Точно такой вопрос: «Что делать?» стоял и перед Жориком Мочалкиным, когда он летел из окна на улицу. А что тут поделаешь – лететь надо и молчать. Единственно, что сделал Жорик – это растопырил свои лапки и умудрился ухватиться за канат из простыней и штор, всё ещё спокойно висящий. Канат летуну здорово не помог мягко плюхнуться на землю, но и сильно Жорик не пострадал: летел-то он всего два-три метра. Разговоров больше. Конечно, и с меньшей высоты люди падали и разбивались насмерть, но Жорику повезло – отделался парой незначительных ссадин и лёгким испугом. Не хотел думать, что дуракам везёт. Он же не дурак. Пока летел, представлял себя Карлсоном. И то так. Самочувствие как у Карлсона, у которого вентилятор в заднице: с сознанием затык, а я летаю. Влетаю в людские жилища летучей мышью, а вылетаю ласточкой. Вот такая у меня красивая жизнь, но сейчас она может понравиться только ночным летающим насекомым. Завидую тем, чья жизнь протекает пресными рутинными заботами, наполнена скукой и однообразием.
Жорик потянул за одну часть каната: сообразил, что улики надо прятать, ибо его инкогнито может оказаться под серьёзной угрозой. Вскоре всё приспособление для спуска на землю оказалось у него в руках. Сгрёб простынки и шторы в клубок и с этим клубком потащился ко входу в дом. Сердце кровью обливалось, когда пришлось оставить кучу добра на земле. Вот оно воровское благо: стыришь что-то нужное, но оно на пользу не идёт. Однако надо штопором выкручиваться из ситуации.
Никем незамеченный, на цыпочках, Жорик проскользнул на второй этаж (видеокамеры он благополучно игнорировал, как будто их не существует). Сразу же ломанулся в комнату к людоеду-Макаревичу.
- Ефим Яковлевич, просыпайтесь, - тряс спящего гиганта за плечо Жорик. Сволочь этот Макаревич – не хочет просыпаться, спит как сурок в гнезде. Вставай, душнила бестолковая. Вот как этого дебила разбудить? Надо бы холодную воду на него вылить, но вдруг это существо осерчает. Ласковей надо с ним, ласковей, хоть он и непонятной национальности. Судя по фамилии - он из тех, кто в день шабаша, читает свои параши.
- Тебе чего? - непонимающе воззрился на «друга» Макаревич, которого Жорик всё-таки умудрился вытащить из объятий Морфея.
- Да понятно чего, - Жорик, как можно вкрадчивее стал объяснять Ефимке ситуацию. – Посмотри, дружище, на чём ты спишь – второй подушки нет, простынки нет, одеялки нет. Как можно такому замечательному человеку спать в таких ужасных условиях? Вставай-давай и переходи жить в другую комнату, где есть и подушки и одеялко, и даже шторы есть. Отвечаю за базар.
Темно ещё, значит, ночь на дворе – определился со временем суток Макаревич, но раз лучший друг говорит, что надо куда-то идти, то пойду. Жорик умный, он заботится о Ефимке: вон даже принёс с собой кучу всякого тряпья.
Жорик, подталкивая в спину «людоеда», загнал его в свою комнату и велел ложиться спать на вот эту кровать, где две хорошие подушки, правда, почему-то без наволочек.
- Ты достоин жить в хорошей комнате, - пояснил Жорик, распутывая клубок из тряпок. Шторы он опять повесил над окном, а простыни закинул в шкаф.
- Спи, давай, - распорядился Жорик. – Баю-баюшки баю, не ложись, мля, на краю… Если кто придёт и начнёт тебя выгонять из комнаты, говори, что эта комната всегда была моя, то есть твоя. Если начнут добадываться … то можешь покусать … хм.
- В смысле покусать?
- В коромысле … это, друг мой, концептуально, ты не поймёшь.
Ефим пожал крутыми плечами и завалился в кровать: если Жорик говорит спать в этом месте, то какие проблемы.
Здорово! Без проблем перевёл дурня, с мозгами, как у креветки в соевом соусе, в свою комнату – удовлетворённо подумал Жорик. Это на некоторое время отвлечёт дознавателей с моей персоны на малахольного Ефимку. Пусть теперь вертухаи помучаются, пытаясь допросить Макаревича. А я чуть покручусь тут, да и врежу с утра по тапкам, встану на лыжи, сделаю ноги, короче, уйду я отсюда: хватит с меня злоупотреблять местным гостеприимством. Утро вечера мудренее, трава соломы зеленее – ага, вот именно, с утра, после завтрака, вы меня только и увидите: покачусь я колесом под горку - только рубашонка пузырём.
Фаддей Венедиктович Адашев спал, прижав к себе свою любимую Аврелию. Что ему снилось, то неведомо, но судя по его благодушной улыбке, ему и во сне жилось хорошо. Может ему снилась красавица Калерия Собакина, с которой он, наконец, прояснил свой статус. Лишь бы сонный Фаддей при Аврелии не произнёс имя Собакиной. Вот тогда ему устроят головомойку, а так-то у него пока всё хорошо. Вот всё ли ровно в это время у Добрыни Юзовского, то вопрос.
