возвращались назад уже десятки раз.
Благополучно добравшись до базы, группа напоследок затарилась в деревенском магазине мороженым для девушек и пивом для мужчин. Также обыденно на следующий день доехали до райцентра. Похоже, походная жизнь им порядком поднадоела, ночевать перед отъездом в палатках не хотелось, тем более, синоптики обещали дожди. Недалеко от слияния Катуни и Чемалки они нашли место, которое не так недавно их восхитило. А гостеприимные хозяева комфортабельного аила с кошками за круглую сумму согласились принять у себя группу.
Радостные, они завалились в аил, скинули по-быстрому рюкзаки, навели марафет и рванули на такси в местный ресторанчик отмечать завершение похода. Бабушку и девочек-сестричек, естественно не взяли по причине их преклонно-юного возраста. Девочки, само собой, обиделись, «закатив» громкий концерт - естественно, им хотелось быть со всеми, расслабиться и побухать.
Пришлось их активно «гасить». До этого он никогда не видел Иру такой резкой и грубой. Её прежние свист и маты, которыми она гоняла лошадей, и без того не гармонировавшие с её образом перспективного молодого ученого из ведущего вуза страны, сейчас не шли ни в какое сравнение. Тогда, в горах, они казались смешными и весёлыми, но теперь выглядели страшными.
Наконец девочки были «укрощены», им вдобавок что-то пообещали взамен. В результате, они совершенно по-девчачьи поплакались в плечо той, от кого только что огребли. Всё, теперь можно было ехать в заветный ресторан.
Заказав гору мясного и алкоголь, они шутили, веселились, но за этой радостью незримо таилась печаль скорого расставания. Пора домой. Чемал поразил их своей непроглядной темнотой, буквально в самом центре. Такси подъехало не туда. Блуждая в его поисках по чернильным потёмкам, Ира умудрилась растянуть связки на ноге, попав ногой в изгиб асфальтового рельефа. Так сказать, на прощание. По дороге назад он ещё поспорил с ней, мол, этот вывих - её карма или продолжающий терзать его рок, распространившийся на его окружение? К согласию так и не пришли, зато весело провели время в диспуте, таща по темной дороге на плечах в сцепке ковыляющую на одной ноге Иру. Картина могла бы показаться живописной, но было темно, хоть глаза выколи, да и зрителей не наблюдалось. Ната шла рядом, пёрла пакеты, набитые вкусняшками для бабушки и девочек. В такое время таксисты по их адресу не ездят, ссылаясь на плохую дорогу. Пришлось бить свои уцелевшие ноги.
Когда они добрались до аила, бабушка и сестрички уже спали. Пришлось укладываться на сон в темноте, ведь по приезду они не потрудились подготовить себе спальные места. Пришлось довольствоваться не занятыми. Он бесцеремонно, но вместе с тем осторожно пристроился на один диван к Нате. Она тихо, но настойчиво возмутилась.
- Да не буду я к тебе лезть , - успокоил её, - спать хочу как собака.
Аккуратно пристроившись к ней под бочок, он уткнулся носом в короткие волосы, и, пожелав спокойной ночи, сразу же провалился в черную яму сна.
Утренний подъем был трудный, одновременно заголосили будильники в их телефонах. Народ спросонья завозмущался. Они тихо встали, собрались, доупаковали рюкзаки и пошли пить кофе. На улице было свежо и мокро, стояли лужи – синоптики не обманули, ночью был дождь.
- Прикинь, как повезло, что мы спали под крышей. Сейчас бы собирались по мокрой траве, вытряхали бы палатку, сушили вещи, - заметил он.
- Да, повезло, - отрешённым голосом отозвалась Ната. Обычно веселая и общительная, всё утро она была какой-то молчаливой и грустной.
Пока они пили кофе, проснулись остальные, вышли прощаться. Всем было грустно, они успели привязаться друг к другу, спаяться в один коллектив друзей-единомышленников. Обнялись-поцеловались, как водится, пообещав встретиться снова в следующем году и сгонять на конях вместе куда-нибудь. Озорные сестрички Оля и Поля даже пустили слезу, он особенно нежно обнимался с ними, объявив, что прощает им все прежние шалости, впрочем тут же спровоцировав на новые. Они, как по команде, показали ему язык. Увидев это, бабушка Прасковья заохала, стала укорять сестричек, а они рассмеялись. На этой оптимистичной ноте они вдвоем с Натой сели в подошедшее такси.
Всю дорогу ехали молча, держа друг друга за руки. План был простой. Они едут до аэропорта в Горном (Горно-Алтайске, по местному), он сажает её в самолёт до столицы, а сам добирается до автовокзала и берет билет на ближайший автобус, идущий на север.
Он не любил аэропорты - сколько в них приходилось расставаться, печалиться, рвать нити судеб по живому. Так было и в этот раз. Они, навьюченные рюкзаками, вошли в здание аэровокзала, похожие на муравьёв. И таких как они как они, было полно, ведь стоял разгар туристического сезона.
Вокзал был маленький, двухэтажный, но вполне уютный, мест для уединения хватало. До регистрации ещё было время. Они встали в углу зала ожидания, что бы никому не мешать.
- Знаешь что... - грустно начала Ната.
- Знаю, - вздохнув, перебил он, - ты влюбилась в меня и не хочешь расставаться. И я — тоже, потому мне грустно...
- Нет, не то, - улыбнулась она, - еще круче.
- Да ну, - протянул он вопросительно.
- Не догадываешься? Я смотрела на сайте, есть два пустых места в самолёте на мой рейс. Наверное, какая-нибудь пара не успела спуститься с гор, их места свободны.
Ната взяла его за руки и посмотрела в глаза. Её глаза были серьезны, в них горел огонь уверенности и одновременно нежности и любви.
