Ничто в этом мире не могло поколебать мою уверенность в том, что соседский пёс меня искренне и беззаветно ненавидит. Это исчадие сабакозаводчиков с километровой родословной совершенно по плебейски норовило оставить доказательства своей ненависти на коврике у моей двери всякий раз, как ему удавалось удрать на лестничную клетку из-за неплотно прикрытых дверей. Нужно ли говорить, что я платил ему той же монетой и его чувство было совершено взаимно. Прям торжество разделённой и пламенной ненависти. Нет, до ногоприкладства я не опускался, но рыкнуть на это недоразумение селекции было в порядке вещей. Вообще к карманным собакам я отношусь без неприязни, но конкретно этот представитель чихуахуа был воплощением зла в отдельно взятой морде. Не исправляло впечатление гламурно-розовое сердечко, повисшее на ошейнике монстрика. Оно скорее подчёркивало контраст между "милой маминой пусечкой", как величала его хозяйка, и адским пламенем, горевшим у "пусечки" в глазах.
Вообще я люблю район, где живу. Очень мне нравится его сонная размеренность провинциального города, будто по случайному капризу волшебника притороченного к огромному шумному мегаполису. Будто прямо с платформы метро попадаешь в другой мир, где по улицам то лиса пробежит, то олень, а шумо- (или звере-?) защитные экраны какой-то художник разрисовал силуэтами птиц. Мне очень нравится их разглядывать, в ожидании нужного транспорта. Я уже разглядел там пару ястребов, стаю воронов, коршунов, несколько сов и орла, хотя кто-то из знакомых утверждает, что все они поголовно одинаковые голуби. Чего-чего, а не хищных птиц я там разглядеть не смог. А уж в ночном свете...
В ночном свете нарисованные птицы казались отчего-то объёмнее и крупнее.
Я шёл к дому вдоль разрисованных экранов, перебирая в голове планы на завтра. Дорога была настолько знакома, что даже в темноте легко переступались трещины в асфальте, обходились выбоины и огибались загребущие лапы декоративных кустарников. Наверное оттого для меня стало полной неожиданностью раскатистое "крррра" над головой. Я резко остановился, будто с разгону налетел на бетонную стену и поднял голову: на верхней кромке ограждения сидел ворон и разглядывал меня склонив голову набок. В знакомом птичьем узоре щита зияло непривычное пустое место.
— Крррра, – повторил ворон и повел клювом в сторону кустов. Кусты гортанно зарычали, разочарованные, что их раскрыли до времени.
Шаг назад. Из кустов выпуталась звериная морда. За мордой уже быстрее выпутался остальной зверь. На собаку он походил очень отдалённо, на волка тоже. Он выглядел так, будто кто-то не очень умеющий рисовать попытался изобразить адского пса. Мерзко кустистая шерсть с проплешинами, горящие алым глаза, слюна, капающая с оскаленной пасти. Он был мне по пояс, пока не встал на задние лапы и не размял передние, под злорадно-торжествующий рык. Шаг назад. Монстр шагнул следом не сокращая разрыв, но и не давая его увеличить. За спиной зашуршали крылья. Краем глаза я видел как со щитов вспархивают птицы и рассаживаются на верхней кромке. Вскоре видимый мне кусок ограждения опустел.
Монстру надоело нагнетать атмосферу фильма ужасов, под тот же злорадный рык он шагнул ко мне, поводя носом.
— Крррра, крррра, крррра! – понеслось в ночной тишине. Тень скользнула над землëй. Между мной и монстром рухнуло с черного неба металлическое птичье перо, пронзив асфальт и уйдя в глубину до половины. Вокруг пера зазмеились трещины, словно от камешка, попавшего в лобовое стекло. Зверь отшатнулся было, потом зашипел в небо, завыл и свихнувшимся оборотнем кинулся на меня. Уже падая я заорал, закрывая голову руками. Рукава куртки приняли первый удар на себя, разлетевшись под промахнувшимися когтями ошметками ткани и хлопьями синтепон. Зверь обиженно зачихал, что дало мне время откатиться от его плешивой туши и отползти к щитам. Ещё пара метров и можно нырнуть в пролом, который пробил какой-то лихач на днях. Монстр будто почувствовал, что добыча может ускользнуть и рванулся за мной. Он снова повалил меня на землю и торжествующе взвыл, задрав морду к небу. Из клочковатой шерсти вынырнуло и закачалось перед лицом знакомое гламурно-розовое сердечко на знакомом ошейнике.
— Пусик?!
Зверь опустил на меня пылающие ненавистью глаза и последние сомнения пропали. А потом монстр взвыл так, будто гарпия вонзила огромные когти в его филей. Хотя, почему "будто"? Именно гарпия и именно вонзила, приподняв филей вместе с задними лапами над землёй! Пусик заскрëб по асфальту передними в тщетной надежде зацепиться хоть за что-нибудь и удержать уползающую добычу. Так он и улетел с разочарованно-испуганной мордой в когтях суровой гарпии.
— Крррра, – покивали друг другу вороны. Покружили надо мной по одному впечатываясь в прозрачную поверхность щитов. Последний, прежде чем вернуться на своё законное место, с трудом выдрал из асфальта металлическое перо.
Утром я заставил себя пройти по привычному пути только покружив по окрестностям минут сорок. О ночном происшествии не напоминало ничего, пока мой взгляд не уперся в трещину, из которой ночью ворон выковыривал перо. А к вечеру все окрестные столбы пестрели объявлениями: "Пропала собака породы чихуахуа. Откликается на кличку Пусик. На ошейнике розовое сердечко. Нашедшего просьба вернуть за вознаграждение."
