полусгнивший шпангоут

нечистоплотности, оно появилось. Романтик по натуре, прожив жизнь, Сарин так и не привык, что венцом отношений между женщиной и мужчиной является постель. Уставшая плоть требовала женской ласки, физиологической разрядки, а душа просила: побродите под моросящим дождиком, поговорите: доверься человеку, поведай свои горести, - чище будет и по отношению к Вале, и сам не испачкаешься.
Но плоть бунтовала, трудно было сдерживать желание: не оторвать взгляд от крутых женских бедер, четко очерченных тонким плащиком. Валя, наверное, почувствовала, что будоражило Олега. Она замолчала, стала чаще оскальзываться. Несколько раз, подхватывая ее, он чувствовал лихорадочный  трепет тела. Сарина бил мелкий озноб. Все! Дьявол неумолимо одерживал верх! Неожиданно для себя, они вышли на окраину поселка.
- Как быстро! - удивился Сарин.
- Да, пришли, - облегченно ответила Валя.
«Что же мы с тобой разволновались так, - подумал Олег, - вроде не дети».  Они остановились возле деревянного, двухэтажного здания: семейная общага. Но, как знал Сарин, семейных там почти не проживало, в основном матери-одиночки или молодые девчата. Непонятно, на каких правах крутилось там несколько мужиков. Да какие права в этой глухомани. Две знакомые рожи он заметил в одном из окон. Показалось, что одна из  них принадлежала Кольке Резанному. Хотел подождать Валю на улице. Но, боясь показаться трусливым, шагнул в узкий коридорчик. Писк, визг, плач, крики маленьких детей, музыка, запахи, - от детских, приятных, до смрадных, табачно- водочных, - лавиной обрушились на него со всех сторон.
-  Как же вы тут живете? - растерянно спросил Олег.
- Хорошо живем, - улыбнулась женщина, - позавчера получка была на звероферме.
- Тогда понятно... Сарин чертыхнулся, поворачивать было поздно.
- Я сейчас, ты подожди немного тут.
За Валей еще и дверь не успела закрыться, а на него налетели знакомые девчата. Как раз этого и боялся Олег. Они наперебой старались затащить его к себе в гости.
- Я на минутку, мне некогда, - отбивался из последних сил Сарин. Он прекрасно понимал: задержись он тут хоть на стаканчик, и останется, пока не прогуляет и свои, и чужие деньги. Хоть бы Колька не выглянул. Все! Тогда сумке свое содержимое не сохранить. Он уже осторожно пятился к дверям, собираясь достойно ретироваться, когда появилась Валя.
- А ну, расступитесь! - подхватив Олега, она потащила его на улицу. Уже смеркалось, дождик прекратился, холодало. В пойме реки и по берегу моря собирался туман. Он подрагивал, набирая силу, но был еще слаб, давил  на крутой увал оврага, но где косогор нижал, стекал белесой рваной пеленой в прибрежный кустарник. И там опять начинал грозно клубиться, пучась и выдавливаясь сквозь мокроту и темь невообразимого узора ветвей. Олег с Валей, поддерживая друг друга, осторожно продвигались по расхлябанной тракторными тележками дороге: по ней возили корм на звероферму. Напряжение ушло, Сарин сердито удивлялся навязчивости девчат, Валя защищала их.
- А что им делать? Одна радость - получка: обновку купить да погулять, может, мужика какого зацепить. Как колхоз разогнали, разъехались нормальные семьи, остались - кому некуда деться. Для мужчин работы почти нет, остались бичары. Как говорится, путевых нет, а такие и даром не нужны. Не спеша рассказывала о судьбах своих подруг. Удрученно слушал ее Олег. Не раз встречал людское горе, много колесил он по союзу. И везде, в любой дыре можно было найти вот точно такое общежитие, таких же женщин, безысходность и тоску в их глазах, готовность услужить залетному мужичку. А свой - приблудный или родной - мог за рюмочку водки переспать под коридорной лестницей, ребенок у соседки, бывало и так. Тяжелым грузом ложились такие приключения на душу даже отпетых циников: оставляли деньги, еду, покупали игрушки детям, кто знает - чьим? Может, его товарища? Таращит голубые глазенки кудрявенькая девчушка, осторожно трогая пальцем нос усатого дяди. А у соседа точь-в-точь такая же близняшка бегает за тысячу километров отсюда. Олег матюкнулся, остановился.
