Соберу милосердие-2

осклизлый червяк, попавший меж пальцами,если б закостенелый хребет упирался в небо- и адовой пламени вместо солнце вылило ему на глаза ослепительный кипяток жёлтых пузырей …если.
  Спросит на смертном одре  родимая мамочка:- где Муслик? почему не пришёл ко мне?- томительно заглядывая в лица провожающих родственников.С надеждой спросит,ожидая  правдивого ответа о безоблачном счастье любимого сына.Но исповедник не скажет ей прямо,а станет юлить,веселя чертей да ангелов отгоняя.И родичи губы прикусят,чтобы тайну опутать молчанием.Мамка тогда сама подымется  бледная из красных цветов; оттолкнув тянущие к ней руки,уйдёт в никуда искать бродячего сына,верея блудного.
  Проснувшись всерьёз, Муслим долго вспоминал свой сон по лоскутам и обрывкам,но их поглощал целиком ужас ночи.С тяжёлым сердцем мужик весь день провозился  во дворе,суеверно не желая выходить из своей крепости. Надина звала мужа в гости,дети приглашали на речку- он  всем отказал.Что  капризничает,подумала про него жена; что болен,решили смышлёные сыновья.А Муслим, оставшись  один,попросил у аллаха  искреннего прощения  за старые мелкие грехи,за нынешний большой грешок; потом залез в погреб ,где стояла едва начатая  бутыль с вином.От выпитого бокала ему стало легче,словно  вино размыло камень на сердце.Мужик огляделся по сторонам: темнота,земляные стены,дощатый потолок…сон- как ошпаренный кот,он мяукая вылетел из погреба,прищемив себе крышкой хвост.На стул сел и заплакал: ну зачем я обещал лешему,зачем? может,не любить мне больше жену,не увидят меня ребятишки,и с моим крокодилом выступит в цирке дядька  чужой…
  Но утерев слёзы,Муслим быстро собрался,пока в отлучке семья- долгие проводы были б мучительны- и с лопатой ушёл огородами в сумерки.
  У реки,среди долгих зарослей колючих кустов,сидела на  пне замшелом тоскующая русалка.- навсегдаааа,- тихо простилась она,накрыв хвостом дремлющую лягушку,и взяла её в руки.- Вернусь,- мужик виновато прятал глаза; потом тыкнулся носом ,губами,вбирая дождевой запах русалочьих волос,на которых сей  миг погасла последняя клякса солнца.- сноооова однаааа,- русалочка жалела  о несбыточном счастье  любви,материнства; лягушачья голова полетела в речку,тельце  шмякнулось о землю.Как баба вильнув бёдрами,нырнула русалка ,оставив лишь воспоминания.
  Ночью тревожнее,чем днём.Все страхи оголяются до исподней рубашки,поворачиваются  задом,хлопая себя по ляжкам будто в дроботень барабанов.От такой   музыки  нехотя взвоешь: за спиной перестук  чертячьих копыт,и в небесах слышен свист  ведьминого помела.Шалая  баба хотеньем кричит: летит на тайную сходку,тыкая веником яркие бесстыжие  глаза шпионящих звёзд.Те уже настроили свои  жёлтые фокуляры,и снимают  на плёнку каждый порочный  шаг нечестивой оргии- утром большой господь будет  посвящён в бытовую крамолу жизни земной.
 Ночью красиво,чем днём.Всё раньше видимое  вдруг обращается химерой,из пасти которой ,как в цирке,можно легко доставать белых кроликов да сизых голубей.Где были непролазные дебри,где грязное болото воняло червивым смрадом- вырос мост пешеходный.Там стоят на платформе  кичливые зайцы- синие мундиры,и машут деревянными трещотками,зазывая поздних прохожих.
  Захрапела  одинокая кикимора,божий одуванчик.Чешет она лапу во сне,будто бежит к свету болотных огоньков, заприметив тень горького путника.Подойдёт к нему сопливой тюрей,оховячит по мозгам жалостливым рассказом- и доверься,наивный человек,этой плутовке. Простись с домом да коровой,забудь духовитый сеновал с молодою женой.Жизнь береги,бродяга: плюнь в харю,да ступай отсюда ,не сдаваясь под заунывный плач.Все лешачихи похожи на баб настоящих,только груди у них волосатые.Когда сунешь руку соски потискать,а пальцы увязнут  в замшелых кудрях- выцарапывайся благим матом,рви когти.Эту болотную вековуху  есть кому миловать без  тебя- бойся ревнивых лешаков, оплетут, удавят; к детям ихним не подходи- хоть невзрачны на вид,а гужбаном навалятся,и в топь.
