полусгнивший шпангоут

Пока ездил за водкой, поговорил с Валей. Ну штурманец! Спасибо, друг, за многое, и за это спасибо!»
- Что стоишь, заходи в комнату!
Перешагнув порог, осмотрелся. Защемило, заныло сердце: к скромно сервированному столу - трогательное дополнение: посреди, в бутылке из-под кефира - веточки молодого клена. Неповторимая, разноцветная палитра, осенью никакое другое дерево не могло дать такого разнообразия красок от нежно желтых, до кроваво красных. Если Олег в это время года бывал дома, то обязательно ставил в высокую заморскую, вроде индийскую вазу, веточки клена и рогоза. Что-то много на сегодня совпадений. Уловив заминку, Валя спросила:
- Что - то не так?
- Все, Валюша, так, и даже больше. Спасибо тебе.
Женщина говорила много, Сарин же молчал. Он был ей благодарен, и даже счастлив тем, что может посидеть так... не особенно думая, бесцельно отдыхая. Вспомнил, что такое состояние обычно бывало перед трудным заданием: организм отключался от проблем и забот. Подумал: «К чему бы это? Кто б подсказал? Да ни к чему, к постели...»
Вечер был хорош, а вот ночь он смазал: к утру вырубился. С трудом проводил Валю на работу. Все было чистенько и пристойно: стол убран, салфеткой прикрыта легкая закуска. «Надо же, коньячок. Тепло, жить бы так и жить... С годик запросто можно прокантоваться: сто тридцать рублей ежемесячно будут платить. На худой конец, механиком на холодильник при звероферме устроиться. Сразу же и в начальники. Тем более, зверюшек кормят, ай-яй, какими деликатесами, даже по летной пайке такого не откушаешь. А как же - валюта: шкурка должна блестеть, усы торчать, а не висеть, как у него. С нас ведь тоже шкуру дерут, и не одну, только стараются это сделать бесплатно. Эх! Ну, подождите! Есть же какая-то справедливость в этом мире!?.. Или все, что есть, только другим, другой крови? Посмотреть бы, какая она у них: голубая или красная?..»
Раздался гул двигателей пролетающего вертолета. Сарин выскочил на крыльцо: шестерка забирает остатки полкового имущества: подождал, пока могучая машина садилась куда-то в кусты в завихрениях водяной пыли: с утра опять заморосил дождик. Слышно было только посвистывание лопастей. Потом все затихло, движки выключили. Надолго прилетели, может, из ребят моих кто. Да нет, им уже не до меня. От поселка заметил движущуюся фигуру. «Кто это решил навестить? Похоже на Кольку Резанного. Это зачем он? Просто на опохмелку или на разборку?» Но по плывущей, неуверенной походке видно было:  не до разборок.
Буркнув: «Привет!» - тяжело плюхнулся на крыльцо. Немного отдышавшись, бросил: «Олежка, опохмели. Два дня не мог встать, выпил какой-то гадости, думал конец». «Он же, вроде, вчера в общаге женской был, а может обознался?» Но спросить не решился.
- Давай, заходи!
- Ты что, нюх потерял? От меня несет, хуже, чем от общественного туалета.
- Да, видуха и запашок... Я-то думал от зверофермы...
- Не бубни, Олежка, дай чего-нибудь! Сегодня забегал Зуек, сказал, что ты тут с Валькой поселился. Перед ее очами не могу таким заявиться. А ты стерпишь, побратим все-таки.
Олег налил полную кружку коньяка, взял огурец, помидорку, кусочек хлеба и селедки - все это поставил рядом с Колькой. Тот согнулся, понюхал.
- Если есть что поскромнее, дай, жалко, испорчу продукт.
Олег сходил, принес бутылку портвейна и кружку. Налил вина, подал Кольке. Тот осторожно, двумя руками поднес ее ко рту, посмотрел на Олега заплывшими глазами:
- Вздрогнем!
Олег отпил немного коньяка. Колька одним махом провалил кружку вина.
- Смотри-ка! - удивился Сарин, - так пьешь, а посуда, как в тисках: ни капли не разлил.
Резанный повеселел, - Здоровье есть. Знаешь, что пил? - промычал он, запихивая в рот огурец и хлеб, - две части водки, одну часть уксуса, две части зеленки и одну часть метилового спирта, ну, немного водой разбавил.
- Зачем нужно было так травиться?
