Роман Ангелины.

из себя и растоптать?!
— Потому что любовь — это хворь. Ею нужно переболеть. Ведь все те сомнения, что змеями вползают в твоё сердце, и есть симптомы этой смертельной болезни.
— Значит, когда меня покинут сомнения, болезнь пройдёт?
— Если тебя покинут сомнения, то любовь умрёт! Не сомневается тот, кто абсолютно уверен в своей правоте, тот, кто не подвержен страстям. А разве можно любить бесстрастно, уверенно?
— Никогда! — громко выкрикнула Ангелина.
Мгновенно стена разверзлась, и появился надзиратель, но принцесса, увидев его, нетерпеливо махнула рукой, гоня того прочь.
— Теперь я понимаю его! — горячо прошептала Ангелина, обращаясь к узнику, как к давнему и верному другу. — Ведь он — постоянное сомнение! Я всё относила лишь к его нерешительности, неуверенности в себя. Да и в меня. А это значит только одно: он любит меня безгранично и больше всего боится причинить мне боль!
Пленённый поэт смотрел на прекрасную девушку, на слёзы её, свободными потоками мчащиеся по смуглым щёчкам, и тёмные глаза его стали ещё темнее от влаги, что источала душа его.
— Ах, как бы я хотел хоть издалека, хоть на мгновение взглянуть на того счастливца! Я так завидую ему! Пожалуй, я не пожалел бы и остатка жизни за это! Хотя, этот обмен не был бы равноценным, ведь жизнь моя ничего не стоит!
— Нет-нет, тебя отпустят, поверь! Я смогу это устроить!
— Если бы это случилось ещё вчера, я радовался бы, но сейчас мне всё безразлично. Никто и ничто не в силах вырвать меня из того плена, в который я угодил теперь!
Ангелина удивлённо посмотрела на узника, но, поймав взгляд того, который просто истекал страстью к ней, всё поняла. Но что она могла сказать или сделать? Только чуть виновато улыбнуться.
 
VIII
 
Хотя Роман видит её лишь сзади, но он нисколько не сомневается, что это она, его любимая, единственная, его Ангелина! Конечно, нет никаких сомнений, это же её волос нежнейших пряди шевелит ветра робкий вздох! Это грациозный изгиб её шейки, покрытой золотистым тончайшим пушком! Это её ладная фигурка — узкие, но сильные плечи, изящная талия и бёдра, чуть широковатые, но упругие и манящие!
А он стоит, не в силах сделать шага, не смея громко вздохнуть! Совсем так же, как той зимой, когда пурга одела ещё незнакомую, но бесконечно близкую девушку в пушистый снежный наряд. Лишь душа Романа, расправив крылья, бьёт ими изо всех сил по сердцу, стремясь вырваться и распластаться ниц перед любимой! Но нет, тщетны её усилия, ведь прочна и надёжна сеть, связанная поэтом из долга, совести, приличий! Ловко и мастерски он её соорудил, сам же этой сетью себя и спеленав!
И вдруг случилось чудо! Роман встряхнулся, сделал шаг, другой к своей Ангелине, и вот он совсем рядом! Его трясущиеся руки бережно пожимают её горячие пальчики, и вот-вот те заветные слова, настоявшиеся, как крепчайший коньяк, вырвутся наружу! Сейчас Роман скажет ей всё-всё, без тайн, без стыдливости!
Ангелина поворачивает к нему своё лицо, и он видит, что её взгляд… угрюмей тучи! Глаза любимой холодны, неласков, зол излом бровей и губы сжаты плотно, до белизны!
Роман теряет слова и силы, ноги его подкашиваются и роняют тело, ставшее чужим, наземь. Свет меркнет вместе с сознанием, а в мозгу, как заклинание, звучит просьба:
— Смерть, прошу, приди, возьми меня! Избавь от мук!..
 
