блуждать запахи гнили и сочного плода. Вместе с тем в открытое настежь окно стали доноситься звуки заведённого граммофона да приятная, но очень подвижная мелодия, отчего радостный мальчишка принялся весело приплясывать. Будто бы ей в такт.
— Ну что такое? — смутился он, понимая, что гостья наблюдает за этим.
Сконфузившийся танцор немного мялся, комкая край махрового кардигана и поскрипывая носками домашних тапочек, все поглядывая в ее сторону.
— Ну что такое... В само деле...— повторил он, рукой дотягиваясь до рычажка, чтобы сделать музыку погромче, и хитро́ прищурившись добавил, — Пока мамы и папы нет. Я могу слушать что-нибудь, что хочу слушать только я... Прошу, не рассказывай им, Акация...
Музыку он в итоге не стал делать громче. Нет, мальчик просто уселся на табуретку возле музыкального старожителя, удрученно надувая щёки, с какой-то далекой печалью рассматривая большие пальцы своих рук.
— Они безусловно делают все ради моего же блага. Я понимаю это, — кивнул он, переводя теплый взгляд на девушку, — Вот только... Мне, в мои тринадцать... Столько всего хочется сделать. Столько всего, что каждый день пробуют мои сверстники! Порою такая обида обуревает : они бегают по улицам, запускают змеев и пуляются из рогаток; дразнят собак, а потом неделями лежат по больничкам, залечивая раны. Играют с чем-то или кем-то, что-то ломают, что-то теряют или обменивают дорогие сердцу вещи на сущие безделицы. Живут свои жизни. Обидно, да и только...
— Вот оно как, — вторя его печали, улыбнулась Акация, — Обязательно попробуешь. Нужно лишь немного подождать, — подбадривая друга молвила она, — Когда ты научишься управляться с собою. Когда подрастёшь и окрепнешь — станешь настоящим взрослым и будешь делать ровно то, чего пожелает твоя душа!...
— В самом деле? — хмыкнул ее друг, — Звучит, как готовый план. Разве нет?
— Что-то типа того...
#
Поднялась и отправилась в свой конверт очередная пластинка; вместе с нею подвижная музыка сменилась более спокойной. У этого мальчика всегда имелось предчувствие, когда дорогие па́ и ма́ должны были прийти и, как правило, он не ошибался.
— Не желаю тебе лишних проблем доставлять, — просто объяснил он, с благоговейным трепетом поглядывая в сторону заветных хеви-метал групп.
Мигом заметившая это девушка сочувственно вздохнула и произнесла:
— Ставь своих чудиков. Сегодня можно.
— Правда?! — разом оживился ребенок.
— Правда, правда. Я может и гость, однако даже я могу воспользоваться правом старшинства.
— Огромное спасибо! — заголосил он, вприпрыжку нарезая круги по комнате, отчего многочисленные фарфоровые фигурки и дутые стеклянные статуэтки заплясали в бесконечных отделах, тянувшихся по стенам полок и тумбочек.
— Но́рмо, осторожнее. Тише, — шутливо шикала Акация, усмиряя своего маленького друга.
— Ой, прости, — прикрывал он большой рот, расползшийся в неуёмной улыбке, освобожденного на краткий миг непослушания.
Высмеянная им женщина смотрела на него и с чувством, близким к родительскому, думала насколько же он неугомонный. Такой опасный возраст. Такой опасный по отношению к нему самому. Лишь один только возраст портит ему все веселье.
Он прав, многие дети одних с ним лет наслаждаются новым днем, пугаемые лишь лишением сладкого, да осознанием дальнего горизонта, который у каждого махха костями недопустимого исхода гремит над их нежными ушками.
Кем бы, или в какой семье, не родился ребёнок — в этом мире он будет маххом. А это означает только то, что где-то далеко в задумке создателя будут запущены часы, механизм небольшой бомбы, отсчитывающий песчинки до его, или ее... погибели...
