Конвертация любви.

мокрыми пятнами на полу в нескольких местах, с небольшими подтёками на дорогих рифленых обоях и мелким мусором, но по важности в тот момент это занимало едва ли пятое место. Сын невозмутимо сидел в кресле напротив входа в комнату, он казался, совершен обыкновенным, в чистых шортах, в красной футболке со слоном, купленной возле храма лежащего Будды, в Таиланде. Он сидел прямо, со спокойным выражением лица, он даже узнал нас, он понял, что это мы, он был здесь. И даже, кажется, попытался улыбнуться, что-то сказать, сделать, приподняться, но через миг глаза как у остальных стали нарисованными и его тоже не стало, ладонь разжалась, и на пол упал шприц, воткнувшись иглой в дорогой паркет…

   И когда это случилось, раздался звук непонятного происхождения, на невероятно высокой ноте, с невозможной вибрацией, с дикой силой не то визг, не то вой или всё вместе! Вернее он не раздался, а возник, материализовался из ниоткуда, его не должно было быть здесь, он был слишком живым, он давил на уши, на глаза, на мозг, слышать его было невыносимо.  Звук разметал увиденное, разорвал общее оцепенение, скомкал, уничтожил весь мир до самого основания. Люди не умеют издавать такое, такие звуки, такой силы, на таких нотах могу вырываться только у диких зверей от отчаянья и боли в последний миг жизни. И так захотелось присоединиться к этому крику, прибавить ему ещё своей силы, мощи, с его помощью вышвырнуть всё чужеродное, грязное, отвратительное из квартиры, оборвать происходящее, вынести этих непонятных людей, которым совсем не место в нашей такой положительной жизни. Уже в жизни в прошлом…. Это кричала Ольга, её лицо тогда не выражало ничего, кроме нестерпимой боли волчицы, с которой живьём сдирают шкуру. Она немного присела от натуги, скрестив руки внизу живота, словно защищая своё чрево от окружившей нас грязи. Этот крик был слышимым разделением нашей прошлой просто хорошей жизни на последующее, в том числе и сегодняшнее существование.

   Через день мы уже понимали, что наш сын плотно «сидит на игле». Всё от первого раза, до самого непоправимого случилось за время нашей поездки по Европе, а точнее дней за десять. Началось всё с бесед на одном из многочисленных форумов об изменённом сознания, что это даёт и как это замечательно. Дальше – способы достижения, начиная от длительных, нудных медитаций, кончая современными фармакологическими средствами, быстрыми, эффектными и эффективными. Разумеется, верх взяли последние методы. Быстро нашлись доброхоты, обладатели заветных пилюль, а чуть позже и ампул. Процесс познания изменённого сознания шёл семимильными шагами и в итоге пятеро вполне благополучных подростков меньше чем за месяц стали наркоманами, а продавцы зелья получили пять всегда благодарных потребителей. Вот так всё произошло просто, быстро и банально. Недаром же кто-то из великих прошлых времён сказал, что самое большое коварство дьявола заключается в том, что он убедил людей в своём отсутствии. А ведь и правда, верующих в мире совсем немало, но они верят в бога, ходят в церкви, костёлы, ставят, свечки, молятся, поют ему гимны, просят о чём-то. Но про его антипода все как-то позабыли, а он, пользуясь этим, потихоньку творит свои дела, пишет собственную книгу, интересную и весьма забавную книгу. Вообще книг, наверное, две, про одну уже сказано, вторая принадлежит тому перед чьим образом, физическим или мысленными, мы бьём поклоны, вымаливая милости, как будто он фокусник из балагана, который на потеху публики, по её желанию способен из шапки вытащить то кролика, то голубя. После, совершив ритуал с зажиганием свечей или фимиама, тем самым загнав совесть поглубже, садимся в своё роскошное авто, несёмся по улицам матерясь на этих нерасторопных прохожих, из-за которых трафик в городе всё время вялый, не энергичный. Или бросая собственных детей, не подготовив их даже к основному, ни разу не поговорив за последние полгода, кроме банальностей, улетаем резвиться в дальние страны. Понимание приходит позже… если вообще приходит, потому что предусмотрительное подсознание, берегущее нас от стрессов самообвинений и самобичеваний, обязательно найдёт виновного со стороны. Ну, в крайнем случае, жену или мужа, которые в то время когда мы, выбиваясь из последних сил, работаем, неся всё в дом, не соизволили уделить ребёнку хоть чуточку внимания.

