столько же, сколько получила выпавшая земля, наскоро заметенная в мусорное ведро.
Быстро вкалывая в его шею действенный состав, махха приподняли под руки и поволокли в неизвестном направлении двое санитаров, пока третий получал от начальника какие-то ампулы и дальнейшие указания.
— Вколи это чуть пониже первой инъекции, — быстро объяснял врач, — Я совершенно не хочу, чтобы он проснулся в моем кабинете и принялся там все крушить.
— Как прикажете… Скажите, а это ему… Точно поможет?
— Точно, — коротко ответил доктор, даже не желая глядеть подчиненному в лицо. Глупость последнего чувствовалась слишком сильно, чтобы он мог с ним считаться. Закончив с пояснениями, мужчина принялся вытирать проступившую после удара кровь на руках. Белый платок с его инициалами быстро пропитывался алым, прямо как похожий на шкуру ягненка кардиган, который работники больницы оставили в комнате, чтобы промокнуть лужу крови оставшуюся на полу. Ковер под нею был окончательно испорчен и судьба его была такой же решенной, как и судьба отловленного махха.
Понимающий ситуацию санитар поспешил удалится по неотложным делам, не желая боле отвлекать задумавшегося начальника от его мало приятных суждений.
Комната опустела. Пользованные предметы отправились в помойку. Настенные часы пробили третий час ночи, а пытающийся прояснить ход мышления человек лёг на кушетку, в сторонку отодвигая ремни и вещи, которые не зависели от него по какой-нибудь из мало-мальски весомых причин.
«Не мог же сон начать сбываться… Так ведь?» — помыслил белолицый, перед тем как отправится в темные чертоги, скрывающиеся за его веками.
Глава 3#
Раннее утро встретило Акацию резким пробуждением и птичьей трелью прямо под самым ее ухом.
Девушка лежала, грудью приникнув к обеденному столу; сперва она думала, что это назойливый будильник, и что если его игнорировать, то мелодия обязательно смолкнет, но примерно в тот же миг вспомнила : никаких будящих средств она отродясь не заводила, а следовательно и певчей птичке здесь не место.
Поднимая голову, ее взгляд встретился с ясными глазами-бусинами пернатой крохи, яркое оперение которой напомнило девушке спелый апельсин.
— Ты мутировавший попугай? — по-птичьи наклоняя голову, спросила она.
Неизвестно, поняла ли ее нежданная гостья, однако улетела та столь же быстро, как и на пробуждённую ею женщину нашло озарение, что со стороны соседских домов уже довольно давно следуют надрывистые стоны и плачь.
Недолго думая, Акация накинула на плечи тёплый халат и понеслась по дорожке, ведущей к сливовым стенам. Старушка Эльза Тильд была слишком серьезным человеком, чтобы плакать по пустякам. А раз уж она пустилась в откровенный рев…
То дело точно неладное…
Родная мать ее лучшего друга сидела на ступеньках перед своими дверьми. В ее руках лежала связка ключей, сама же она всячески пыталась успокоиться, понимая, что звук ее голоса давно поднял на уши всю округу.
— Что случилось?! — прогремела чуткая соседка, оглядывая ее с расстояния десяти шагов. Ближе соседка подойти не позволила.
Акации это и не понадобилось. Молодой маххе даже не пришлось прибегать к нелюбимой ею силе. Госпожу Тильд била крупная дрожь, ее руки предательски содрогались. Собственно поэтому женщина и не сумела попасть в собственный дом. Сама она была сильно потрепанной. Домашний наряд и ноги местами покрывали мелкие царапины и крупные бурые пятна засохшей крови. Внимательно осмотрев женщину, девушка спросила :
— Может быть, стоит скорую вызвать?
