сомневался.
— Жаль, «ночнушку» подпортили! — вздохнул я.
— Ерунда. Она была мне несколько длинновата. Мамка покупала на вырост...
Мои портянки Пашка тоже закинула в «буржуйку». Сделала новые обмотки из куска брезента, обнаруженного ею в сундуке, точнее, это были останки от старого охотничьего рюкзака. Обуваться я пока не стал, так как мы решили, что пора уже ложиться спать, чтобы сэкономить и силы, и время для завтрашнего решительного броска к горам. Дождь не утихал: мелкий, нудный, обложной... Да, я совсем забыл, был в избушке еще один важный предмет: под потолком висела керосиновая лампа, и в ней еще имелось немало горючего! Вот, когда стемнело, мы и зажгли это светило прежних цивилизаций. Пододвинули к лежанке лавки, разложили сено, постелили на него медвежью шкуру, а под одеяло приспособили ветхую шубейку. Впервые за многие дни мы решили лечь без верхней одежды! Так как в избушке было жарко, то я разделся до плавок, а Пашка осталась в «ночнушке», даже свои грязно-белые носочки она постирала и повесила сушиться у печи. Перед сном Пятница заставила меня выпить еще одну кружку зелья «для закрепления лечения». И я не мог ей отказать, вспомнив, как намучился от своей болезни за день. Полюбовавшись на мою гримасу, девчонка тихо прыснула и, запрыгнув на лежанку, закатилась к стенке. Я загасил лампу, запер покрепче дверь на лом, крючок и вертушку да еще и лопату подставил. Лишь после этого тоже отправился на нашу походную кровать.
«Вот и наше брачное ложе! — усмехнулся я про себя, вспомнив сон. — Пашка — моя невеста!» Скажи кто-нибудь мне об этом еще неделю назад, я бы его, пусть это был хоть даже сам Фомка-качок, спустил бы с башни, скинул с парома или засунул с головой в болото! В лучшем случае только рассмеялся бы в лицо! Но теперь я даже был рад, что нас повенчали, хоть и во сне! Зато какие у нас были свидетели!
Где-то под лежанкой печально запел сверчок. По окошку тоскливо барабанил дождик. В печурке сонно потрескивали догорающие дровишки. Во мраке мелькали сине-алые огоньки буржуйки. Они отражались и на стенке, и на потолке... О такой романтике, что я испытал за эти пять дней, я никогда даже и не мечтал. Ночь в пещере, ночь в шалаше на болоте, ночь у костра на лесной поляне, ночь во чреве гнилой сосны и теперь вот ночь на охотничьей заимке на краю берендеева царства! Да еще в компании с такой странной и такой прекрасной девчонкой по имени Прасковья! А ведь я за свои четырнадцать лет ни разу не встречал девочек с таким имечком! И думал, что это просто седая старина или изобретение группы «Ума2рман». А вот, поди ж ты, все стало реальным! В тот вечер, ребята, я впервые почувствовал какую-то щемящую тоску от мысли о том, как же я буду расставаться с Пашкой, когда кончится этот наш новый таежный тур? А в том, что произойдет это уже совсем скоро, я не сомневался. И теперь вместе с радостью возвращения домой начал испытывать и боль от возможной разлуки с девчонкой, с которой провел эти пять просто незабываемых дней. Жизнь моя ломалась изнутри и снаружи: корчилась, сопротивлялась, цеплялась за прошлое, однако Прасковья разрушила ее. Я понимал, что теперь не смогу уже жить так, как прежде, что-то во мне надломилось, что-то произошло, что-то открылось, а что — я еще толком не осознавал, но чувствовал, что все теперь будет несколько иначе. Близость этой девчонки наполняла меня какой-то неведомой энергией, заставляла по-другому глядеть на все мои привычки и мнения. Наверное, это была ломка моей грешной души? Мы с Пашкой были ведь такие разные, как плюс и минус. Она была бедна — я жил в достатке, я был модник — она скромница-простушка, я сильный — она слабая, я обжора — она постница, я неверующий — она благочестивая, я злой и коварный — она добрая и терпеливая, я наглый — она стыдливая... И в то же время, я не одержал ни одной победы над ней! Я оказался и слабее ее, и трусливее, и беднее, и хилее. Ее сила была в духе! И укрепляли ее безграничная вера в Бога и добро, любовь к святым и ближним. Она была сильна и своими слабостями, и своей открытостью, и своим всепроникающим взглядом... Это же маленькая Параскева-Пятница! Ее небесную тезку и покровительницу не смогли ведь одолеть ни злобный всемогущий начальник, ни язычники, ни пытки, ни соблазны. И я понял, что Пашку тоже никто не сможет победить! Разве что Георгий Победоносец, но уж никак не Георгий Толстый, коим я до сих пор и являлся... И все же, несмотря на все минусы в наших характерах, в образе жизни и в отношениях друг к другу, находилось у нас и много общего, как и у наших небесных покровителей. Мы научились сглаживать острые углы, стремились понять друг друга, учились уживаться в разных условиях и обстоятельствах, наваливающихся на нас по желанию судьбы...
