А зачем, что-то я не пойму?
Ан, нет! Вы всё равно страдайте! Мол, если жизнь у вас совсем паскудная, если существуете вы в жуткой нищете и среди человеческого бездушия, так это же прекрасно! Мол, так и должно быть в этом мире, зато потом за ваши страдания… Вон, поглядите сами, Клэр страдала, страдала и выстрадала себе символ святости! И вы, прихожане, смело дуйте в том же направлении. Страдайте и не ропщите!
Очень интересный, как мне показалось, подход! Видимо, главной целью здешней религии как раз и является внушение людям необходимости бесконечно страдать! Выходит, считается так, что достаточно внушить этим прихожанам – страдайте и повторяйте: «Нам ничего в этой жизни не надо! Нам бы только страдать не мешали!» И всё? Достаточно внушить, и они начнут самостоятельно искать на свою грешную голову страдания? И у них всё с этой грешной головой в порядке?
Выходит, они должны всерьёз поверить, будто достаточно проникнуться необходимостью страданий, и всё в этом мире наладится? То есть, здесь все будут страдать и мучиться, пока не станут святыми, а уж там, в раю, среди святых, жизнь будет совсем без страданий! Прямо-таки, великолепная жизнь! Причём – вечная! А зачем она им без страданий? Как же в своём раю они обойдутся без страданий? Ведь привыкли при жизни, пожалуй? Тяжело им будет в раю!
Наконец, на территории ПСМ, которую здесь все называют кампусом, мы оглядели и место проведения знаменитой восьмой Миссии Санта-Клара-де-Ассиз в Калифорнии.
Именно восьмой, ибо таких миссий, как с гордостью сообщил нам Фёдор, состоялась всего двадцать одна. Однако я не усвоил, зачем они вообще проводились и какой с них прок? Выяснил лишь, что мы разглядывали не только восьмую, но одновременно и испанскую миссию в ее лице, которая стояла у истоков закладки этого города.
Выходит, я не ошибался, считая, будто сначала появилась миссия, за ней университет, а уж потом и город.
А кампус университета оказался застроен небольшими зданиями, весьма своеобразными, церковного типа, покрашенными в светлые тона. Всюду были проложены ухоженные аллейки, стояли скамейки, зеленели пальмы и обширные газоны, оборудованные под естественный ландшафт. Смотрелось всё чинно, нарядно, торжественно и красиво.
В университете обучалось почти девять тысяч студентов! Очень даже хорошо! К тому же это ещё и старейшее учебное заведение Калифорнии! Оно с самого начала имело очень высокий рейтинг в США.
– Смотри-смотри и присматривайся! – посоветовал я Светлане. – Скоро и ты здесь будешь впитывать научные догмы!
– Это еще зачем? – явно испугалась жена.
– А чем же ты будешь заниматься все дни подряд? Посуду мыть? А так – выучишься, потом местного ректора заменишь! – усмехнулся я. – Только не забывай, что это частный университет! И, кроме того, он вдобавок еще и иезуитский?
– Смотрите! Какое чудо! – не сдержалась Светлана.
Возразить было трудно. Перед нами расплылся вровень с берегом небольшой водоём, беспорядочно обставленный огромными массивными вазонами, которые были увиты свисающими прямо в воду петуньями. В центре на высоком постаменте смиренно глядела вдаль грубовато отесанная статуя Клэр Ассизской.
«А ведь определённое настроение она создаёт! И ее смирение действительно что-то внушает!» – удивился я произведенному на меня, убеждённого атеиста, впечатлению.
«А где же прячутся современные иезуиты?» – хотелось мне подколоть Фёдора, но я не стал. Кто его знает? Может, он чрезвычайно одержимый? Может, он из их же числа?
– Не переживайте, миссис! – включился Фёдор в разговор о возможной учёбе Светланы. – Среди студентов здесь треть иностранцев. Первый год у них подготовительный, но английский придётся изучить заранее. Не пугайтесь этого, вам вполне можно ориентироваться на поступление сюда уже в следующем году. Вполне по вашим силам! Документы надо подать до первого ноября. Причём, придётся собрать много документов, и большинство из них надо получить с вашей родины, со школы, с интерната…
– А кто такие иезуиты? – не удержалась Светлана, обращаясь к Фёдору. – Они, наверно, очень страшные люди?
– Да, с чего вы взяли, миссис?! Они ничем не отличаются от нас с вами! Это всего лишь их религия!
– А зачем мы прилетели не в Сан-Хосе, а в Сан-Франциско? Ведь это значительно дальше! – вдруг резко сменила тему Светлана.
– Вы меня разоблачили, миссис! От вас ничего не скрыть! Каюсь, но всё дело в том, что именно в Сан-Франциско я оставил на хранение свою машину!
Светлана расхохоталась:
– Теперь-то мне понятно! А я уже все варианты перебрала…
В том же кампусе и напротив миссии расположился Музей Saisset. Его главное здание всегда поддерживало архитектурный стиль той самой калифорнийской миссии испанцев. В нём уместилось несколько выставочных залов и большой конференц-зал.
