Соберу милосердие-2

свободу.
  Я облизнулся,свернул газету; но тут  под передовой статьёй о трудах и заботах  людских обнаружилась фотографическая заметка  про мальчиков продажных.В нашем посёлке их писюнами  зовут- с лёгкой руки одной местной курортницы,которая лет пять назад привезла с юга невесть что,и непонятно чем лечится.
  Представился мне в сей момент Янка- плечистый да высокий- будто звонит ему из борделя  сисястая мамочка:-пришёл заказ,выезжай,машина у ворот!- И бедный Яник,подавившись горячим пирожком,живо раздевается за ширмой,чтобы натянуть белые обтянутые трусики с ватными подкладками.Он что-то морочит нам с Верой в своё оправдание,несусветную брехню- а мне стало его нестерпимо жаль… я  смял губернскую газету,мечтая о том,чтоб подобная еволюция  рода человеческого не докатилась до мужиков и баб,до Верочки и Янки.Хоть он злой очень,словно в логове рос,но как бы ни корил  меня за ошибки- всё же пример берёт.Поначалу  шуткой втёхался в симпатию; потом влюбился беспробудно ,хотя нос от бабы воротил- а теперь уже жениться затеял.Целыми  днями на работе,и дома наверное,поёт нам про Верочку,рядом ли она иль вдалеке  от него .Дядька Зиновий сказал мне тихо,что и с ребёнком он торопит невесту.
  А на днях мой жестокий товарищ  было не упал  на колени в слезах,уговаривая Серафима  принести  ему с югов маленькую тигру- в скорлупке ещё.- Я ,- говорит,- её воспитаю с мальства,и будет защита нашему семейному счастью.Тигра не собачонка,- тут он презренно взглянул в мою сторону.
  Меня как обухом  втемяшило- да он обзавидовался на моего Санька! Тото развернулся Янка к восходу солнца: жизнь прекрасна,а ране шею не мог повернуть.
  Тут через мои воспоминания прыжком заскочил в хату Умка,поджавшись словно  барьерный заяц; сейчас  же из огорода раздался громкий зов Макаровны:- Еремееей!
  Я  повёл длинным носом по всем углам земных полюсов,и примагнитился к сыну ,нехотя нашкодившему в который раз.
 -Бабка идёт,машет по небу палкой,птиц разгоняет,сердитая.Что ты натворил,кроходел?
 -Ничего.- Он глаза рассовал по карманам,и оттуда выглядывал мельком.- Яблоками чуточку побросался в крапиву.
 -Брешешь.Я руки умываю,сам оправдывайся,- и только хвать за водою идти,а бабуля уже мне навстречу.-Здравствуй, Макаровна.Как живёшь?- Улыбка моя шире радуги.
 -Виделись,зубатый.Твой серя мне банки  на огороде побил.- Она глянула  за мою спину,и узрела белявую чуприну.- Вот ты где прячешься,к отцу жалиться  пришёл.Я на зиму без варенья останусь,ещё и виноватая.Повинись хоть.
  Умка выснулся,потешно шмыгая носом,затянул как майский жук:- Жужубу,бубужу.Я не хотел их разбивать. Просто пулял в крапиву.Думал,они не нужны,раз ты выбросила.Банки маленькие совсем,а мама в большие закрывает всегда.
 -Указывать будешь подруге своей,внучке Ульянкиной. Осколки все собери,и с крапивы тоже.
 -Соберу,- промычал повеселевший пацан.
  Во дворе Макаровна объясняла мне:- Стекляшки  эти тьфу,а его поучить надобно,чтоб не всё озорство спустя рукава.
 -Прости его.Я привезу тебе из города большие банки.
  Бабка рукой махнула:- Да на что они,своих хватает.Не терзай малого,я его так  взгрела- для остраски.Пускай уважает.
 Вышла на крыльцо Олёна в чудном зелёном купальнике, открывающем любому взору её желанные прелести. Крутанулась предо мной.Даже Макаровна не удержалась:-Ах,и хороша ты,девка!
  Я очень хотел жену захвалить,но сильнее кольнула ревность:- В дорогу накинь сарафан.
 -Обязательно,- засмеялась Олёнка.- Это тебе я хвастаюсь.
 Пообедав,всей семьёй мы  пришли на речку.Искупаться, отдохнуть,поболтать со знакомыми.