— Паш, ты спишь? — тихо позвал я.
— Нет.
— Ты о чем думаешь?
— О доме, о нас...
— Я тоже... Знаешь, а я всегда мечтал иметь сестру!
— А мне всегда не хватало брата.
— А каким бы ты хотела его видеть?
— Братьев не выбирают... Но желательно, конечно, чтобы он был верующим в Бога, сильным, смелым, добрым, умным, верным, порядочным... Чтобы с ним всегда было интересно, весело, спокойно и надежно...
Я не решался спросить, подошел бы я на эту роль? Мы немного помолчали.
— Паш, а как ты думаешь, я смог бы быть достойным своего небесного покровителя Георгия Победоносца?
— Почему бы и нет? — удивилась девчонка.
— Правда?
— Конечно! Я верю, что ты обязательно этого добьешься.
— Почему?
— Ну, ты же привык побеждать! С соревнований без призов не возвращаешься, в школе тебя все уважают. Ты сильный и бесстрашный, готов всегда прийти на помощь нуждающемуся, как и святой Георгий. Он ведь сразился с драконом, чтобы спасти царскую дочь, а ты, не задумываясь, бросился в бурную реку из-за меня, простой девчонки, которую ты не очень-то и жаловал. Фомка-крепыш и то не решился! Знаешь, вот наш великий полководец Жуков — он ведь тоже Георгий — прошел весь путь от простого бойца и стал главнокомандующим. Одержал много побед в Великой Отечественной войне. Одолел очень сильного противника, покорившего почти весь мир! Вот и ты, я думаю, кончишь школу, поступишь в военное училище и станешь офицером спецназа! Дослужишься до маршала!
— Ну да?! — усмехнулся я.
— А что? — не унималась Пашка. — Разве так не может быть? Я вот лично в этом не сомневаюсь! Будешь ходить такой бравый, с орденами на груди, в лампасах, в высокой фуражке... Тебя по телевизору будут показывать, как ты в парадах участвуешь. А я буду говорить подружкам: «А знаете, девочки, это ведь тот самый Жора-Обжора, с которым я путешествовала по Уралу!» И они будут просто умирать от зависти!
— Спасибо тебе! — вздохнул я. — За доверие... Но ведь я маловерный...
— Ерунда! Стоит только захотеть! У тебя все получится. Ты упрямый и твердый, и если чего хочешь, пытаешься добиться. Вон ты как быстро научился креститься! Уже можешь теперь немного и молиться. Ты умный, способный, все схватываешь на лету, а главное — ты добрый, способный сопереживать и помогать. А доброе сердце — верный путь к праведности!
Я хотел сказать Пашке: «Зря ты так меня выгораживаешь — я вовсе не такой уж и хороший. Ведь я обижал тебя на пароме, и обещания свои легко нарушал там, на болоте... Нет, я еще весьма грешный человек!» Но опять не хватило духу признаться... Мы еще немного помолчали, думая о своем, а затем я сменил тему разговора:
— Слушай, Паш, а ты хотела бы побывать в Египте?
— Нет! Там очень жарко, и всякие там проклятия фараонов витают... Мне, знаешь, больше нравится путешествовать по святым местам, особенно по нашим, по российским. Ну вот если бы в Иерусалим, на Святую Землю, еще бы съездила. Хочется все посмотреть своими глазами, прикоснуться к нашим христианским святыням, наполниться их чистотой и силой!