Федору, как он сам нам и признался, в этом музее более всего нравились картины эпохи Возрождения. Есть в музее картины Дюрера, Пикассо, Шагала, Матисса. А в подвале выставлено много стариннейших фотоотпечатков, закупленных когда-то Эрнстом Сессе в Европе. Они чрезвычайно интересны! И многие фотографии уже цветные, что никак не укладывается в сознании наших современников! Прекрасного качества фотографии! Могли же всё-таки русские люди создавать шедевры! Но все фото сделаны одним человеком, Сергеем Прокудиным-Горским, личным фотографом Николая Второго. Тогда в мире ещё никто в цвете не снимал. Таких технологий ещё не было! Прокудин-Горский сам всё разработал, во что сегодня трудно даже поверить! Невероятно!
Попутно Фёдор рассказал, непонятно с чем вдруг увязав, что население нашего нынешнего города весьма разнородно. Почти половину жителей составляют белые. Я еще тогда удивился, как он всех тех жителей объединил – белые, и всё! Будто у всех белых единая национальность и общая государственная принадлежность! Или, если они белые, то остальное уже и не интересно? Лишь бы не черные, так?
Впрочем, Фёдор добавил, что азиаты насчитывают около 40%, а чернокожие – всего около трёх, что для остальных штатов весьма не характерно. В других местах чёрных значительно больше, но Санта-Клара – город образованных людей, потому негры здесь не приживаются.
– А мои соотечественники здесь найдутся? – не удержался я.
– Можно даже сказать, что здесь их много! Вот только, где они? Знаю, что в каждой компании работают русские. В основном, работают программистами. Женщины – чаще всего уборщицами. Но на улицах вы их не встретите – они как те гребцы, прикованные к галерам. Работают и днём и ночью. Для такой работы им всё обеспечено под самым носом – сон, еда, физические тренировки, развлечения. Я знаю таких людей… Через несколько лет галерной работы они превращаются… В общем, это уже неполноценные люди. Сдвинутые! Не разбирающиеся в реальной жизни, словно дети, но уже и не дети. Человеческий брак! Грустно на них глядеть!
– Неужели они добровольно так живут? – удивился я и положению этих людей, и той оценке, которую неожиданно дал осторожный во всём Фёдор.
– Я этого не знаю! Могу лишь предполагать! Кому-то, видно, очень выгодно, чтобы эти люди ничего кроме работы не знали, и знать бы не желали! Например, мне известно, что в Японии насчитываются уже миллионы людей, которые за всю свою жизнь никогда не выходили из дома. Да! Никогда! Причём, это их самих вполне устраивает. Они даже гордятся тем, насколько рационально организовали свою жизнь. Работают они прямо на дому. Кнопки нажимают, наверно! Еду им привозят по их же заказам курьеры. Всякие пиццы, газировки… Ну, не знаю, что они заказывают, но так они и живут. Это еще больше это удивляет, поскольку комнатки в Японии, в подавляющем большинстве, микроскопические, как конуры собачьи. В них, чтобы заниматься физическими упражнениями, места совершенно не хватает! Но они как-то живут! Они даже довольны! Хотя, на мой взгляд, все подряд психически больны! Фобии у них, что ли? Боязнь реальной жизни? Не знаю!
Я пожал плечами. Мол, я тоже не знаю.
– А теперь, чтобы у вас не сложилось впечатление, будто в Санта-Кларе вся жизнь происходит лишь здесь, в университете, как у тех чокнутых японцев, предлагаю вернуться к машине! – пригласил нас Фёдор. – Немного покрутимся по городу…
– Прекрасно! – сразу оживилась Светлана.
– Разумеется, мистер Фёдор! – подхватил такую идею и я. – Нам очень интересно.
Мы с часок покатались по городу. Комментарии Фёдора во время движения сразу стали односложными. Они сводились к следующему:
– Смотрите! Справа красивое здание в два этажа… В нём располагается Microsoft. Слева офис корпорации Amason. В тех двух домищах, где крыши стеклянные, фирма EMC.
И так далее. Мы смотрели почти до полного отупения, не в силах всё запомнить, вращая головами и глазами.
Этих странных названий набралось, пожалуй, штук двадцать пять или даже сто. Если бы все запоминал, голова пошла бы кругом, но Фёдор, что меня весьма удивило, помнил-то каждую. Его восторженная информация об этих известных миру фирмах меня не взволновала, а Светлану ещё меньше. Может, потому Фёдор слегка обиделся и уточнил:
– И каким вы теперь находите свой новый город?
– Красотища! – не стала лукавить жена, не пряча своё восхищение некоторыми местами. – Ландшафтный дизайн прекрасен. Море цветников! Даже на окошках! Чудный рай, а не наш город!
Я промолчал. Как это ни странно, во мне зашевелился патриотизм. Я, разумеется, заметил многие достоинства этого американского города, но, если не считать восхитительной законченности в отделке каждого уголка, если не замечать его архитектурной проработанности, то всё остальное, ровно, как и у нас. Конечно, в Саратове, и даже в Ленинграде, пришлось бы основательно потрудиться, чтобы найти такую же красоту вроде бы и не слишком затейливой архитектуры, такую же безукоризненную отделку зданий, изящную подсветку фасадов, идеально подстриженные газоны и их аккуратное обрамление, тротуары, выложенные цветной керамической плиткой, да мало ли! Да, мало ли!
Конечно, замечать всё это мне было обидно и, тем более, обидно признаваться вслух, что сравнение оказалось не в нашу пользу, как сто к одному! Но разве всего несколько дней назад Фёдор сам не рассматривал наш убогий Саратов? Разве он не может без моего мнения составить своё, весьма не лестное мнение, и не щипать мне душу лишний раз? Но он, конечно, специально это подчеркнул!
[justify]Ясное дело! Ближний
