Возвращение волшебника или Мечты сбываются (веселая городская притча для взрослых детей)

разговор.
- Что-нибудь еще? - спросил Проректор после того, как отдал все необходимые распоряжения.
- Пожалуй, да, - выдохнул Свиридов.
Проректор сказал, что слушает. И Свиридов в очень аккуратных выражениях рассказал, что работая над отчетом, он читал, просматривал, анализировал опубликованные и задепонированные работы сотрудников института, и что самые ценные и смелые идеи содержатся в работах некой Серафимы Корицкой.
- Возможно, Вы ее не знаете, - деликатно предположил Свиридов. - Она не очень долго у нас задержалась и уволилась почти сразу после защиты диссертации.
Лицо Проректора напряглось, а взгляд похолодел.
- Что Вы хотите мне сказать? - прямо спросил он Свиридова с металлом в голосе. Надо заметить, что кампания против Симы была развернута не без одобрения и моральной поддержки Проректора – в то время его соперник, талантливый профессор и научный руководитель Симы, был еще жив.
- Я хочу сказать, что обоснование заявки на грант по мозгу написано абзацами из ее диссертации и нескольких публикаций...
- А откуда у Вас текст заявки, если Вы даже не исполнитель? - спросил Проректор.
- Так он же на корпоративном сайте института висит в свободном доступе, - ответил Свиридов.
- Что??? - испугался Проректор.
- Ну, без сметы там и еще кое-каких деталей, - успокоил его Свиридов. - Так вот, на мой взгляд, единственный человек, способный эту программу по мозгу потянуть,  это – Корицкая.
- Только через мой труп, - объявил Проректор, возвращаясь к бумагам, то есть водрузив на нос очки.  
Свиридов испугался, и, понимая, что топит свой только-только спущенный на большую воду парусник, все же сказал:
- Заявка и отчет написаны по материалам ее диссертации и пары публикаций. Работы в этом направлении в институте не ведутся, да и вести их некому, поскольку по этой теме у нас традиционно никто не работает. Через год будет еще один отчет, а потом еще и, в конечном счете, министерство попросит предъявить им мозг или что-то на него похожее, и тогда здесь будет много трупов – я фигурально выражаюсь, конечно.
Проректор покраснел, так как у него стало повышаться давление. Каким бы самодуром он не казался подчиненным и сослуживцам, идиотом он не был и прекрасно понимал, что Свиридов прав. Конечно, все могло повернуться и в другую сторону – то есть эта бодяга с нанотехнологиями и мозгом закончится, как всегда, ничем: деньги будут истрачены, отчеты написаны (не будут же они там, в самом деле, каждый раз собирать авторитетные комиссии для того, чтобы проверить, что в этих отчетах понаписано), возможно, даже построится отдельный центр, куда будет назначено свое начальство – вот пусть у него потом и болит голова про этот самый мозг, а в институте останутся о нем лишь приятные воспоминания, то есть о премиях и доплатах за него выплаченных. Но кто его знает, центр может строится долго, а в министерстве через годик-другой опять сменится власть, и начнется новое перетягивание денег на нанопроекты, и тогда, прав Свиридов, будет много трупов. Спрашивается – как быть?
- А где она сейчас? - нейтральным, как ему показалось тоном, спросил Проректор.
У Свиридова появилась надежда вывести-таки свой парусник в большие воды без потерь.
- Да так, подрабатывает помаленьку, - уклончиво ответил он.
Проректор постукивал пальцами по столу, думая и прикидывая. “Ковать надо, пока горячо,” - сказал себе Свиридов.
- Я могу взять ее пока к себе на тему, - осторожно предложил он. - У меня денег немного, но на одного сотрудника хватит, а потом посмотрим.
- Хорошо, - согласился Проректор. - Оформляйте.
Свиридов вздохнул с облегчением, поблагодарил Проректора за потраченное на разговор время и за содействие, обещал держать в курсе и снова боднул дверь, но уже внешнюю. Добежав до корпуса, он нашел на стоянке свои старые “Жигули” и поехал в сторону Никольского рынка, где, бывая с женой, частенько видел торговавшую книгами Серафиму Корицкую.

