патрулирование сам.
Теперь, сидя над захлопнутой папкой с материалами, Казанцев снова вернулся мыслями к той встрече. Пожалуй, парень не такой уж чмошный, как казалось на первый взгляд. Да и сколько было тех взглядов, кроме первого? Они ведь толком не знакомы, на территории сошлись совсем недавно. Пожалуй, стоит пригласить его к Ашоту.
Глава 3.
Господин Голуба был полной противоположностью Казанцеву. Он был очень интеллигентный джентельмен, происходящий из семьи высокопоставленных чиновников МВД. Один Бог знал, от чего сын таких родителей и выпускник института внутренних дел прозябал на Богом забытой территории занюханого райотдела. Бог знал, что Жене Голубе просто нравилось это дело. Женя Голуба знал так же, как и Бог, что ни в каких заоблачных кабинетах он бы не имел таких возможностей для удовлетворения некоторых своих склонностей и страстей, как на грешной земле. Очень грешной. Даже ангелы небесные, как известно, спускались на эту землю, чтобы поиметь дщерей земных, ибо были те весьма хороши, а с тех пор стали еще лучше благодаря мылу и акселерации. Женя был влюблен в ночь. Подростком он шатался по ночным улицам, впивая, впитывая в себя запахи и цвета ночи. Ночь магически изменяла мир, делая его текучим, снимая запреты и открывая возможности. На территории ночи существовали странные места, населенные странниками с блуждающими глазами, там все были незнакомцами и все были повязаны невидимыми флюидами, как стальными нитями, там можно было за пятьдесят баксов получить от взрослой девушки все то, о чем Женя мог только мечтать днем, глядя на старшеклассниц в школе. И после этого, днем можно было смотреть на старшеклассниц в школе уже оценивающим и презрительным взглядом, от которого они ежились и опускали глаза. У Жени не было недостатка в пятидесятидолларовых бумажках, но у него был недостаток, который не могли восполнить родители – страх. Женя боялся. Женя боялся даже с ножом и газовым пистолетом в карманах, он боялся гибких мужских теней на ночных улицах, их щелкающих словечек и волчих глаз, вспыхивающих в лучах фар. Его страх был беспредметен, его ни разу не ограбили и не избили, в тех местах, где он бродил, клиентов не трогали. Но страх был неизбывен, он сочился из пор, он отравлял существование молодому принцу Флоризелю с ножом и пистолетом в карманах, от него нельзя было избавиться за баксы, как от избытка спермы, он был сильнее похоти и самолюбия. И тогда в его воспаленном мозгу начала вызревать мысль, как дергающаяся надпись на неисправной неоновой вывеске: “ Надо кого-нибудь убить! “ Убить страх, - вот какова была идея, очиститься от него через пролитие крови. О старухе-процентщице Женя уже знал из школьной программы, Но как-то не связывал свои мотивы с мотивами Раскольникова, хотя по сути дела они были совершенно идентичны. Замышляя эту гнусь, Женя очень полагался на родителей. Дома он часто слышал разговоры о том, что от ответственности за любое преступление, включая убийство, легко можно уйти, если умеючи подойти к делу и рассчитывал, что папа с мамой выручат, в случае чего. Чтобы преступить страх, убийство Женя замыслил трусливое и подлое, вполне в духе своего идейного предшественника – подойти к пьяному бомжу в парке и ударить его ножом.
Однако, ангелы небесные, видимо нисходят иногда не только к дщерям земли, но и к ее заблудшим сыновьям или, может быть, всеведущий, но постоянно отсутствующий Бог, наконец-то глянул с небес, во всяком случае, судьба уберегла Женю от гнусности, от которой ему бы впоследствии не отмыться за всю жизнь.
Когда он, соответственно экипированный, бродил по темным закоулкам парка в поиске жертвы, то наткнулся на группу подростков, видимо рыскавших там с той же целью, и судьба сделала жертвой его самого – в назидание и поучение. Когда Женя попытался воспользоваться своими прибамбасами, то был сбит с ног и жесточайшим образом избит за попытку сопротивления, а затем ограблен.