— М? — брякнула старушка, разум которой пытался избавиться от надобности осмысления произошедшего, — Нет, что ты. Она уже не сумеет помочь мне… Уже слишком поздно…
— Эльза, — серьёзнея лицом, произнесла Акация, — Расскажи, что случилось. Нужно уже что-то делать? — затем немного погодя и, подумав какую-то ужасно недопустимую мысль, она добавила, — Где Но́рмо?
Услышав это имя, старая женщина вновь залилась рыданиями. Прикрывая рот и давясь собственными слезами, она молча указала в сторону заднего двора.
Ничего не уточняя, молодая соседка понеслась через дорогие ее подруге клумбы и высадки саженцев фруктовых деревьев. Сад, который они с ее семьей надеялись разбить, простит ей такую важность, как спасение человека.
Дом семейства Тильдов был устроен самым интересным образом. Вторя американскому стилю, его кухня выходила дверьми не в соседнюю комнату, а на небольшой закуток земли, смотрящий прямиком на забор и следующие за ним дома.
Тут-то и развернулась трагедия. Нагнувшись под неестественным для живого человека углом, лежала тщедушная фигурка страдающего от артрита человека. Он лежал лицом вниз и даже так Акация узнала в нем своего соседа. Махха, который с таким усердием узнавал у нее тонкости садоводства. Джон Тильд был из того разряда людей, что здоровья собственного не пожалеют, если так их близкие сумеют улыбнуться, пусть и на краткий миг. Хорошая работа, вкусная еда, звенящая в бумажнике купюра и плодоносящий сад — вот те вещи, что могли позволить его сыну вырасти нормальным; таким маххом, которому не придется пугаться собственной тени, наползшей на полуденную стену цветущего вьюнка. Он лез из кожи вон, но… Видимо просто не успел вылезти целиком…
Застрявший в дверях старик казался каким-то ненастоящим. Из его рук и спины торчали осколки разбитой двери, а сам он скорее походил на кармашек. Так изгибаются матери, желающие защитить собственным телом малое дитя. Обошедшая весь дом девушка не обнаружила никаких следов своего друга, как не нашла она и следов возможных его похитителей. Лужа натёкшей на крыльце крови сохранила здесь несколько частичных и половинчатых следов грубых, явно чужих ботинок.
Возвращаясь к передним дверям, Акация обнаружила вдову Тильд все в том же состоянии и положении. Разве что плач стал в разы тише, а ее лицо приобрело рассерженное выражение.
— Эльза, рассказывай, — повторила ее соседка, сдерживая подступающую ярость. Глядевшая на нее пустым взором старушка вмиг собралась, восстанавливая в памяти известную ей цепочку.
— То было раннее утро… Гораздо раньше этого часа. Дома закончилось молоко и я решила : пока мои домашние спят, я успею купить его в ближайшем магазине и вернуться до того момента, как мальчики заметят моё отсутствие. Но… Но…
— Но ты не успела.
— Нет, — ответила потерявшая все мать и жена, — Когда я пришла, в воздухе висел озон, который испускает Но́рмо после того, как поколдует. Я поняла, что ему пришлось ожесточённо защищаться… Скажи, ведь не он убил Джона? Так ведь!...
— Нет, не он, — покачала головой девушка, вспоминая найденное ею тело, — Твой муж до последнего защищал своего сына. Он даже накрыл его своим телом.
— О боже! — взревела новой волной слез женщина, — Как же так? Что же случилось?
— Не знаю, — нахмурилась Акация, — Не знаю, но приходили они точно за мальчиком. В ином случае, не стали бы довольствоваться только одним убийством… Мне очень жаль, Эльза, но это только начало…
#
Весь последующий день прошел в сплошных нервах и катящихся, как большой снежный ком, нелепостях.
Правоохранительный штаб был слишком занят разрешением нарастающих темпов погромов и случаев агрессии маххов, которых с каждым днём становилось больше той точки, что обозначала бы нормальный для общества уровень.
Звонки и весточки о помощи активно блокировались, любые сообщения о какой-либо неладности игнорировались, и обрывающая трубку девушка понимала, что помощи им ждать неоткуда.