   Это конечно хорошие, красивые, правильные мысли, но тогда нам было не до них. Тогда нужно было действовать, что-то делать. И мы не сидели, мы перепробовали всё. Там были и врачи наркологи, и модные психологи, и дорогие закрытые клиники, и даже батюшка из церкви по соседству, и парочка народных целителей, куда же без них, ну и лекарства, таблетки, уколы. Сказать, что ничего не выходило нельзя. Были светлые промежутки и даже очень длительные, более полугода, нам удалось закончить школу и поступить на бюджет в университет. Мы даже снова слетали в Европу, только уже всей семьёй, отдых и в этот раз получился чудесный. Опять замки, сосиски, пиво, ухоженность городов и почти полная беззаботность. Мы отчаянно радовались, шутили, шумели, много смеялись, мы пытались наверстать упущенное. Но это был лишь слабый ремейк нашей прошлой славной жизни… На втором курсе у Сергея появилась первая серьёзная привязанность к девушке, которая как у большинства закончилась расставанием, наверное трагедией и, как побочный эффект, очередным срывом, глубоким и страшным, с первым выносом из квартиры дорогих вещей, с недельным исчезновением, страшной худобой и гепатитом. Жена, высокая цветущая сорокалетняя женщина, красивая, ухоженная, всегда подтянутая, с фигурой крепкой и ладной, без грамма целлюлита, не то что бы постарела, а как-то сникла. Пропал игривый блеск в глазах перед отходом ко сну, не стало регулярных посещений бассейна, суеты вокруг записи к косметологам и парикмахерам. Появилась густая седина у корней отрастающих волос, которые уже вовремя не красились, морщинки на лбу и у глаз, стали расплываться формы, а главное со всем этим ей похоже ничего не хотелось делать, не хотелось ей, а нам с дочкой было всё равно. Победила апатия, светлые периоды в жизни сына уже не воспринимались с радостью, как надежда на выздоровление, а  были очередным затишьем перед наркотической бурей. Под конец этих затиший становилось всё меньше и были они всё короче, классическая картина развития болезни. Мы поиздержались совсем, у нас появились серьёзные долги, мы продали нашу любимицу – машину и ещё многое. Мы совсем выбились из сил, мы устали. Когда Сергей в очередной раз пропал, мы не стали писать заявление в милицию, мы к тому времени их уже не писали около года, да его и не приняли бы. Они знали, кто наш сын и даже если бы мы настояли на заявлении, то никто бы палец о палец не ударил в его розыске. Через месяц отсутствия было принято решение поменять замки на дверях, мы, наверное, почувствовали, что он больше не вернётся. Это была точка в нашей истории про сына наркомана. Поставлена она была буднично, без истерики, без беготни по психбольницам, по моргам, без расклеивания объявлений на остановках. Просто как-то вечером Ольга сказала, что, скорее всего, нужно поменять замки. И мы стали заниматься каждый своим делом. На следующий день замки были поменяны. Вот и всё. Про Сергея мы не вспоминали совсем, то есть совершенно. Его комната была быстро освобождена и переделана под кабинет, носимые вещи в полном составе, даже первые распашонки, отправились в мусорный контейнер на радость бомжам. Мы не знали, что с ним случилось. То ли умер от передозировки, то ли попал в рабство на таёжные делянки, то ли, как говорят в прессе, потерял память и теперь находится на излечении, а может, был убит в драке с себе подобными за дозу. В глубине души мы надеялись, что он больше не вернётся, что больше не будет никаких излечений, никаких завываний при ломках, ночных и дневных слёз Ольги, не будет страха за собственные вещи, за дочь, которая его возненавидела. Это если честно. Мы хотели простого покоя, уж не до счастья... Кажется, мы даже не хотели знать, помнить, что он вообще жил с нами, даже если речь шла о маленьком резвом розовощёком мальчике. И он не приходил, наверное, последними искрами сознания понимая, что хватит нас мучить своим безнадёжным состоянием, а вернее всего его уже не было в живых. Если кто-то спрашивал про него - мы молчали, возникала неудобная пауза, собеседник терялся и  больше никогда не возвращался к этой теме.  

   Собственно, почему всё это вспомнилось сейчас? Мысли грустные, мысли скучные, зачем они? Такой светлый день, ласковый дружище-ветерок наперегонки с ласточками гоняет по скверам. Люди все дружелюбны, улыбаются некоторые, сходил в кино, выпил хороший кофе и вообще сбежал с работы. Зачем эти мысли, что ж так хреново на душе? Ведь не думал о сыне столько времени, не вспоминал, как проклятое солнце режет по глазам! Свои тёмные очки оставил на складе, совсем с памятью плохо, сопрут же. Хотя - не велика потеря. Надо идти домой, там Ольга, уже пришла с работы. А что ей сказать про суд, про кино, про мысли эти некстати. В это время солнце не должно светить так ярко, прямо лучи ощущаются, они давят, бьют в глаза, попадают в голову и в висках всё стучит от них. В висках стучит от давления, разволновался, про сына вспомнив. А зачем волноваться, умер он уже давно, не придёт.

   «Скованные одной цепью» - это песня Наутилуса, кто-то проезжал, и в салоне играла она. Вот почему всё вспомнилось, вспомнилось с самого начала, с того ужасного мига после входа в квартиру, после возвращения из отпуска. Когда-то, сто лет назад, в период разгула «перестройки», во время нашей юности и молодости, она звучала как гимн на ровне с «Мы ждём перемен» Цоя. Некоторые из нас, слушая эту песню, да ещё на полную мощность раздолбанных колонок в общаге, да ещё выставив их в окно, глубокомысленно представляли, что чужими словами говорило своему руководству, маленькому и не только, что вот сейчас мы всё понимаем, что нас уже не обмануть и что мы не согласны быть скованными одной цепью... Понадобилось почти жизнь прожить, чтобы понять - собственно ничего не изменилось, всё осталось по-старому. Только мы уже без направляющей силы вождей связали себя одной цепью, сами. Такими же стройными колоннами самозабвенно, с упоением ходим по офисам, биржам, банкам, пытаясь подзаработать деньжат.  Особенно смачно звучат сегодня слова про сброшенных орлов ради бройлерных куриц... А женщины всё так же ищут старость, но найдя её, теперь у них есть больше возможностей скрыть сей факт от окружающих, в первую очередь от себя. Лозунги, раньше развешанные на всех перекрёстках, остались, но изменились, сейчас они - там же, только называются рекламой. Нет, эта песня не про время эпохи власти советов, она вообще про нас хоть прошлых, хоть нынешних, а скорее всего и будущих. В сказанном, нет ни какой новизны мысли, так было всегда и это нормально. Возможно, нормально... Вот только с каждым годом юность кажется какой-то то-ли нелепой, то ли задёшево проданной, но думать об этом хочется ещё меньше чем о потерянной квартире и непутёвом сыне наркомане.

   От того, что нашлась причина возникших воспоминаний, на душе полегчало,