— А со мной поехала бы?
— С тобой? Пожалуй... наверное, да!
— Почему?
— С тобой интересно путешествовать! Ты такой веселый и, главное, умеешь устраивать очень удобные и уютные ночлежки! — рассмеялась девчонка. — А в пустыне, наверно, сложно ночевать, как ты думаешь? Там ведь холодно, леса нет, одни верблюжьи колючки да песок... Да еще кругом эти жуткие гюрзы, скорпионы и тарантулы...
— Да, пожалуй, ты права! Наша земля на этот счет гораздо гостеприимнее! И поесть дает, и дровишки для костра, и местечко для отдыха...
Мы вновь замолчали. Теперь паузу нарушила Пашка:
— Жор, а расскажи мне что-нибудь про Египет! Мне и ехать туда не надо будет! Мы ведь тут прямо, как в пирамиде, лежим!
— Да, Эхнатон и Нефертити... — согласился я.
— Жор, а Нефертити действительно была красавицей?
— Считают, что да.
— Конечно, цари всегда выбирают самых лучших женщин! — вздохнула девчонка.
— Отгадай вот загадку! О ком арабы говорят: «Голова — в огне, ноги — в воде»?
— М-м-м... О верблюде?
— Нет.
— О страусе?
— Ха! — усмехнулся я. — Это когда он голову в песок прячет, что ли?
— Ну да!
— Хм, логично... Но только, зачем ему ноги-то мочить?
— Ну, тогда — не знаю... Восток — это дето тонкое... — сдалась Пашка.
— Это они так о финиковой пальме говорят!
— А-а-а! А я, знаешь, ела финики... Они такие сладкие, а внутри длинная гладкая косточка! Расскажи еще что-нибудь.
— Ты пирамиду Хеопса в Гизе знаешь?
— Ага, в учебнике видела. Это самая большая из пирамид, верно?
— Да. А всего в Египте порядка сотни пирамид! Пирамида Хеопса была самым высоким сооружением в мире в течение сорока шести веков! Представь!
— Ого! Такая старушка!
— Да, седая старина... А знаешь, она состоит из двух миллионов трехсот тысяч гигантских известковых глыб! Их так тщательно отшлифовывали, что при кладке между ними нельзя было просунуть даже острие ножа. Высота ее сто сорок семь метров! И возводили ее сто тысяч человек по три месяца в году в течение тридцати лет. Вот представь, чтобы, например, разобрать ее и перевезти на другое место, понадобится шестьсот тысяч железнодорожных платформ!
Я еще долго рассказывал Пашке о фараонах и о разных достопримечательностях Египта, об арабских яствах, пока окончательно не усыпил ее. Когда девчонка затихла, я встал, сходил напиться водички, проверил засовы и опять вернулся на лежанку. Долго не спалось. Странный сон не давал мне покоя, да и слова Прасковьи о вере в меня будоражили душу. Я немного помечтал.
А когда уже стал засыпать, то в мозгу у меня вдруг отчетливо промелькнула мысль: а ведь сегодня, кажется, начался уже август! Но переварить это внезапное открытие я уже не смог. Я спал, и мне снился дом: ужин в гостиной, где тетя Клава угощала нас своим фирменным супчиком, приготовленным из боровичков. Странным было лишь то, что кроме знакомых мне с детства людей, рядом со мною сидела моя славная сестрица с озорными русыми косичками на груди... И пахла она хвоей, малиной, дымом костра и ароматами лесных целебных трав... А за окнами шумел дождик, качались и скрипели деревья. Тревожно пела какая-то большая ночная птица... И мне хотелось смеяться и плакать от мысли, как здорово, что все мы, наконец, теперь вместе!
В ПОСЕЛКЕ
Мы отправились к горам ближе к полудню, когда солнце уже вовсю работало на небосклоне. Пришлось подождать, пока оно при помощи ветра разгонит тучи и хоть немного обсушит окрестные кусты, отяжелевшие от воды, изрядно пролившейся за ночь. Здоровье мое было в норме. Силы вернулись, а вместе с ними и