Как это ни странно, но этот случай навсегда избавил Женю от страха. Его трусость коренилась не в страхе боли, а в страхе страха перед болью и когда он ее испытал – страх ушел.
Но любовь к ночи осталась с Женей навсегда. И когда он поимел возможность бродить по территории ночи уже не с ножом, а с милицейской ксивой в кармане, она превратилась из юношеской влюбленности в устойчивую, стабильную любовь взрослого человека.
Евгений Голуба был джентельмен и милицейской тягомотины не любил. Ежедневную текучку он исполнял спустя рукава, от общих мероприятий отлынивал. Он вообще не был ментом, он как был, так и остался принцем Флоризелем ночи, влезшим в ментовскую шкуру для остроты ощущений. В отличие от большинства своих сослуживцев, он был хорошо обеспеченным и хорошо образованным человеком, а потому имел возможность презирать их и презирал за жлобство и по преимуществу, простое происхождение. Опером он был никаким, для того, чтобы быть опером, нужны другие качества, нужна мозолистая задница и туннельное видение цели. У него не было ни того, ни другого, его дневное зрение было размыто цветами ночи, а для того, чтобы зарабатывать мозоли на заднице, он не имел никаких причин, если бы Казанцев, который всю жизнь зарабатывал эти мозоли и на заднице, и на ногах, и на кулаках исключительно ради куска мяса и стакана водки, мог знать, как относится к нему его бледный партнер с его вечной неопределенной ухмылкой на губах, то порвал бы эту ухмылку своими рабоче-ментовскими руками. Однако же, в одном, в одном-единственном, Евгений Голуба превосходил всех оперов вместе взятых. Он был человеком ночи, он чувствовал ночь нюхом, кожей, он видел сквозь цветную тьму и мог идти по следу в ночи лучше любого старого оперативного волка.
Глава 4.
О чем бы ни шел разговор оперов за бутылкой водки, он всегда возвращался к работе, как стрелка компаса к северу. Атмосфера в заведении у Ашота была вполне южной, в любое время года, и Казанцев с Голубой накатили уже по полбутылки коньяку под армянский шашлык.
- До сих пор никаких концов по версии мести, вот что хреново, - говорил Казанцев. – Не такая уж она была большая цаца, чтобы долго искать мотивы, клиента кому-то перебила, или бабки не отдала, или триппером наградила. Но ничего такого нет.
- А ты уже общался со своими подружками? – спросил Голуба, гоняя в рюмке каплю коньяку. – Что говорят?
- Ничего путного, - солгал Казанцев, не время было раскрывать карты. – Плохо это. Если мы имеем дело с проезжим маньяком, типа Лавриненко, то у нас зависает «глухарь».
- Да не волнуйся ты так, - лениво ответил Голуба. – Чикатило искали дольше и за это время успели пересажать и перестрелять кучу народа. Какая разница как его фамилия? Главное, чтобы костюмчик сидел. А у нас на территории одних только сидевших на половой почве, 73 штуки. Не считая пидоров и «антенщиков».
- С доказательной базой будет слабовато, - заметил Казанцев. – Я там все кусты облазил, вещдоков нет вообще.
- Собаки сожрали, - так же лениво, ответил Голуба.
- Собаки половые органы не жрут, это тебе любой кинолог скажет, - возразил Казанцев.
- Значит, сам убивца сожрал, падлюка, - рассмеялся Голуба. – Ну и что? Люди раскаиваются в содеянном, их совесть мучит, ты же знаешь. Ну, ладно, пусть не совесть. Ну, ты займешься, он и выложит все вчистую, прямо на пол. Я помогу, мы же партнеры. Облегчим совесть душегубу, он даст чистосердечное признание, мы ему явку с повинной позволим и еще пару "глухарей" подарим. За хорошее поведение. Нам что, "глухарей" жалко? Или ты "Мертвые души" не читал?