- Пропились вчистую. Ничего не мог достать: кто что дал. Живой, как видишь, только вот в этом... весь. Давай еще по одной да пойду отмываться.
Взяв кусок мыла, спустился к ручью, разделся догола.
«Ну и силен! - Олег невольно залюбовался мускулистой, без грамма жира, фигурой Николая, - живет-то как... Пьет - ест - что попало и где попало, а такую мощь сохранил», - заметив, как тот начал намыливать белье и одежду, крикнул:
- Выкинь, сейчас что-нибудь принесу, отмывайся сам.
Сходил в комнату, выбрал, что поменьше: брюки, рубашку, летные ботинки, форменный кителек, - все отнес к ручью. Колька тер себя песком, растирал изрезанные грудь и живот, за которые и получил кличку Резаный.
- Ты чего это над собой издеваешься?
- Зудит все, особенно это безобразие, - кивнул на шрамы, - баньку нужно, пропариться.
- А какой сегодня день? - спросил Олег.
- Если запозавчера деньги давали, значит сегодня суббота, помывочный день, может сходим? - оглянулся на Олега.
- А что, может и сходим.
- Поднимаясь к бараку, заметил Валю, та обеспокоено ждала его, - Чего он пришел?
- Чуть подлечиться. Ничего страшного.
Женщина прильнула к Олегу, - Еле дождалась обеда, вся извелась. Как ты тут? Что со мною творится, ничего не понимаю.
Сарин молчал, вяло отвечая на ласки: лишь бы не обидеть женщину. Не мог же он сказать ей, что в тягость она ему, что в тягость ему сейчас все и он сам. И вину чувствует перед ней, перед Колькой. Да не только… Кажется, перед всем светом виноват. Не может он дать того, чего ждет от него эта истосковавшаяся по живому теплу женщина. Слишком рядом его боль, нет в сердце Олега пока места другим. Немного перевел дыхание, когда появился Колька.
- Привет, Валюха! Отбила у меня друга, как быть теперь?
- Ревнивец, посмотри на себя! - засмеялась та.
Действительно, Колька выглядел непередаваемо: с поднятым воротником, в офицерской шинели до земли, всклокоченные волосы, опухшая рожа. Ни дать, ни взять - военнопленный фашист из фильмов времен пятидесятых годов.
- Ничего смешного, зато тепло и сухо, - покосился на Валю, - думаешь, присушила?  боюсь, не до тебя ему.
Женщина испуганно прижалась к Олегу, - Пошли обедать, ворона. Быстро собрав на стол, она разлила оставшийся коньяк и подняла кружку, - Ну что, за мир и дружбу, - стукнулись. Откусив яблоко, она спросила у бывшего мужа, - Так и будешь бичевать? Сколько можно болтаться!
Тот внимательно посмотрел на них и неожиданно крикнул, - Горько! Горько, я говорю!
Валя повернулась к Олегу, у того даже пятки, кажется покраснели. Чувствовал себя о…чень неловко. Потом, как в омут, - повернулся и крепко поцеловал Валю. Николай смотрел на Сарина. «Умный, черт, не обманешь...» Резанный встал:
- Хотел я даже пять минут назад уехать, теперь повременю.
- Ты что? - обиженно спросила Валя, - сторожишь?
- Сторожить не сторожу, но присматриваю, ты - мать моего ребенка!
- Ну, заговорил...- сердито набросилась та на Кольку, - а раньше ты что думал, когда пить начал.
- По-другому никогда не думал, обстоятельства оказались сильнее меня, - опять посмотрел на Олега. - Ты думаешь, я один такой? Нас много, и нашего полку постоянно прибывает. На него не рассчитывай, ему нужно пройти все, что мы прошли, а там, как получиться.
-Ты сам в дерьме и всех туда тащишь! - закричала на него Валя.
- Все, все! - поднял руку Олег, - это уже семейные разборки, я при них третий - лишний.
- Я лишняя! - обиженно поднялась Валя и повернулась к Олегу, - не слушай! Его злоба съедает: друзья высоко сидят, а он тут в дерьме плавает. Проводи, - попросила она Олега.
Они вышли на крылечко. Исступленно целуя, сказала: «Что бы ни случилось, никогда не забуду этих часов, тебя не забуду», - оттолкнула Олега, побежала в сторону поселка.
Постоял немного, вздохнул, вернулся в комнату.
- Давай еще по одной, - встретил его Колька.