Роман открывает глаза и шумно вдыхает воздух в опустевшие лёгкие. Он врывается внутрь одеревеневшего, полумёртвого тела, возвращая ему тепло и чувствительность. А ещё он приносит осознание, что все мрачные видения лишь бред кошмара! Не было ни суровости, ни холода пленительных очей любимой!
Роман будит улыбкой свою душу, и та, проснувшись, поёт о том, что всё будет прекрасно! Но не успела ещё бестелесная певица допеть свои гимны, а в Романа снова стало просачиваться беспокойство. Он пока не понимал, откуда оно идёт и что означает, но беспокойство всё усиливалось, перерастая в предчувствие какой-то непоправимой нелепости. И неожиданно поэт понял, что его беспокоило. Он находился не в своей опочивальне — эта была намного шикарнее и больше.
— О Боже, где я? Как сюда попал? Чьею волей — доброй ли, злою? И что это может означать?!
Но Роман не успел подумать об ответах на эти вопросы, он не успел и толком оглядеться, потому что почувствовал рядом с собою чьё-то присутствие.
Будто сто ос разом воткнули свои жала в ожившую плоть, когда Роман повернул голову. Рядом с ним лежала обнажённая Сати!
 
Сколько пробыл наш герой в ступоре, он не знал, но, когда в него вернулась способность соображать, он тихо завыл и заскрипел зубами так яростно, что, казалось, они вот-вот рассыплются белым прахом.
А глаза же поэта, помимо воли, совершали путешествие по безукоризненному телу Сати. Она спала, а, может быть, лишь делала вид, что спит, но дыхание её было ровно. Бронзовые близняшки-груди равномерно вздымались, и тёмные глаза сосков бесстыдно глазели на Романа. Ладонь девушки легла на лоно, словно загородив дорожку в райский сад, но между тонких пальчиков пробивалась вьющаяся поросль чёрных волосков. Ножки, будто вырубленные из светло-коричневого камня, были в меру длинны и идеально гладки.
Эх, какой бы мужик не восхитился этой чудной картиной?! Вероятно, только младенец или мертвец! А поэту пристало не восхищаться, а наслаждаться этим зрелищем, ведь раб лиры должен восторгаться и красками природы, и маетой духа, и живой красотой тела — это всё и предваряет творческие роды!
Но сегодня в Романе этих родов не случилось. В оживший мозг вернулись оцепеневшие было мысли, и принялись разматывать клубок вчерашних событий. Но надёжно был запрятан клубочек в закоулках памяти, и, сколько ни старался наш герой, ничего путного у него не выходило. Последнее, что мелькало рваными обрывками серого тумана, было бесстыдным танцем, совершаемым четырьмя обнажёнными красотками.
— Нет, что бы там ни произошло, но изменить своей любимой я не мог! Пусть даже жизнь предложат мне в обмен на ночь с любой красоткой, пусть в муках жутких суждено мне быть до кончины, но и это не подвигнет меня на низость измены!
Роман был твёрд в себе, уверен, но вдруг вылезла гаденькая мыслишка:
— А что если Сати, пока я спал, сумела возбудить мою плоть?! Ведь это могло случиться!.. Но, если это так, то жить мне больше и ни к чему! Или нет, жить, конечно, можно, но об Ангелине нельзя даже думать! Так что ж, радуйся, ты сам этого хотел! — проговорил он вслух. — Останешься здесь навечно и будешь жить с этой своенравной красавицей, штампуя детишек и возводя склепы! Чем не счастье!?
Роман вновь скосил глаза на Сати и поймал её ответный взгляд. Девушка не спала. Она смотрела на него такими влюблёнными, прожигающими душу глазами, что у Романа остановилось дыхание. А Сати, придвинувшись ближе, обвила любимого рукой и положила голову ему на грудь.
Поэт словно окаменел. Он понимал, что должен оттолкнуть девушку, вскочить с ложа и бежать отсюда куда угодно, пока кто-нибудь не вошёл в опочивальню и не обнаружил их в таком интимном положении. Но вялая апатия овладела всем телом, да и душою Романа, а пересохший язык прочно приклеился к нёбу. Сати же покрывала жгучими поцелуями бесконечно родное для неё тело, шепча какие-то ласковые слова. И Роман с лютой ненавистью к себе вдруг ощутил шевеление в своём паху! Пар стыда обжёг его лицо, и поэт наконец-то нашёл в себе силы оттолкнуть Сати и приподняться на ложе. Язык ожил, а мозг мгновенно отыскал те слова, которые сейчас сорвутся с подрагивающих губ:
«Как ты мерзка и отвратительна! Я не ожидал такого поступка именно от тебя! Ты думаешь, что коль ты знатна и богата, то можешь творить всё, что угодно?! Да разве можно заставить кого-то полюбить себя?! Да разве можно быть счастливым против воли и по приказанию?! Посмотри, как похоть исковеркала твоё лицо, а в глазах твоих теперь не таинственный соблазн, а бесстыдная жадность!»
Да, именно такими словами хотел Роман распрощаться с Сати, но неожиданная мысль несколько отрезвила его:
«А вдруг, я сам, добровольно, пошёл с нею? Ведь я столько выпил, что вполне мог потерять над собой контроль, а она так прекрасна, что может запросто свести с ума, особенно, когда ум залит алкоголем! И я сейчас наору на неё, обижу, а она, невиновная, будет считать меня самым последним подлецом! Впрочем, это полностью соответствует действительности! Нет, сначала нужно узнать у неё всё, что было вчера. Если я сам, добровольно пришёл сюда, то здесь и останусь!»
 
