрызгивая кровь жертв.
За несколько минут до пика своей жизни, Женя перестал быть принцем Флоризелем в маскарадных погонах, он стал защитником и покровителем малых сих, живущих на его ночной территории. За несколько минут до пика своей жизни, сердце Жени очистилось от грязи, от жирного пота, отдышливых совокуплений под конторской лампочкой, от стыда, похоти и ненависти. Женя шел вперед уверенно, без страха и упрека самому себе, он точно знал, где его путь пересечется с путем зверя.
Они вышли на поляну почти одновременно. Луна выкатилась из-под облака. Полковник зарычал, увидев охотника, и швырнул добычу на землю. Женя смотрел в глаза отца и не видел в них ничего, кроме луны. Полковник выхватил нож. Женя сделал скользящий шаг вперед. Женя никогда не ходил на нож. Но его сердце оставалось крепким и чистым, как алмаз. Такое сердце не могла взять никакая сталь. Полковник сделал неуловимое движение ножом. Но охотник был быстр. В первое мгновение