 А на пляже ждали аквалангистов.Горячие жареные люди  кучковались группами по интересам,и живо обсуждали пьяную трагедию,округляя глаза  от особо едкого замечания  местного  всезнайки.Больше всего ценились свидетели,но их было мало.Те два мужика,которые едва не спасли утопленника,стояли вдвоём загорелые и гордые; а возле них  сужался круг любопытных.
  Тут от пивной компании ,нетвёрдо шагая,подошёл сляпый  мужичонка.Ещё на полдороги  к пляжникам он стал орать да материться,обращаясь ко всему народу,кого мог узреть мутными глазами:- Это Сенька Будка,друг мой! Мы только что пиво пили,он воблу чищеную оставил.Купаться пошёл.-Мужик размахивал руками,рыбий жир блестел на его грязных ладонях.И хоть неприятен он был до тошноты,но одна городская дамочка  всё же заговорила с ним,брезгливо поджимая губы:- Мужчина,а вы его хорошо знаете? У него семья есть?
 -Да как же?! Пацан с девчонкой уже школу доходят,в институты думают.Сенькина жена на маслозаводе  с моей работают.Ещё никто из них не знает горя,я один тут был.-Мужичонка пригорюнился и пустил соплю,но сбил её в землю да ладонью вытерся.- Хороший Сенька,а вот  же крестом его жизнь перекосило.- Он зашептал себе под нос,вспоминая, видно,и свои беды.На него перестали пялиться любопытные- приехали водолазы.
  Двое бравых- жилистый стриженый мужик  в наколках хулиганской  отсидки,и атлетный парень,завзятый посетитель мышечной секции.Старший водолаз спокойно поговорил с первыми спасателями,уточняя место трагедии. А его молодой напарник в это время крутился   всеми боками и позами перед красивыми девчатами.Он скрывал предстоящий страх,ужас как не терпя утопленников.Зная за ним эту немочь,старший пощадил парня:- Подгребёшь со мной к месту и кружись,а я труп вытяну.Потом вдвоём отбуксируем.
  Олёна дёрнула  меня за локоть:- Идём домой.Сегодня  под душем обмоемся.- И весь вечер бродила по саду печальная, жалась к стволам яблонь и слив.С чего бы,кажись.Мало ли пьяных безумцев на свете,которые дурью поганят свою судьбу.
  А нынче она вдруг пришла ко мне на работу.Перерыв,мои ребята в домино играют,я у крупорушки лежу; зашелестела сухая трава.Смотрю- стоит Олёнушка.
 -Привет.- Она отвела с лица волосы,тихо улыбнулась.
 -Здравствуй.- Я сел,скрестив ноги как божок,и почувствовал, что загорелись уши.
 -А почему ты покраснел?
 -Со стыда перед тобой.Много времени  прошло с утра,я очень рад тебя видеть.
 -И я соскучилась.
  Только сейчас мы услышали радостные крики монтажников:- Олёна,привет! Здравствуй,Олёнушка!- Она помахала им обеими руками,как сигнальщик на корабле.
 -А что малыш делает?
 -Школьные книжки читает.Из нового класса.- И заспешила, вдруг перебивая дурную боль,сглатывая сердечную немощь:- Они большие,с картинками,ему больше всего понравились,и я долго  его слушала ,а после тайком к тебе побежала.
  Я уже стоял рядом с женою,рычал на весь свет и  себя,гладил рыжие волосы,желая успокоить её безмолвный плач.- Что с тобой,Олёна? обещаю,что   не  буду больше грехами порочиться,у меня внутри слом да разруха,всё в бомбу спрессовано,разорвёмся мы сейчас!- я с такой страшной мольбой смотрел ей в лицо,что она прикрыла глаза:- Ерёмушка.Я на этой земле всегда рядом с тобой,готовая делить горе и радость,боль ,нужду.Мне только бы слышать твой ласковый голос,видеть  твою лучистую улыбку,и не дай бог  тебя потерять,ненаглядный мой.
 -Хорошо б тогда жить вон в той голубятне,летая за крошками хлеба.
 -Плохо.- Олёна потёрлась щекой  об жёсткий воротник моей робы.- Голубиней я так не  прижмусь к твоей промасленной куртке,не подышу.А чем бы ты волосы  рыжие перебирал?- и наконец засмеялась,- перьями.
 Я тоже улыбнулся,вдохнув  с её темечка  запах смешанных  одуванчиков да ромашек,плутоватых сыроежек  да кукурузы.- Ты как мельничиха пахнешь.
-А ты и мельничиху нюхал? обнимал вот так же?