У профессора Сваева, пережидавшего непростые времена в кардиоцентре, куда его пристроил родственник, была дочь Ляля. Она вела, что называется, богемный образ жизни, то есть была  знакома, а, порой, и дружна с художниками, артистами и музыкантами, посещала всякие спектакли, выставки и вечеринки, все время чем-нибудь и кем-нибудь была увлечена и при этом еще умудрялась неплохо зарабатывать как дизайнер. Время от времени она увлекалась молодыми и не очень людьми, причем все они так или иначе принадлежали миру искусства. На сей раз она связалась с Борькой. Борька позиционировал себя как нигилист, вечерами подрабатывал игрой на гитаре в ресторанах, иногда играл в рокгруппе под названием “Свинец”. Правда, последнее время Борька, несмотря на свой нигилизм, побрил голову наголо и был замечен в медитации, хотя, происходило все на вечеринке у одного из местных художников на даче, где вино и водка лились рекой, и не было совершенно ясно, то ли Борька медитировал, то ли был пьян в зюзю. Ляля находила Борьку интересным собеседником, и ей нравилось его бренчание на гитаре. Она даже стала брать у него уроки музыки, потом молодые люди подружились, а потом Ляля переехала на время в Борькину квартиру, которую ему освободила бабушка, перебравшаяся на старости лет  к сыну с невесткой. Сваев Борьку терпеть не мог, но также не мог он сладить с дочерью, поэтому ему оставалось только ждать, когда это ее увлечение пройдет, чтобы начаться новому. Отца Ляля любила и, даже зная, что его пребывание в кардиоцентре носит лишь профилактический характер, навещала его каждый день. Иногда за ней цеплялся и Борька, но внутрь, разумеется, не заходил, а ждал на скамеечке. Однажды на скамейке у черного входа в кардио комплекс, где он обычно дожидался Лялю, Борька увидел молодого человека в дешевых джинсах, клетчатой рубашке и странных сандалиях на ногах. Борька почти обрадовался, увидев незнакомца на скамейке – у него было настроение поговорить, а этого пентюха вполне можно было разболтать, а потом рассказывать байки про народ в компании местной богемы.
- Привет, - бросил Борька Семену и уселся рядом.
- Привет, - улыбнулся ему в ответ Семен.
- Как дела? - спросил Борька.
- Хорошо, - сказал Семен.
Разговор не клеился. Борька достал сигарету, предложил и Семену, но тот отказался. Закурив, Борька снова спросил:
- Как жизнь?
- Хорошо, - ответил Семен и снова улыбнулся.
- И что хорошего? - поинтересовался Борька.
- Все хорошо, - не уточнил Семен.
- А-а, - понимающе кивнул Борька.
Они помолчали.
- Ты здесь работаешь? - спросил Семен, кивнув на здание кардтоцентра.
- Нет, - покачал Семен головой.
- А где?
- Я не работаю, - ответил Семен.
- Безработный что-ли?
- Нет, я просто не работаю.
- Инвалид? - Борька оглядел Семена с ног до головы, но не заметил никаких признаков инвалидности.
- Нет.
- А-а, - снова протянул Борька. - Я вот тоже постоянно нигде не работаю. Чего зря спину гнуть на лордов? Я – музыкант, то есть, свободный художник.
- Очень приятно, - Семен слегка склонил голову. - И что Вы рисуете?
Семен за двадцать лет забыл, что означает выражение “свободный художник”, а может и не знал никогда.
- Я не рисую, - рассмеялся Борька (хохма из жизни уже была готова). - Я играю, музицирую, извлекаю волшебные звуки из куска пластика и металла.
- Это здорово, - похвалил Семен. - Вы сами музыку пишите?
- Давай уж на “ты”, что ли, - предложил Борька, чтобы не говорить, что музыки он сам не сочиняет, а хотелось бы.
- Давай, - согласился Семен.
- Ну, так чем ты время занимаешь? - спросил Борька.
- Живу, - Семено пожал плечами.