- Что случилось?
- Ничего, страшно это все...
- Да что тут страшного? - удивленно ответила Валя, - все так живут.
«… и ты так будешь, - добавил про себя Сарин, - ну ничего, - взъярился он, - мы еще посмотрим, кто - кого?!» Разговор злил его, не хотелось жить так…
Вдалеке появились контуры его обиталища. На фоне горизонта, светлеющего в сторону моря, его жилище казалось длинным, покосившимся стогом сена...
... Помнил Олег детство и помнил вечерние туманы, собиравшиеся в низинах: почти также парят в его волнах, плывут то скирда, то крыша одинокого дома или вспучившаяся крона могучего дуба. На одно мгновение ему показалось: нырни в этот туман - и ты опять в детстве. Мерно поскрипывают колеса телеги. Он, семилетний мальчишка, прикорнул на переднем возу в теплом душистом сене. Наблюдает, как следующий воз потихоньку выползает на простор. Вначале появляется седок, а потом и сам воз: через некоторое время выныривает голова лошади. Прядая ушами, фыркая и устало вскидывая голову, она как бы плывет в молочном море. Если подъем пологий, можно видеть, как все возки  один за одним появляются из тумана. Но колес еще долго не видать, так вот и плывут они в ненавязчивой тиши. Возчики все же начинают перекликаться, вдалеке может раздаться поздний мык коровы.
Сарин как будто налетел на стену, стоял, стоял, невидяще уставившись в пространство, отдавшись памяти. Валя застыла рядом с ним, тепло ее тела и дыхание привело Олега в себя. Шутливо изогнувшись: «Прошу к моему шалашу», - он пропустил женщину вперед. Беспокоился: вроде прибрал, как мог... Та остановилась на пороге, разглядывая жилище:
- Неплохой шалаш! - сказала она, оглянувшись, и неожиданно стукнулась об нос Сарина, - Ой! Извини! - засмеялась, подняв сияющие глаза.
Сердце ухнуло, замерло. Олег прильнул к теплым, мягким, по-домашнему уютным губам.
- Я тебя ждала, каждый день ждала, - приговаривала Валя, жадно целуя, - ты не расстраивайся, мне ничего не нужно, не думай. Хочу помочь тебе, девочки наши переживают...
Олег повернулся, отошел к столу, налил стакан вина.
- Не жалей! Отставив стакан, повернулся к ней, - я не умею плакать, а когда ты говоришь, так хочется разреветься.
- Не буду, не буду... - улыбнулась сквозь слезы Валя.
И сразу же неумолимо потянуло уткнуться в теплую грудь, зарыться в объятиях этой женщины. Они долго лежали, разговаривали...
- Разве тебе плохо? Ну, скажи, скажи!
- Хорошо мне, даже очень! Только неплохо бы грамм сто для полного счастья, - засмеялся Олег, - а вообще еще не утро.
С полчаса назад он подбросил в печку дровишек, уголька. И она сейчас радостно освещала неярким мерцающим светом комнату. Многочисленные искрящиеся звездочки играли в глазах Вали.
- Хватит валяться, вставай! Уберемся немного, будем ужинать.
«Сказка какая-то», - подумал Олег.
Женщина стремительно двигалась по комнате, доставая кульки, свертки, что-то убирала. В неровном свете печурки ее бронзовое гибкое тело постоянно меняло формы. Иногда казалось, что оно похотливо тяжеловато. Потом, вдруг, в розовом отблеске пламени замечал девическую хрупкость, стыдливую чуткость женщины. Понимал, что играет Валя своим телом, истосковавшимся по мужской ласке, по восхищенному, не нахальному взгляду. Дразнится! Дразнится! Олег страдал, внутри жгло и крутило. Не мог он отдаться безоглядно этой женщине, этой ночи. А так хотелось забыть обо всем, смести, как мусор, развеять пылью все заботы и проблемы... Не получилось! Схватил Валю, уронил на себя:
- Дразнишься, да?