Приготовив две тарелки с бутербродами, Добрыня ощущал себя неплохо по всем позициям. Вот только мизинчик побаливал. Один бутер Добрыня уже съел, можно сказать с аппетитом. Взял в руку второй бутерброд, но решил нагнуться и посмотреть на свой злосчастный мизинец, а вдруг пальчику требуется какая примочка лекарством. Болит сволочь.
Одна рука Добрыни, держащая бутерброд, находилась над столом, а весь он наклонился под стол и внимательно рассматривал пораненный палец. Болит зараза, но, вроде, перелома нет. Йодом помажу, и всё пройдёт. До свадьбы заживёт. Как говорила любимая бабушка в таких случаях: «Надо пошептать». Добрыня и пошептал, ведь хуже точно не будет:
- У кошки боли, у собачки боли, у Елфимова боли, а у Добрынюшки заживи. Сейчас бы ещё щец навернуть, да под рюмочку «родименькой».
Подняв свою голову после совершения магического ритуала, Добрыня понял, что он в помещении не один и тезис «хуже не будет» не сработал.
Перед его столом молча стояли Нестор Викторович и Игнат Ермолаевич Бердышев и смотрели на тарелки полные еды цепким взглядом записных душегубов. На лбу начальников явно читалась не совсем цензурная мысль внёсти разнообразие в скучную жизнь Добрыни. Бердышев ещё и на мои родненькие, с избыточным количеством холестерина, бутербродики облизывается, дескать, отдай их мне. Вон как его нос принюхивается к ним, как он их испепеляет взглядом. Дорогой Игнат Ермолаевич, при всём к тебе уважении – провались ты в катакомбы. Дядька Игнат - иди куда-нибудь подальше по бездорожью от моих бутербродов и поешь, к примеру, заячий помёт – он ядрёный, он тебя проймёт.
- Ну, началось, - с тоской подумал подчинённый Елфимова. - Теперь придётся часа три выслушивать тоскливое начальственное камлание. Как только они смогли так тихо подкрасться, и самое главное, как не вовремя – бутерброды-то «стынут».
Вопросы в голове Добрыни замелькали, как светлячки, в ночном воздухе. Сейчас эта сладкая парочка начальников начнёт влезать своими грязными ботинками прямо ему в душу. В чём же я провинился? Хотя понятно в чём. Елфимов все уши прожужжал, что нас с Корнеем ждут проверки и хитрые экзамены на профпригодность. Типа, мы всегда должны пребывать начеку. Вот жандарм и решил сегодня ночью устроить мне проверочку на сообразительность, а я налажал. Эта грёбаная микроволновка оказалась под моей дверью не просто так, а с намёком. С толстым намёком. Ведь в инструкции чётко сказано, что если вдруг появляется в доме подозрительный предмет, то надо незамедлительно сообщать охране и поднимать тревогу. В микроволновку жандарм наверняка засунул муляж бомбы и подсунул мне под дверь, а я дурень, даже после того, как еб … ударился об неё, тревогу не поднял. Сейчас жандармское хайло откроется и начнётся нудная головомойка с притопом и прихлопом, с оскорблениями и угрозами – катись оно всё верблюдом.
- Приятного аппетита, - почему-то жандарм с порога не начал ругаться, а проявил вежливость. А мог бы начать брызгать ядовитой слюной, как он умеет. – Господин Юзовский, не замечали ли вы чего-нибудь странного за последний час?
Да, тут у вас всё странное – хотел сказать Добрыня – даже вы с Бердышевым странные люди, но приходится вас терпеть. Но, разве такое скажешь шефу? С другой стороны, надо как-то выкручиваться и подыграть начальнику: показать, какой начальник мудрый руководитель, а Добрыня так себе, ещё учиться ему и учиться, но он старается, перенимает опыт. Пора включать режим «тыначальникядурак».
Так-то в тандеме Добрыня – Корней, именно Корней являлся мозговым центром, но сейчас Корней дрыхнет, а отдуваться приходится бедному Добрыне. Придётся самому включать буйную фантазию, раз хитросделанного Корнея рядом нет.
- Микроволновка под моей дверью, - сделав умное лицо, сообщил Добрыня. – Считаю, что это провокация, устроенная нашим мелким постояльцем Жориком Мочалкиным. С далеко идущими целями, - проговорил Добрыня, хмуря брови. – Скорее всего, это многоуровневая многоходовочка, наших противников…
- Многоуровневая? – жандарм и Бердышев переглянулись.
- Именно так, - Добрыню понесло по просторам фантастического бреда. Он даже бутерброд отложил, чтобы подробно доложить начальству своё видение проблемы. – Если внимательно приглядеться, то можно увидеть, как складывается ясная картина из разрозненных пазлов. Я решил помешать врагам осуществить их коварные планы: собрался предпринять срочные контрразведывательные мероприятия, возможно с силовым воздействием на врагов.
Добрыня сам бы не смог объяснить – с чего это у него вдруг прорезалось ораторское искусство. То два слова без мата не мог связать и произнести, а то вдруг стал кидаться умными словечками. Жизнь заставит – ещё не так раскорячишься.
[justify] - И что вы