- Это я вижу, что ты жив еще, а чем зарабатываешь? - хохотнул Борька.
- Я не зарабатываю, - ответил Семен.
- Не работаешь и не зарабатываешь? Учишься, наверное, - догадался Борька и щелчком отправил окурок в кусты.
- Да, наверное, - согласился Семен.
- Где? - продолжал допрашивать Борька.
- Везде, - ответил Семен.
- Ты че такой загадочный? - спросил Борька.
- Я не загадочный вовсе, я просто отвечаю на вопросы, - пояснил Семен.
Борька хмыкнул – собеседник был прав.
- Меня Борисом зовут, - он протянул руку.
- Семен, - отвечал Семен и пожал руку.
- У тебя здесь кто-то лежит? - снова спросил Борька, кивая на центр.
- Нет, я просто так сижу, - покачал головой Семен.

Семен и вправду сидел на скамейке, грелся на утреннем солнце безо всякой цели, то есть у него была причина, но цели как таковой не было. Дело в том, что у Зои Вячеславовны был в самом разгаре роман с Владимиром Петровичем, как уже упоминалось, отставным военным. После того, как Зоя Вячеславовна пригласила Владимира Петровича починить балконную дверь и накормила его сытным обедом с домашними пирогами, борщом и котлетами, Владимир Петрович, в благодарность напросился еще починить проводку в гараже, потом что-то еще и, в конце концов, стал довольно частым гостем в квартире Зои Вячеславовны. Семена Владимир Петрович недолюбливал и не уважал как элемент безработный и в армии не служивший, о чем он и не преминул сообщить Зое Вячеславовне, когда они возвращались из похода в кино. Накануне Зоя Вячеславовна попросила сына переночевать у ее давней подруги Светы под предлогом, что Света уезжала на дачу, а кто-то непременно должен был остаться присмотреть, накормить и выгулять ее болонку Тоню, которая только-только ощенилась. Идея была, разумеется, абсурдной, поскольку Тоня и так-то нравом отличалась сварливым, а, заведя детишек, совсем озверела и саму Свету еле терпела, время от времени ворча на нее из угла дивана – ее любимого места. У Светы действительно была проблема. Раньше она брала Тоню на дачу на все выходные, а тащить с собой еще и щенков не было никакой возможности, ехать же на день смысла особого не было – слишком уж далеко была Светина дача. Однако, ко всеобщему удивлению и радости, Тоня встретила Семена приветливо, даже облизала ему руку и разрешила погладить щенков, чего ни разу не позволила хозяйке. У Зои Вячеславовны камень с души свалился. Дело в том, что она уже давненько подумывала, как бы найти предлог, чтобы удалить Семена хотя бы на один вечер. Правда, иногда он сам приходил поздно, один раз даже появился лишь под утро, но все это было так непредвиденно, а прямо попросить сына придти попозже или совсем не придти Зоя Вячеславовна стеснялась, да и не могла она просто так оставить Сему на ночь на улице, тем более, что каждый вечер дома ее ждал накрытый стол со всякими яствами. Даже, если Семена к ужину не было, стол все равно был накрыт, а в маленькой вазочке стояла неизменная ветка цветущей вишни. Зоя Вячеславовна поведала о своей проблеме Свете, та, со свойственной ей энергией решать чужие проблемы, кинулась организовывать ночлег для Семена, но ничего не нашла, и остался лишь вариант с Тоней. В общем, Семен был пристроен на две ночи в квартире Светы, а Зоя Вячеславовна после субботнего похода в кино с Владимиром Петровичем пригласила последнего подняться к ней на чашку кофе. Войдя в квартиру и включив свет, Зоя Вячеславовна обнаружила на столе ужин – в глиняном горшочке было какое-то ароматное варево, на большой тарелке лежала гора лепешек, а в квадратной миске - сладкий рисовый десерт.
- О, я смотрю все готово к приему гостей, - потер руки Владимир Петрович.
Зоя Вячеславовна была смущена. Она не хотела, чтобы ее приглашение на чашку кофе выглядело как