-Все! Все! - вырвалась она, - вся ночь впереди. Давай порядочек у тебя навдем.
-Сколько ж его можно наводить?
-Мне кажется, женского глаза не хватает.
- Ну если так, я с удовольствием. Командуй!
Работы оказалось предостаточно, все ж армейский, казарменный человек, Олег многого в цивильном быту не замечал. Удивился, как хорошо Валя ориентируется в хламе старой общаги. По ее подсказке - покривился конечно - подремонтировал старый кособокий шкаф, подровнял и навесил дверь в комнату, застеклил окно, набрав осколков из старых рам. Их окно выходило в сторону моря. В общаге было с десяток клетушек и все они щурились в сторону поселка. Только в одной этой комнате окно в залив.
- Мореман жил, - предположил Сарин.
Валя грустно улыбнулась:
- Конечно, мореман. Да!.. Да еще какой! Мы тут жили.
Удивленно посмотрел на Валю:
- Ну, а дети у вас есть?
- Есть, дочурка у матери на Украине.
Растеряно ежась, Олег отправился за водой. Нужно было спуститься к ручью, хотя местные называли этот немощный поток речкой. Набрав  воды, присел на кусок бревна. К ночи туман приподняло, и получилась низкая промозглая облачность, вот ее-то и ловили летчики тут, подтверждая классность, полетами при минимуме погоды. Сейчас приподнятый туманчик стянуло далеко в залив. Высвечивались звезды, крепко холодало. Чуть слышно  шевелилось, натужно - тревожно дышало у ног море. Вдаль, как зеркало, оно отражало звезды, и если прикрыть немного глаза, то не разберешь, где верх, а где низ - паришь в невесомости.
Вспомнил последний разговор с Моховым. Грозил тот Олегу: « Гусь ты, идеалист». Оба носили партбилеты, но Сарин, в отличии от Алешки, верил в идеалы коммунизма. Что бы ни случилось в жизни и как бы нелепо это не произошло, он обвинял только потерпевшую сторону, в данном случае себя. Хотя, если подумать, не вполне справедливо с ним поступили. Но ведь голова на плечах не только чтобы фуражку носить. Кто его сажал в эту чертову машину? По семье соскучился? Спешил? Куда спешил?.. Похлопал удрученно по полену. Теперь спешить некуда, посиди тут, помысли. Действительно, паршиво живем. На черный день не смог ничего скопить. В отпуск ездил в форме, «гражданку» не на что приобрести было. Друг живот положил на то, чтобы купить машину - язву заработал... А бывший командир звена? Пригласили его перед переучиванием в политотдел, предложили на пенсию. Отказался: двое дочерей, поднять надо... пусть земля ему пухом, пособие - копейки. Друг, Андрюшка, погиб, жена с сыном, еще не рожденным, осталась. Долго не решались зачать, и вот - погиб. На сына что-то около семидесяти рублей, родился через месяц после смерти Андрея.
Когда Алешка кричал: «Ты посмотри, как бонзы жируют, почему они, а не ты?» - Олег всегда отвечал зло и категорично: «Во-первых, жировать всем - не хватит, а во-вторых - сами виноваты. Учись, рубись - все от тебя зависит. А если слюнтяй, сиди и не вякай!» Деревенский парень, считал, что ему крупно повезло: летчик, высшее образование - и безропотно тянул службу. Мохов пророчил: «Смотри, расшибешь лоб, таким, как ты, только поленом по голове, а так вы ничего не видите». Сидя теперь в одиночестве, подрагивая от прохлады, нехотя признавался себе: прав Алешка, наверное, так и должно случиться. Таким, как он, по-другому не доказать, где, правда, где кривда. Зачерпнул ведро воды, побрел в гору.
За его отсутствие Валентина все вымыла, вычистила до блеска. Повесила откуда-то взявшуюся шторку. На столе тоже – вроде  скатерть, постель убрана хорошим бельем, на стенке - одеяло - ковер, на полу небольшой половичок. Удивился:
-Откуда это все?
-Ну как откуда? Женщина я все же…
«Дурак…» - одернул он себя. От внезапной догадки стукнул себя ладонью по лбу: «Да это ж Алешкина работа.