Рано или поздно подобные мысли появляются в головах местного населения. Как автоматическое обновление программного обеспечения или работа нового почтальона, что прибыл в ночь, без особых проводов и объяснений заменяя своего предшественника, который долгие годы исправно нёс службу, да в преддверии пенсии вздумал с шумом и треском уйти в гражданские "дезертиры".
Вот и наблюдавшая за веселящимся мальчишкой махха пришла к аналогичным выводам, а потому не стесняясь спросила:
— Как думаешь — мы скоро умрём?
— Нууу... Точно только то, что мы умрём. В конце концов всё умирает. Но здесь твоя очередь точно следует раньше моей, — со свойственной их дружбе прямотой отшутился он, — Уж извини. Ты старее меня.
— Ну спасибо, — деланно расстроилась она.
— Селяви. Таковы факты, — ему лишь оставалось развести руками.
И всё-таки без внимания заброшенную тему он оставить не мог.
— А что такое? — спросил мальчик, — Почему такой сугубо девчачий милый разговорчик завела?
— Да так... Гляжу как ты бесишься и понимаю, что процессия в церкви будет обширная. Твоим родственникам, что мучаются от аллергии, точно живыми с нее не уйти. Ой не могу, хохма. Так и вижу : горы цветов, венки с траурными лентами, везде яркие, как ты любишь выражаться, "клоунские" костюмчики и ты — такой тихий и спокойный, лежишь на подушечке, ручки на животе скрестив... Просто кошмар. Глушите орга́н, вяжите са́ван белыми нитками, да вешайте на гробик табличку "не беспокоить"!
— Рад, что тебя забавят мои пышные проводы, — улыбнулся подросток, оценивая, долго ли его подруга будет корчится от проявления черного юмора, — Я и сам подумывал о чем-то подобном. Только попросил не приглашать никого. Лучше, чтобы встреча осталась тихой, а то мертвецы с соседних кладбищ непременно восстанут — мозгов на такую ораву не напасешься.
Но́рмо был несказанно горд ее предположением; покачиваясь на табуретке, он вглядывался в подругу, с нетерпением ожидая, что Акация спросит дальше. И она не заставила его себя ждать.
— Но́рмо?...А ты никогда не задумывался о смерти?...
— Отчего же? Задумывался, конечно. Любое живое создание думает о подобном. Пожалуй, разве что, человек превозносит это как нечто из ряда вон выходящее. Добавляя себе исключительности, он лишь делает безобразный, гримасный акцент на собственной невыразительности. На том, насколько он ущербный. Всякое живое существо неповторимое и только двуногое ведет себя, словно пупок земли...
— Понадеемся, что тебя не примут на твой любимый философский факультет, — ехидничала подруга.
В своих беседах они позволяли поднимать щекотливые темы, какие ни она с другими взрослыми, ни он с родителями и близкими, не сумели бы обсудить из-за колкости комментариев и своеобразности размышления. Однако даже Акацию порою коробило его умение провести чёткую грань между НИМИ и ИМИ. Где "ими" выступали любые глупцы и бедолаги, не угодившие в фан-клуб на двоих.
Почти каждый учиняемый ими дискусс оканчивался подобным образом : он бубнит что-то, весело и шумно сопротивляясь идее дорогой подруги, а она наглядеться не может, настолько сильно ей хотелось скорее завести своих "нормоков" и "нормонок". Ведь в силу ее с ними родства, дети точно пошли бы в мамочку своей сумасбродностью, а только лишь с такими время протекает весело. Можно сказать — безветренно.
Целый день они просидели в рассуждениях и жарких спорах. Двум друзьям было жутко весело так коротать время.
Они вместе трапезничали, решали, чем бы ей заняться, когда это время придет; придумывали новые занятия и темы для самих себя.
Наконец наступил вечер. За окном сгустились мрачные краски и в монотонном пласте улицы зажглись огоньки соседних домов, а музыка сменилась трелью соловья, коего вовсе не смущала чахлая обстановка. В его душе цвела весна. Его песня звучала на обратный от недавней беседы мотив — жизнь. Настенные часы пробили девятый час и вместе с тем щёлкнул дверной замочек, запуская внутрь истинных хозяев дома со сливовыми стенами.
