Как Костик не уговаривал нашего штатного вегетарианца избавится от лишнего пассажира, Баюн не соглашался.
— Вы только посмотрите какие милые глазки-бусинки у него, а какой розовый забавный носик! – всякий раз сюсюкал "людоед", предъявляя оппоненту зверька. – Он же погибнет здесь один! Ему нужны защита и приют. Хотя бы временно, – отступал он при виде перекошенной зайцелюбием физиономии моего брата. Нет, зайцев он вполне любил. Тушеных в сметане.
К концу следующего дня нагло обосновавшийся в телеге трофейный заяц уже не казался таким умилительно беззащитным. Ушастая тварь докопалась до сумки с провизией и сточила практически все сухари. А так же сожрала половину мешка крупы и прокусила мешочек с солью, рассыпав содержимое по всей торбе. Я бы не удивилась, если бы этот монстр в заячьей шкуре прямо у нас на глазах покрылся чешуëй и демонически захохотал, исходя клубами серного дыма. Предпоследний сухарь практически из пасти диверсанта спас возмущенный бельчонок, чтобы тут же нервно его сжевать. Баюн, натыканный в безобразия учинëнные подопечным, мученически закатывал глаза, но уже не читал лекций о его беззащитности. А когда Костик попер на вредителя с самыми кровожадными намерениями, клятвенно пообещал избавиться от грызуна в ближайшее время. До привала точно.
Подвёл зайца его неуёмный аппетит. Не знаю чем его привлекла сумка брата, но он и туда пытался засунуть свой вредительский нос. Я замерла на полувдохе, когда увидела зубастую пасть занесённую над ещё ни разу не кусанной торбой и уже в красках представила процесс экзекуции зайца озверевшим братом, как из сумки в раскрытую пасть грызуна влетела крохотная молния. Заяц вытаращил глаза и замер. Но это был не последний сюрприз: вслед за молнией из сумки выскочил, шарик в форме кукиша, с небольшого шмеля размером на тонкой длинной цепочке и влетел зайцу прямо между ушей. Грызун завалился на бок, дёрнул лапой и затих, а шарик самостоятельно втянулся в сумку, будто кто-то подтягивал его за цепочку.
— Ну всё, пущу на жаркое вместо каши! – прошипел Костик. Баюн понурил уши, но не возразил ни словом. И тут уже меня пробило холодным потом, когда я представила, что было бы сожри эта скотина цветок папоротника с таким трудом добытый в лесу.
Правда жаркое мы в этот день так и не дождались. Едва Митрич разложил костёр, а Костик потянулся чтобы ухватить зайца за задние лапы, как вредитель подскочил на месте, дико заверещал и одним прыжком сиганул почти через всю поляну в кусты. В какую сторону рванул заяц можно было отследить по регулярному звуку ударов чем-то небольшим, но увесистым в стволы деревьев. Уж не знаю, то ли молния отбила у него способность ориентироваться, то ли приложенный к пустой башке кукиш так повлиял, но вписаться он умудрился практически во все деревья на своём пути.
Чем дальше, тем больше казалось, что мы периодически наезжаем то на одну не выбранную тропу, то на другую. Лошади действительно пришлось лишиться, собственно как эти телеги. Ну а что делать, если дорога свелась в узенькую трубку, которая никак не предполагала передвижение на транспорте. К счастью по пути встретилась деревня, где удалось с комфортом устроить столько с нами пережившую лошадку. Тропа то вилась змеёй между деревьев, то стрелой перебегала нечастые полянки, то вовсе терялась среди опавшей листвы. Направление задавал язычком пламени мелькавший перед нашим бравым отрядом бельчонок.
Кот был суров и собран. С подобранной по дороге крепкой палкой-посохом он мне не то Ломоносова напоминал, идущего на учение, не то Робин Гуда какого-нибудь. Баюн шёл рядом с ним, перенимая суровую позу и выражение лица. Время от времени он сверялся с оригиналом и правил огрехи в лице собственной морды. И только Митрич был как рыба в воде. Домовой насвистывал какой-то прилипчивый мотивчик, в котором я чуть погодя с удивлением узнала "Грозу" Вивальди. Да! Бабушкино влияние безгранично!