  Много есть страхов лесных.Ещё речные, полевые, дорожные,вечерние и зоревые,воздушные и огневые, домовые да квартирные.Больше люди боятся кладбищенских. Да только упыри и вурдалаки осязаемы, василиски и гнобыли по земле ходят,шерстят матушку. Главный страх  в тебе,человече.Это твоё трусливое воображение грызёт мозг смертным самоядом,терзает сердце.Нет у тебя выхода- как же за семью отвечать,за родину и веру? когда ты над собой не властен.
  Думал Муслим,шагая по тёмному лесу,что легко товарищу Серафимке в небе летать,проще простого развеивая воздушные пузыри.Вот бы и самому так,а то на каждом шагу ждут зуботычины: оглянешься не вовремя –тут же по лбу стукнет сухая ветка,или того хуже огромный сук.Если рядом завоет потешно бесприютная нечисть-значит,близко в палец до беды,трясины.И помочь некому: затихли голоса живые,а мёртвые хрипят кабальные песни.
 -Кхехее…Не помешаю? мыслям тайным?
  Вскинулся Муслим в боевую стойку,словно волкодав на звериный вой.Из мухоловки паучьей тишины его хмуро разглядывал Бесник,насторожив лопухи огромных ушей:-Ты один?
 -Да,- вздохнул облегчённо мужик.
  Леший утробно отрыгнул; повеяло мохом, лишайником, прочим земляным кормом.- А я беспокоился,что давно не виделись.Скучаю уже.
  -Да чего давно? с неделю только.
 -Ну,для тебя семь дней не деньги,а мне они летят  будто пирожки из печки.Нужно скорее сундук доставать.- Бесник желчно приказал  мужику,как маленькому дитяте:- Иди на глас мой,слушай ухами; если чавкает жижа- это я копытами, если с коромысла вода брызжет- то водяной подманивает, очи застит.- И пошёл напролом сквозь древесные свальни, ему всюду гати настелены.Всякое животное узнавая,леший кричит ему нечеловеческим голосом- свои,мол.Спи,синяя лягушка; спи,розовая жаба; дремлют под тиной два прыщавых крокодила- и ночные путники водомерками рядом шмыгнут.
  Елань горелую прошли; сзади остались паловые травы да обожжённые кусты.Видно,здорово похозяйничал змей огнедышащий,безжалостный.Кабы не дождь,сполоснувший землю,остались одни головешки до самого горизонта пополам с костями сгоревших горемык.
  -Ты чего оглядываешься? под ноги смотри,- полыхнул рассеянного Муслима голос поводыря.
  -Хмуро тут у тебя.Хоть бы маленькое озеро.
 -А ты не жалобь  лесомань мою. Я здесь хозяин. Вам, пришлым,устоявшей красоты не понять.Всем нужны цветочки,кустики с ягодами да грибами; однодневок жалуете,а ведь глуходревью этому сто лет- в нём хворобы лечат и ворожат счастье.
 Легко шагая,леший будто плыл над поваленными древами, шепча оберегающие слова.А вокруг,куда ни кинь,преет лиственная падалица,и запах такой,как если б в продуктовой  столешне, где ещё варенье открытое стоит, оставить надкусанный пирожок с капустой да очищенное яблоко,а вернувшись из отпуска,нос туда сунуть.Так в эту кучу нужно свалить и гниль болотную незасыхающих луж,и прёлые трупы разной стареющей  живности,в которых черви заплели неразволочные клубки- особо впечатлительным сюда ход заказан.
 -Бесник,далеко ещё?- сквозь сжатые зубы прогудел Муслим,чешась от настырного гнуса,потирая ушибленное колено,отплёвываясь тягуче сухим горлом.- Мы давно прошли старую усадьбу.
 -Часовню прозвали барской не потому,что рядом- а на его деньги строилась,из камня цвета небесного,- нравоучительно  объяснил леший,тыкнув пальцем вверх как указкой школьной.- Раньше стояла в трёх верстах от поместья ,да  понаехали городские мерщики, крутили, вертели- и вышло у них пять.Вот теперь изза дураков нам с тобой лишний крюк делать.