- Очень кстати, наливай! - выпили, помолчали.
- Счастливый ты человек, капитан!
- Это еще почему? - настороженно посмотрел Олег на Кольку.
- А как же: меня турнули и тебя кинули. У меня ничего нет, а у тебя все, даже приодел меня.
- Ну, что ты мелешь? Нашел счастливого... Надо думать, как выкарабкиваться!
- Вот-вот, давай, выползай оттуда, куда не ты сам себя загнал. За  что и за кого ты здоровье гробил?  Тебе тридцать два года, а что ты имеешь? Что умеешь? Даже воевать, убивать тебя не научили! Подводные лодки искал... Теперь что будешь искать? На кусочек хлеба, да на сто грамм? И никому, никому не нужен! Вальке? Да и то, пока не поймет, что кроме постельного режима, ты ни на что не годишься. А этого, оказывается мало. Денежку нужно носить, де-неж-ку: одеться прилично, квартирку обставить, в отпуск съездить, ребенка поднять. Может, и общего сподобитесь заиметь, - опять покосился на Сарина, - если сперма живая. Ну, что молчишь, впередсмотрящий, судить вас всех, как фашистов!..
- Не кричи, - зло ответил Олег, - я ни о чем не жалею, как прожил, так и прожил.
- «Я видел небо», - насмешливо вставил Колька.
- Хотя бы так.
- Значит, должен с небес спуститься на землю.
- Не в личном благополучии счастье. Ты вот - свободный человек, никто над тобой не стоит, а что толку: ходишь, стопари сшибаешь да Вальку сторожишь. Царь, жандарм нужен, а то бардак, дерьмо, грязь!
- Ты еще сюда Сталина приплети.
- И приплету: сидел бы сейчас где-нибудь в бараке, хлебал баланду, не мутил воду. Кайлом намахался б так,  что и трепаться расхотелось...
Колька остолбенело слушал Олега, - Ты что, серьезно так думаешь?
- Вполне.
- Ну, ладно, ладно. Повстречать бы тебя хоть через пару месяцев, если через неделю в петлю не запрыгнешь. Кто ты сейчас? Ты - бич? Ниже Васьки - скотника. Что ты заработал за пятнадцать лет, что?  Ни страховки, ни пенсии, ни квартиры? Семью потерял! Неужели не видишь, где живешь, государство даже пулю на тебя пожалело. Ходишь, скрючившись: ногу волочишь, руки трясутся. Они должны были тебя в госпиталь - лечить, а если лечить бесполезно - на пенсию. Вместо этого, как старую жестянку - заржавела - на свалку. А то! Хе! Год за звание -130р! А дальше что?.. Велика услуга. Отблагодарили! Герой… губёнки раскатал! А квартиру ты не получишь, шиш тебе, мордатые за вас, идейных подумали! Колька покрутил головой. Надо ж как охмурить можно вполне нормального мужика… А Вальке дочь поднимать нужно - не за тобой ходить.  Через год твой пенсион закончится и все, одна дорога, - Колька кивнул вверх головой. Разлил еще по кружке, - давай-ка, горе. Думал уехать, надеялся на тебя, а ты такого же поля ягода: был при деле, вроде - глыба, а сейчас глянь себе в глаза, пощупай душу - натуральный мертвяк. Давай, грохай! Одна радость напиться да забыться, с утра опять опохмелиться, а к вечеру напиться. Так нашей дорожке и виться, -  вдруг заговорил стихами Колька.
Сарин выпил, налил еще по одной. Ни ругаться, ни спорить не хотелось. Колька хмуро, зло смотрел на Олега: «Пойдем, покурим!»  Они долго сидели на крылечке. Все же он что-то пытался доказать Кольке, тот матерился во всех святителей, каких знал. Материл Олега. Потом они пошли в барак, потом опять на крылечко, остальное перемешалось в одно непонятное месиво: магазин, водка, вино, расстроенное лицо Вали, рожа Резаного. День, два прошло, была ли ночь, Олег не помнил.
Очнулся он от ударов по щекам, запаха гари, дыма. Открыв глаза, увидел мечущегося Кольку. Тот хватал все подряд, связывал в узлы, тащил на улицу, пламя ощутимо припекало.
- Что сидишь, - крикнул забежавший за очередной связкой узлов Колька.
- Не сижу, - прохрипел Сарин. Согнувшись, пошатываясь и матерясь, полез под