Вотще! Женское счастье убегало всё стремительнее, как будто за ним гналась свора адских Церберов. Каждые следующие избранники становились всё хуже и хуже. Народ мельчал буквально на глазах. Но всякий раз словно страшко из бузины выскакивал из-за кустов, словно в засаде там сидел, озабоченный местью разлучник Гайка Мартиросян с носорожьим дышлом своего единственного достоинства наперевес - ломать в отместку дальнейшую Люськину жизнь. И свистел-свистел карабахский ишачина, вновь заманивал на обмусоленную свою каркалыгу, пока не сорвал связки и не стал напропалую фальцетить даже в этом. Со временем всё более дико немузыкально при этом.
Кому что нравится, тот тем и мается. Вернее, кто чем мается, тот тем и является.
Короче так, каким он был - могуч, вонюч и колюч, таким Гайка и остался, орёл блатной, ишак лихой. И никем более. Но всё равно не отставал, бешеным шакалом бродил поблизости и в потёмках, по-прежнему надеясь заполучить свою сатисфакцию.
Со временем врачом Люська становилась по-настоящему отменным и даже заслужила высшую категорию по своему профилю своего же ремесла. Однако административную карьеру в медицине делать всё равно не стала. Непосредственно людей спасать ей всегда казалось благодарнее и в чём-то даже благороднее.
Давнее общение с бандитами в самые восприимчивые её года приучило к определённой смелости при некоторых критических обстоятельствах. Или даже к бесшабашности. Но головы никогда не теряла, всегда проявляла себя способной к принятию хладнокровного решения в любой момент времени и при любых обстоятельствах. Её человеческой и профессиональной отваге мог позавидовать любой. Далеко не всякий её коллега был в состоянии решиться на такие поступки, которые могла позволить себе она. Причём всякий раз всё для неё обходилось без серьёзных последствий. Словно боженька, единожды обративший на неё внимание, теперь берёг свою любимую евину дочку. Например, в одиночку, Людмила Пирогова могла сама интубировать туберкулёзника впадавшего в кому, вручную выкачав гной из его плевральной полости, и при этом сама не заразиться.
Всё же ведущий врач отделения Людмила Пирогова всегда очень рисковала, пребывая в океане самых разнообразных инфекций и болячек. Как ни предостерегалась, но всё равно иногда приносила домой разнообразные больничные хвори, полностью уберечься от которых врачу на самом деле нереально. Она всё пропускала через себя. Чем только её дочка и родители ни переболели, а самой Люсе хоть бы что. Своего соседа по лестничной площадке, загибающегося от эмфиземы лёгких Владимира Фёдоровича спасла, вовремя организовав его доставку к хирургам, а потом в реанимацию центральной клинической больницы. Через пару недель жена соседа Валентина Александровна ещё мечтала получить после мужа хотя бы его последнюю пенсию, как тут он сам воротился домой живым и здоровым. А потом ещё много-много пенсий Владимир Фёдорович дополнительно приносил в клюве любимой жёнушке, пока она сама лет через десять вполне им удовлетворённая не почила в бозе. Тогда он уехал назад в своё родное село и спустя пять лет сам упокоился на деревенском погосте.
Казалось, в таких адских трудах и бессонных заботах Люся и проведёт остаток своей многотрудной жизни. Если, конечно, раньше её не укокошит неотступная любовь первая и потому наиболее безжалостная. К полиции ведь обращаться бесполезно. И чем дальше заходила вот такая не слишком приятная со всё теми же опасностями жизнь, тем меньше получалось чего из неё вспомнить. Иногда одолевали серьёзные сомнения – а было ли всё это с нею или только приснилось в кошмарном сне?!