Ощущение, что идём бесконечно наваливалось постепенно, как что-то не сильно, но постоянно доставляющее дискомфорт и тем доводящее до белого каления. Лес давно слился в одно неразличимое пятно, замылив взгляд, так что когда широколистные насаждения сменились хвойными, а порой и вовсе безлистными я не заметила. Просто в какой-то момент я врезалась в спину идущего впереди и резко затормозившего Кота и с облегчением плюхнулась на кочку рядом с ним. Кочка очень возмутилась голосом Баюна и вывернулась из под моей персоны. Пришлось устраиваться поудобнее уже без утепления.
***
Путеводный бельчонок вывел нас к болоту и замер сурикатом в дозоре. Я тоже замер. Рядом со мной рухнула уставшая до неразличения предметов Яшка, едва не придавив людоеда-вегетарианца. Митрич громко присвистнул. И было от чего! Прямо перед нами на самой внушительной болотной кочке засел Вавула. Тать злорадно хихикал, потирал ладони и подпрыгивал от нетерпения. Точнее пытался подпрыгивать. Процессу мешало прокомпостированное в нескольких местах седалище, за которое он иногда хватался, забывшись в особенно резвых прыжках. Судя по размаху и внушительности повреждений, компостером поработал наш знакомый Серый Волк. Рискнул, значит, пищеварением. Видимо достал таки его неаппетитный вор.
— Ага! Попались! – завопил он на весь лес так интенсивно потирая ладони, что от них потянуло дымком и промелькнуло в наступающей темноте несколько искорок. – Всё, никуда теперь не денетесь! Мой цветок теперь! Мой! Мои сокровища!
— Моя пррррелесссссссссть, – передразнила Яшка бесноватого.
— Это ты куда денешься с болота, а у нас путь везде открыт, – Митрич покачал головой и хмыкнул в бороду.
— Куда? Нет вам ходу с этого места.
— Ой, мамочки, – пискнула Яшка и затеребила меня за штанину. Я оглянулся на голос и полностью согласился с сестрой: вокруг нас стягивалось тулово огромной чешуйчатой гадины. Три кольца мертвой петлëй переливались в лунном свете. Хвоста видно не было, а голова вынырнула из болотной травы за спиной Вавулы и доверительно устроилась у него на плече. Вавула крякнул, пошатнулся и ухватился за полусгнившую лесину, торчавшую из кочки.
— Конец вам, – прокряхтел он, – лучше отдайте мне цветок сами, тогда Змей вас придушит прежде чем сожрать.
— Ну спасибо. Вот уважил, — я издевательски отвесил ему земной поклон, попутно подхватывая со мха торбу. Мой многофункциональный геройский мультитул преданно ткнулся в ладонь рукоятью меча и полез из сумки, как из пространственного кармана. В этот раз на тьму божью выбрался двуручный меч, отчего-то весивший в моих руках не больше скальпеля. – Готовься к битве, змей поганый!
Что я буду делать с этой железякой я понятия не имел, но был полон решимости настрогать монстра на колбасные кружочки. Сделать шаг вперед я не успел: земля задрожала, разомкнулась, разлетаясь кусками мха и сочной грязи. Один такой шмат смачно залепил физиономию вора. Змей прижал голову к болотной поверхности и зашипел. Баюн зашипел тоже – ему мох прилетел в раззявленную от удивления пасть. Из разлома полыхнуло синим светом.
— Это что творится в моих владениях? – прогрохотал сияющий зверь, выбравшийся из под земли. – Ммммм?! – грозно уточнил он. Зверь встряхнулся, сбрасывая приставший к шерсти грунт, и перед нами во всей красе предстал огромный ярко-синий, сияющий как лампочка Ильича, мамонт.
— Ин...дрик... ик, –икнул Вавула, сползая в обморок.