– Андрей, полетели со мной в Москву! Я люблю тебя и ты меня, я знаю. Мы нашли друг друга в этих горах, проверили свои чувства. Мы заслужили это, особенно ты. Будем жить вместе, у меня квартира за МКАДом, работу тебе найдем, вещи перевезем. Давай же, решайся!
Внезапные слезы навернулись у него в глазах от этих простых бесхитростных слов. Ему вдруг стало стыдно, он горячо обнял ее, не скрывая свою слабость.
- Натка, прости! Не будь такой серьезной, это обычный курортный роман, все было классно и замечательно. Отпуск закончился, герой и героиня разъезжаются по своим домам. Ведь это же классика, милая, это было тысячи раз до нас.
- Нет, я так не хочу, мы сломаем финал этой пьесы и напишем свой. Ты полетишь со мной в Москву, мы будем вместе, любимый... - дрожащим, но твердым голосом произнесла она, снова бросилась ему на грудь, крепко его обхватив. Наверное, чтобы не смог убежать.
Он был в шоке, он был растерян, он не знал, что сказать.
- Милая, - зашептал он ей на ухо, - я - старая больная обезьяна, мне под «сраку» лет, а ты молодая красивая женщина, у тебя всё впереди. Столько молодых здоровых перспективных мужиков кругом, зачем я тебе? Здесь у меня старенькая мама и не менее старый кот, я не могу их бросить, за ними надо присматривать.
- Мы возьмём их с собой, - упрямилась Ната, в глазах у неё тоже были слезы. - Или ты будешь летать к ним каждую неделю. Поверь, с московскими зарплатами это нетрудно. Работу нормальную тебе найдем, ты же не дурак и руки у тебя золотые, - с жаром продолжала она. - Ты хороший любовник и замечательный человек. Я люблю тебя, ты нужен мне. И ты тоже меня любишь. Вспомни, что ты говорил мне у озера, там, на камне.
Она почти кричала она, не обращая внимание на окружающих.
- Ты много страдал, и вот тебя судьба наградила за это, подарила светлую любовь. Что же ты ждёшь, Андрей, я люблю тебя, бери меня, пошли со мной! Соберись, тряпка!
Тут она уткнулась, ревя в его грудь. Он стоял ошарашенный, лихорадочно думая, что сказать в ответ, но почему-то никакие мысли в голову не лезли. Прижимаясь к её зареванному лицу, нежно слизывая соленые слезы языком, ощущал нервно ее бьющееся в руках тело. В голове вертелись образы матери, друзей, бывших жён, детей, любимых лесистых холмов, но они не могли воплотиться в словах, словно он онемел.
- В наших лесах полным-полно лосей, - продолжала она, словно читая его мысли. Хочешь, я куплю тебе электроэндурик, будем вместе ездить на охоту. Ты будешь добывать дичь, а я – готовить, я это умею. А какие грибы, ягоды, не хуже чем у вас, в Сибири.
Он стоял, слушал её, и слезы катились по его заросшим щекам, капали ей на лицо, перемешиваясь с её слезами. Он плакал от избытка чувств, ох, давненько он так искренно не плакал.
- Послушай, у меня ничего с собой нет из вещей. Рюкзак, шорты, горные ботинки, кому я такой нужен, - он продолжал гнуть своё.
- Да пофиг, Москва и не таких видала! - почти кричала она.
Она выстреливала темпераментные слова еще и еще, но он их не слышал, уйдя в ступор, утонув в испуганной круговерти своих мелькающими молниями мыслей, пытаясь судорожно решить, что же ему делать. «А ведь она права. Любовь зла, полюбишь... ещё не так. Ты же хотел большой чистой любви? Вот и получай. Это тебе награда, ты как никто другой, заслужил её, выдержал все несчастья и испытания, ниспосланные судьбой. Боженька наградил тебя за пережитое, бери же его дар, радуйся. Кому ещё так повезёт? Тебя искренне любят, а с любимой женщиной и Москва по колено».
Решение пришло мгновенно. Он вытер свои слезы рукавом рубашки, потом достал из кармана шорт скомканный платок и вытер ей лицо.
- Милая, я с тобой! Спасибо, что ты есть. Я люблю тебя. Всё, пошли за билетом.
И вдруг вокруг них раздались аплодисменты, громкие поощряющие крики, смех. Он оглянулся. Они стояли окруженные людьми – пассажирами, провожающими- встречающими, работниками аэропорта, таможенниками. Все, словно в театре, хлопали в ладоши, улыбались, смеялись, кое-кто вытирал скупые слезы на щеках. Невольные «зрители» что-то говорили и кричали одновременно, стоял невообразимый гвалт и шум.
+++++++++
Большая серебристая птица поднялась в небо над горами и, развернувшись, понеслась на запад. У одного из её иллюминаторов сидел седоволосый загорелый мужчина с бородой а-ля Хемингуэ́й. Плотно прильнув к стеклу, он жадно рассматривал расстилающиеся внизу пейзажи, ведь до этого ему никогда не доводилось летать на самолёте над Алтайскими горами. Он пытался разглядеть эти чудные, неудержимо манящие к себе места, которые знал и обожал – двурогую красавицу Белуху в обрамлении ледников, заснеженные Северо-Чуйские белки, простор Телецкого озера, да и просто безымянные вершины и зелёные долины между ними.
Его лицо светилось от счастья. Привалившись на его плечо, прижавшись, рядом, мерно дыша, спала белокурая женщина с короткостриженными волосами, светлой кожей, мелкими чертами лица и замечательной фигурой. И с такими красивыми озорными миндалевидными глазами.
То была его Любовь и Судьба.