Акация много часов сидела в доме со сливовыми стенами, стараясь обезопасить мать своего пропавшего друга. Оставлять ее сейчас в одиночестве было делом рискованным. Злоумышленники легко могли вернуться проверить не оставили ли они свидетелей или каких-то зацепок, ведущих на их причастность к похищению и убийству в семье Тильдов.
Солнце стояло высоко в зените, когда нависшую в кухне тревогу разрезал небольшой шарик света. Маххическая весточка высветила ее имя и, коснувшись огонька, Эльзе стало несколько спокойнее.
— Это моя сестра, — произнесла она, глядя как мерно тлеет сообщение, — Приглашает меня к себе, в деревню. Она живет далеко отсюда… Оно может и правильно.
— Эльза…
—… Слушай… Акация, спасибо, что так стараешься ради Но́рмо, но… Сердце мое материнское чует : не просто так все складывается. И похищение, и поиски эти… нету уже сыночка среди живых… Если уж что и прояснится…
— Я обязательно сообщу, — успокаивающе похлопав ее по плечу, кивнула девушка, — Я ни за что не прекращу искать Но́рмо. Даю тебе слово.
Вещи были собраны и уже к сумеркам вдова отбыла в направлении спасительного пункта. Сестра была в состоянии помочь пережить несчастье. В ее силах было оказать ту единственную поддержку, какой обеспечивают нас самые близкие и дорогие люди.
Тени на улице сгущались. Совсем скоро перестало быть видно даже уличные фонари, так щедро наставленные между домами. По улице вовсю гуляли холодные ветра. Плотная завеса туч расходилась, оголяя небеса и оставляя этот мир без чего-то очень важного. Висела звенящая тишина, в которой девушка сидела и пыталась рассуждать над поставленной ею целью, пока в конечном итоге сон не одолел ее.
Дом, со всех сторон окружённый цветочным садом и подозрением, пребывал в идеальной ситуации для внезапного нападения. Таким моментом невозможно было не воспользоваться трём крепким фигурам, затянутым в черное.
###
Обширное здание больницы высилось в розоватой утреней дымке. В ее окнах отражалось восходящее из-за лесного массива белое светило.
Собирающиеся заступать на смену медработники глядели на такое чудо с нескрываемым страхом. Ровно таким же взглядом их встретила новенькая палаты №10.
Пациентка оказалась молодой и хорошенькой женщиной лет тридцати, с ладным телосложением и общим цветущим видом. Назначенные на этот этаж сиделки глядели на девушку, да никак в толк не могли взять : зачем врачам ее было сюда определять.
— Больница Святой Кристины — это то место, куда семьи кладут своих особо вспыльчивых и несобранных родственников, — отвечая на нервные вопросы новенькой, говорила другая болезная.
Это была юная особа; от окружающих их маххов она отличалась буквально во всем. Подтянутая, яркая и с постоянной, будто бы пришитой улыбкой, девочка пятнадцати лет озаряла больничные помещения своим светом, ровно как и это проступившее солнце, разгоняя нагнетаемую медициной тоску.
— Арика, откуда ты все это знаешь?
Арика Джонс, с первых минут зарекомендовавшая себя лучшей подругой Акации, любила совать повсюду свой длинноватый носик, и хоть и слыла среди сверстниц и завистливых нянечек безмозглой модницей, а была готова подписаться на любой кипиш, какой только не развернулся бы в наскучивших ей стенах.
— Да так, — небрежно махнула она, деланно взросло поправляя прядь волнистых каштановых волос, — Слышала кое-что… Моего дядю однажды сослали в похожее заведение. Будучи всего полугодовалым малышом, его положили в одну из глухозапираемых палат в больнице Святой Люси.
— И что же?
— Ну как что… На праздничных обедах я его ни разу не видела… — пожала плечами девушка, лениво переворачивая страницу глянцевого журнала.
#
С