  Тут Бесник  зарычал гортанным рёвом,пуганув соек и примкнувших к ним на лето сельских голубей.- Не дрожи,мужичок.То я медведей предупредил,что возле пройдём.Иди близко,побудешь жив.
 -Я за себя постою,- ругнулся терпеливый Муслим,пресекая подобные шутки на корню.Вот он,чащобный лес: усеян шерстью  и медвежьими когтями,сточенными острым мужичьим тесаком,а топтыгинские окорочка порублены лопатой.- Пусть звери боятся.
 -Всё .Пришли.- невпопад вдруг произнёс леший,когда нывшие кости уже втянулись в мученый пыл дальней дороги.
 -Что,здесь?- Муслим обвёл удивлённым взглядом  травянистую лысую лощинку,на которой плешиво  росли несколько кустиков.- Сразу не скажешь.
  -Часовня за поворотом.А тут горстка ополченцев в войну оборону держала.- Бесник угрюмо потёр ладонью губы, снимая с себя обет молчания.- Почёт и уважение.Отец мой солдатам таскал еду : ему барана на плечах было ,что муравью козявку.
  -Так это ,значит,окопы,- догадался мужик,и горько стукнул кулаком об корявое деревце.- Сколько людей погибло…
  -Все,кто сражался.Враги пулями их не взяли,ни измором. Тогда подвезли ближе пушки,и угробили бомбами.А выдал наших бойцов местный предатель.
 -Казнили его?- спросил Муслим,сжимаясь от беды непоправимой.Леший усмехнулся,вспомнив прошлое,и рублеными словами ответил:- Растерзали бабы деревенские. И мать его вместе,чтоб больше не рожала.Хотели вослед жену с детьми ,да слезам посмотрели в глазки.- Бесник отвернулся к чёрным небесам,моргая подступившую боль.-Хорошими людьми потом выросли.
 -Грешно здесь рыться.- Мужик с тревогой оглядывался вокруг.- Солдаты не захоронены,и души их поблизости  бродят.
  Леший на копытце крутанулся юлой ,засмотрелся в  приспущенные шторы мужичьих глаз:- Чтобы от меня ни на шаг.Где скажу- там копай,а могил не касайся.- Вздёрнул Бесник лохматую голову,и тихо провыл свою песню,в которой плела широкую вязь искренняя череда  признательности да поклонения,сердечный помин усопших душ.- Выдастся  время спокойное,и придёт сюда вся округа,грудные на руках,старики в колясках; станут на колени пред памятью и отмолятся злым добром- чтоб этот зарок грядущие помнили через многие века.
  Простояли они в молчании сколько невесть,да к часовне пошли.Заросла по окошки ветхая храмовка,обвалилась  начетверть как буханка хлеба,с одного края обгрызанная мышами.Краски на фронтоне за сто лет изблёкли,купол зелен от моха,и летучие мыши прикаянно жируют без тревог.
 -Сам пойдёшь.Мне внутрь нельзя,там богомазы стены разрисовали.- Огромный дремучий леший пищал на ухо словно комар.- В часовне была лестница,а остался замурованный огрызок.Рой  прямо под ним.Да поторапливайся.
  Муслим разодрал руками кущи у входа,шагнул,и было не рухнул вниз по кирпичам.Но осторожно- ставя ноги в тёплые плешины земли,обходя завалы деревянных разбалков, каменных  груд.Со стены на мужика смотрел  уцелевший грудной младенец,и нянька его в платке- может, мать.Под потолком,в тусклом сиянии явой луны,среди нарисованных небес да солнцев, припудренные ангелочки паковали тюки и чемоданы.Было видно,что они больше себя жалели,чем натерпелись страданий.
  Когда уходит день,давая  сумеркам фору,в рушенной храмовке   появляется призрак.Днюёт он обычно  на потолочных  орясинах ,кинутых с края на край; и если б добрый мужик забрался  хотеньем,то попилил их для баньки- да высоко,шагов десять к небу.Дух церковный один не боится там жить,скачет по воздуху  аки лунь полночный. Каждый раз ,как тринадцатое на пятницу выпадает,он тоже собирается в путь.Набив походный мешок разной всячиной, берёт свой молельный оберег.И опять о невзгодах забывая, до утра в окно разбитое смотрит.