Вот какой благородный получился у нас герой! Где нам до него! Уж мы бы, радуясь свалившемуся чуду, не преминули насладиться мягким и горячим девичьим телом! Не так ли? Нет-нет, вы не попали, я увернулся, когда вы запустили в меня кружкой! Я приношу свои извинения за то, что так недостойно подумал о вас! Что? Вы в меня ничем не бросались?! Что ж, тогда вновь приношу извинения, но теперь уже за то, что подумал о вас лучше! Ну, а что касается меня, то, клянусь, я не знаю, как бы себя повёл, окажись на месте Романа! Соблазн так велик!
 
Роман, приготовившись расспросить Сати о вчерашнем вечере и, естественно, о нынешней ночи, только раскрыл рот, но в этот момент в опочивальню ввалился грозный номарх!
 
IX
 
Нуби ловко заплетала длинные и густые волосы своей хозяйки в тоненькие косички. Настроение хорошенькой служанки было великолепно, ведь принцесса сдержала слово и замолвила словечко за её друга, который очень скоро займёт вожделенную должность.
— Ах, госпожа, как мне будет тяжело с тобой расстаться! — вздохнула Нуби, сооружая из змеевидных косичек странную конструкцию, очень похожую на пирамиду.
— Мне тоже, Нуби, будет тебя не хватать! — мягко улыбнулась Ангелина. — Но главное, чтобы ты стала счастливой!
— Моё счастье так зримо, а вот твоё, госпожа… Ведь я вижу, ты кого-то ищешь, но тщетно. Тот узник, к которому мы пробирались, это не тот, кто тебе нужен!
— Я сама не знаю, кого ищу!
Нуби удивлённо посмотрела на принцессу, и глаза её затенила тревога.
— Нет-нет, не смотри так на меня, — успокоила девушку Ангелина, — конечно же, я знаю его, но мне не известно, как он выглядит!
Но это объяснение ещё больше обеспокоило Нуби.
— Понимаешь, он меняет свой облик, и я не ведаю, как он выглядит именно теперь!
— Он чародей?
— Он глупец! — яростно сверкнула глазами Ангелина, но мгновенно ярость сменилась нежностью. — Да, ты права, он чародей! И ещё он поэт, великий поэт! По крайней мере, был им.
— Бедная госпожа! — обняла Нуби свою хозяйку и прижалась щекой к сооружённой ею пирамиде.
Ангелина почувствовала жжение на груди — это слезинки служанки испарялись на горячей коже принцессы.
— Ну что ты, милая, не стоит плакать!
— Как же мне не плакать, когда я вижу такую любовь! Ведь ты любишь его! А вот я никого не любила, и, вероятно, уже этого чуда не случится!
— Если б ты знала, Нуби, как бы мне хотелось прожить, так и не узнав, что же такое любовь! — почти простонала Ангелина.
— Да, так оно верней, — легко согласилась Нуби, — в жизни есть другие вещи, о которых нужно подумать!
— И что же это за вещи?
— Дом, семья,