— Кто опять червяков накопал? – Индрик сурово оглядел нашу компанию, в ответ мы дружно указали на Вавулу. – Ишь, повадились воду мутить, – зверь ухватил хоботом зажмурившегося змея поперек туловища, встряхнул им, как хозяйка пыльным ковриком, раскрутил и отпустил в свободный полëт. Змей вытянулся в струнку, распугивая в полёте сов и летучих мышей, а отлетев подальше осыпался на лес ливнем. — Так-то лучше будет.
Индрик сграбастал обморочного татя и скрылся в разломе.
Вопрос куда мы так резво топаем лесами, полями и болотами оставался открытым. Весь день после встречи с Вавулой и Индриком мы след в след шли за гордо задравшим от собственной значимости и полезности хвост Баюном. При виде его кровожадного оскала (это наш вегетарианец рогоз увидел особо аппетитный) кикиморы бросались врассыпную и удирали без оглядки. Умаялись все. Даже Митрич свалился где стоял на вечернем привале, бормоча, мол, он приличный домовой и на такие марш-броски не подписывался. Яшка, наверное, заснула ещё до того, как её тушка приземлилась на сбитый в кучку мох. Не отреагировала даже на подсунутые ей под самый нос хозяйственным людоедским вегетарианцем печëные в углях корни того самого рогоза, который мне пришлось сначала собственноручно выдирать из болота (такое ощущение, что снизу тоже тянули, только в свою сторону), а потом тащить на себе. Ну да, один тут же немощного пенсионера корчить стал, будто я не видел, как он телегу одной рукой приподнял, когда она в дорожной грязи увязла! Второму только скипетра с державой в лапы не хватало, ибо на морде и так было написано "Аз есмь царь и государь всея болота" с приписочкой ниже "невместно нам, царям, тяжести таскать, у нас лапки". Ну не сестру же нагружать, в самом деле?
Костёр исправно чадил, разгоняя незапланированных гостей. Спать хотелось зверски, но заснуть не получалось. Прокрутившись минут сорок плюнул и пошёл греться. Открытый огонь - это же чистая первобытная магия, что не говори. Так и тянет к себе. Это вам не окультуренный огонёк под чайником, это дикая стихия! Только я это подумал, как лепестки огня вылепили в своей глубине женскую фигуру. Фигура кивнула мне и взмахом руки рассыпала вокруг себя охапку искр. Когда искры разлетелись, фигурки за ними уже не было.
— Привидится же... – я потëр усталые глаза. – Нет, точно пора спать, пока саламандры с драконами из огня не полезли.
Встать я не успел. Спавшая по другую сторону от костра Яшка вдруг непонятно как оказалась стоящей в метре от меня. Не раскрывая глаз, она сделала шаг вперёд и замерла. Веки распахнулись, открывая совершенно белые глазные яблоки, она наклонила голову, будто разглядывая меня. К своему ужасу я ощутил на себе этот пристальный взгляд. В горле пересохло, я с трудом разлепил мгновенно спëкшиеся губы.
— Яха, ты где такие линзы взяла? Специально окружающих пугать достала? – сестра моргнула, после чего её белые глаза засветились сплошным синим пламенем.
— Так лучше? – она склонила голову к плечу, не отрывая взгляда. Я медленно кивнул. Это точно был не голос сестры. Хозяйка этого голоса уже не юная девушка, а женщина далеко за... Женщина напротив меня нахмурилась и сердито заплела руки на груди практически в морской узел.
— Я хотел ска... подумать: за двадцать пять... двадцать два, – ещё раз исправился я. Женщина вскинула бровь, хмыкнула и оторвалась от земли.
— Спрашивай, витязь. Что тяготит тебя и гонит сон? Отчего чело хмуро? Какие думы гнетут?
— Для чего это всё? Я понимаю, сестра глупость сделала с этим желанием, но так-то за что??? Это что за наказание такое? Зачем???? Обиделись они, видите ли!
Меня понесло. Я бы уже и сам себе рот заклеил, но губы продолжали выталкивать сердитые слова, всё повышая тон и накал. Женщина расплела морской узел и обняла меня за плечи.
—