  Олёнка вроде шутила,но сама пытливой тревогой  вглядывалась  в мои глаза,и может быть бессознательно  замечала жесты; понимая эту  подлую взрослую жизнь,она хотела быть обманутой,не доверяясь тоске искренности.-Почему ты улыбаешься?
 -Потому что рад  тебя осчастливить.Если твоё сердце болит от мыслей про измену,то оно болеть не должно.А больше не скажу.
 -Правды боишься?
 -В жизни бывает всё.Вдруг я однажды  случайной похотью предам  нашу любовь,и лучше уж сейчас навсегда откушу свой язык.
 -А ты сможешь предать? зная,что второй меня на свете не будет?
 -Да ведь и ты не заречёшься,- я погладил белую шейку,но она  стала каменной: жена застыла от моих слов.Лишь шепнула хрипло:- Ты так сказал,будто поникли лютики.
 -Никогда.Твоя красота,доброта,нежность для меня только.Но мне нужна хоть видимость свободы,чтобы парить иногда  в фантазиях,бродяжить по лесам,полям да кладбищам.
 -А я ждать буду.Ты вернёшься из странствий небритый, запылённый,и мы с Умкой в твои объятия бросимся.Только  под твоим крылышком нам спокойно и счастливо…





  Грустно сидеть у окна,когда на улице мелкий дождь, рваный сеянец.
  Дядька Зяма  приобнял  Серафима за плечи; пожаловался не ему,себе:- Непогода какая.Будто лето проходит стороной и куражится нынче в чужих краях.А мы ни при чём сидим, осталось только охать.
 -Да ну,дядька Зиновий,- загарцевал Серафимка,как спелёнатый конь.Вот сбрось с него сбрую,и узду в траву: прямо понесётся  вскачь,куда глаза глядят.- Всегда  август был щедрым на солнце.Скоро будешь опять в лугах валяться, а когда голову напечёт- снега запросишь.
 Но Зиновий недоверчиво пожевал свой язык,и скривился как от дольки лимона.- Принеси мне  очки с этажерки да больничные инструменты.
 И вот сидят они ,два шарлатана без образования- меряют небу температуру с давлением.Зяма ухо к трубке  приложил: - Дышите.
  А в небе чехарда облаков: еле видно  печень,почки,и лёгкие.Трудно диагноз поставить,хоть  всевышнему жалуйся.
 -Знаешь что,Серафимушка? лети ты с градусником в самое сердце небес.Только оденься  теплее.
  Взлетел парнишка.У болящего солнца  бьётся он тёмной точкой,животворно пульсирует.И крыльями миру  подмышки щекочет.
 -Ну!! Что там?!- орёт наверх дядька,вдобавок  махая руками,чтобы малец внимание обратил.
  Серафим вниз ответил; но в шуме ветра его слова разлетелись по свету.И он на землю спустился.
 -Докладывай.- Зяма мягко принял парня в руки.Отряхнул с его куртки  капли дождя.
 -За облаками температура высокая: оттого либо,что лучи не прорываются сквозь них.И давление прединфарктное- так белый доктор про одну бабушку говорил ещё в детстве,а я сзади всё слышал.- Серафим заметно удивился немощью природы.- Что будем делать?
 Ртуть как взведённая пружина пистолетного курка дрожала от нетерпения и чесала поясницу,волнуясь при каждом   выпуске новостей.Зиновию хотелось линчевать погодных пророков: гнать их вкривь и вкось  как татей окаянных,собрав окрестных жителей с цепами  да кольями.А после закинуть гать  между душами,ходя в гости друг  к другу по слабеньким жёрдочкам  лёгких привязанностей и  дружб.Может быть тогда через всю землю по экваторам да меридианам выстроятся  из  соплей жалости и тютей сострадания мосты доброты,до неба поднимутся башни милосердия.
 -Ждать,- дядька ответил Серафиму.
 Через полчаса Зяма сам отложил    на подушку газету:- Не понимаю я этих людей,- сняв  тяжёлые круглые очки, помассировал пальцами натёртый нос.- Объявили государству бойкот и голодовку за свои права,надеясь удивить нас своим героизмом.- Он откровенно хохотнул  над глупостью сограждан,призывая Серафимку осудить проблему.
  Тот оглянулся с телевизора:- Что ты,дядька?- краем глаза кося на танцующих баб.
 -Да вот пишут,- хлопнул Зиновий по газете,- что   люди хотят справедливости.А просят