— Какая же холодрыга нынче на улице. Не ровён час через несколько минут снег повалит, — развешивая по крючкам пальто возвестила старушка Тильд и замечая чужую пару обуви добавила, плавно заходя в главную комнату, — А я так погляжу у нас гости?...
— Именно, — весело отозвался их сынишка, переставляя фишку по клеточкам цветастого поля (очередной) настолки, — Мам, пап, вы ведь не против? Эта гадкая яблоня снова обидела Акацию, ну я ее и пригласил. Она умылась, а потом осталась со мной сидеть. Говорит, что она — ответственный взрослый, а такие детей в трудные минуты выручают.
—Это так? — поднимая к небу седую бровь спросила Эльза.
— Да, — спокойно кивнула девушка.
Неизвестными силами держалось ее спокойствие, поскольку на поле игры маленький игрушечный "цилиндр" в который раз угадил на клетку "тюрьма", а бумажные долги и полнейшее отсутствие понимания правил игрушки оставляли мечты о финишной прямой далеко за облаками.
Старенькая матушка была рада, что ее кровиночка так часто находится в верной компании. Ведь именно такое мнение сложилось у семейства Тильд относительно тихой и жизнерадостной соседки, чей переизбыток свободного времени ей же делал скучную честь.
— Спасибо, что возишься с ним, — улыбнулась женщина.
— Всегда пожалуйста, — последовала другая улыбка, которой не мог оставить без благодарности даже запоздалый старик-папенька.
Вернувшиеся с тяжелой работы родители вытянулись на диване, устремляя взгляд в газету или выпуклый экран маленького телевизора. Чайник зайдется свистом еще не скоро, ребенок под чутким присмотром, в доме тишь и покой. Отчего же не отдохнуть после долгого, изнурительного дня?
— Шах и мат, — ошарашено протянула девушка, чья фишка чародейским образом достигла красной ленточки гораздо раньше лидирующего игрока.
— Это, конечно, не шахматы, нооо... — протянул мальчик, нагибаясь через добрую половину игрового поля, желая убедится, что глаза его не обманывают. Для него самого было невероятным то, что сиделица и круглая неудачница в жалкие пару раундов обскакала его, накопив и земли, и ресурсы, и отщипанные у него "носы".
Такую плату брала их компашка с проспорившего за его недочёт.
Конечно, если проигрался с десяток раз подряд, это будет больно и самую малость неудобно... Но что уж тут поделаешь?
— Ну я тогда пойду? — промямлила Акация, показывая на входную дверь. Она по-прежнему пребывала в легкой прострации и вести себя сейчас по-иному просто не могла.
— Конечно, — усмехнулся мальчик, собирая последствия их небольшой, но продолжительной войнушки.
Его подруга уже засобиралась и была готова подниматься на ноги, когда карий глаз вновь затянулся дымкой, зацепляя синеватые подтёки, послужившие основанием для разбитой отцовской губы, и его же разодранного в лохмы уха, и матери, которая не могла нормально дышать. Ребра и парочка смещенных дисков позвоночника, в ее возрасте, отзывались в теле серьёзными повреждениями.
— Но́рмо, — прошептала она, нагибаясь к другу, — Ты ведь помнишь наш разговор?
— Про взросление-то? Конечно...
— ... Знай : я говорила все то совершенно серьёзно. Станешь взрослым, прямо как я, и всё-то у тебя выйдет. Ты ведь смышленый и паренек вроде не глупый... А до тех пор, друг мой... Старайся держать себя в руках... Родители не железные. Но́рмо, их нужно беречь.
— Я все прекрасно понимаю, — печально улыбнулся мальчик, — Постараюсь сделать все, что только в моих силах. Спокойной ночи, подруга. Спасибо, что посидела со мною, — последние слова он увенчал