- Развалится в суде, - сказал Казанцев.
- Ну и пусть валится, - пожал плечами Голуба. – Мы преступление честно раскрыли? Раскрыли. Какое нам дело до того, что следствие не смогло толком представить его в суде? Или судейские приняли бабки за отмазку? У тебя что, личная заинтересованность? Чего ты кипежуешь, я не пойму?
- А я не пойму, как можно было так аккуратно сделать разрез? – ушел от ответа Казанцев. – Почему она не сопротивлялась? Парализантов в крови нет, следов связывания нет, следов удара на голове нет.
- О. майн готт, ты что, не знаешь, как это делается? – удивился Голуба, - Прихватывают бабу двумя пальцами за "яблочко", и все. Там сонные артерии, потеря сознания мгновенная. А если плюнуть на пальцы, так и никаких гематом не останется.
- Из заключения экспертизы выходит, что Светку вспорол какой-то хирург, - помолчав, сказал Казанцев.
- Не выходит, - возразил Голуба, со своей ухмылкой. – Я сам мог бы сделать то же самое. Ничего сложного в этом нет. Надо только иметь достаточно острый нож, Вот и все.
- У нее вырезали сердце, - заметил Казанцев.
- Не вырезали, а вырвали, - уточнил Голуба. Вырезали у нее наружные половые органы, вряд ли это те органы, которые можно кому-то пересадить.
- Так свинью разделывают, - тихо сказал Казанцев.
- Что? – не понял Голуба.
- Когда режут свинью, то сразу удаляют половые органы, иначе мясо будет вонять, - пояснил Казанцев. – Я сам свиней резал, знаю.
- Так может, свинку ты и замочил? – усмехнулся Голуба.
Казанцев слегка опешил от такой шутки. Между операми водилось всякое,но шутить по поводу причастности кого-то из своих к преступлениям, равно, как и упоминать вслух принятые кем-то деньги, считалось очень и очень некорректным.
- Светкину п...ду так и не нашли, - усмехаясь, продолжал Голуба. – Сердце тоже потерялось. Может, мы имеем дело с большой, неразделенной любовью?
Казанцев почувствовал, как в нем закипает едкая злость. Именно эта злость и сшибала его постоянно с широкой дороги ментовской карьеры, на ее обочину, в кровь и почву. Но в этот раз, он сдержался. Остаток вечера оказался столь же вялым, как протянутая на прощанье рука партнера.
Глава 5.
Сразу после убийства, "пятачок" перед торговым центром опустел. Путаны на работу не выходили, прекрасно понимая, что некоторое время в округе будет идти мощный милицейский шмон. Все затаились по щелям, никому не хотелось часами высиживать в прокуренных ментовских кабинетах, отвечая на одни и те же, выматывающие душу вопросы, а потом еще и давать забесплатно. Это не значило, что их нельзя было достать по месту жительства, большинство из них состояло на официальных или неофициальных учетах, а некоторые еще и "на связи". Но кому это было нужно? Когда расследованием занимается конкретный человек, несущий конкретную ответственность, он работает инициативно. Когда расследованием занимается 20 человек, то каждый исполняет указания начальника и не более того. А начальники бывают разные и редко бывают хорошими оперативниками. Как правило, это чиновник, который слабо разбирается в оперативной работе и планирует только то, что написано в учебниках по следствию или просто переписывает планы из предыдущих планов. Он даже не переписывает их сам, а поручает какому-нибудь "шнурку". В результате возникают казусы, когда в план по расследованию убийства девушки, вдруг проникают действия, запланированные для расследования убийства престарелого пенсионера. Оперативники делают дурную работу, потому что им надо отчитаться, а время уплывает. Но даже самый толковый начальник не может проконтролировать главную часть оперативной работы, - агентурную. Как можно проконтролировать встречу опера со своим агентом? На
