Маргиналы

том, что бытовые неурядицы, проблемы с работой, непонимание со стороны местных жителей. Всё это с годами устроится. Мы дураки с вами, что разъехались поодиночке. Без дружеского плеча трудно начинать новую жизнь. Тем более непривычную. Хорошо, я в школе работаю. А Ладка – почтальоном.
        – Пьер мой в колхоз птичницей устроился, – грустно усмехнулась Люся.
        – Петька же мастер спорта! Хотя моя Наташа, кандидат наук, тоже в садике нянькой работает, – сообщил Толик. – Не нужны стране доценты, инженеры...
        – Дело не в этом! – запальчиво воскликнула Лада. – Мы с местом жительства поменяли и свой социальный статус. Маргиналы мы, вот кто!

8

Лада старалась приспособиться к ритму сельской жизни и попыталась завести хозяйство. В феврале она купила утят. В библиотеке взяла подшивку журналов «Приусадебное хозяйство». Там было подробно расписано, как ухаживать за птицей. Жёлтые комочки так занимали всех членов семьи, что каждый старался внести свой вклад в уход за ними. Но утята дохли, тонули в тазу с водой. К весне от полусотни осталось одиннадцать штук. Но корму приобрели много, и Петя подкупил молодых курочек, которые сразу стали худеть, падать на ноги и тоже дохнуть. Он отвёз одну из них к ветеринару. Тот поднял крыло и показал чёрные гроздья выпуклых точек: клещ; прописал лекарство для смазывания кожи птиц и посоветовал сжечь курятник.
А тут пропал аппетит у поросёнка, который уже начал было превращаться в круглую розовую свинью. На боках животного появились красноватые пятна, поднялась температура. Петя привёз домой теперь уже знакомого ветеринара, который сказал, что болезнь называется «рожа», и сделал укол. Но было уже поздно. Свинья издохла. Закончилась скотоводческая эпопея осенью, когда их последние утки, которые так и не вывели потомства, улетели в тёплые края. Дело было так. Над двором, снявшись с речной глади, с криками пролетала стая диких уток; вдруг на заднем дворе захлопали крыльями и закрякали остатки их хозяйства, взмыли в небо и присоединились к стае.
       – Зато я знаю три иностранных языка, – с иронией проговорила Лада, глядя вслед улетающим уткам.
Земледелие тоже не принесло радости: морковь и свёкла оказались мелкими и невкусными, картофель не уродился: заморозки и нашествие колорадского жука уничтожили почти весь урожай. Предстояла ещё одна очень трудная зима.
Даша поступила в пединститут, получила место в общежитии. Стипендии хватало лишь на его оплату и на дорогу домой. Всю неделю, ущемляя во всём домашних, Лада собирала продукты для дочери. Стало невероятно трудно и голодно жить, а впереди ещё четыре года учёбы.


9

В первых числах нового года приехали друзья. От радости даже у мужчин на глазах блестели слёзы. Пётр смотрел на своего друга, с которым учился ещё в школе, а потом и в институте, и не узнавал его. Саша сильно осунулся и постарел. Но хорохорился, искусственно нагонял на себя бодрость духа. Приехали гости со своими продуктами, хотя Лада подсуетилась и тоже на стол что-то поставила: поджарила картошки, открыла банку с огурцами. Выпили за встречу, женщины опять заплакали. Мужчины вышли покурить.
       – Ну, как тебе, Петруччо?
       – Плохо. А тебе, Санёк?
       – Чего уж хорошего. Никогда не думал, что, добившись в жизни всего, можно вот так, в короткое время, оказаться на дне. И что интересно, стоит одной неприятности появиться, как на твою голову начинают они сыпаться градом. Люба моя заболела, дуоденит. Слово красивое, но боли днём и ночью. Надо везти на операцию в город. Но нет денег. Думал у вас занять, да вижу, что вы живёте не лучше нашего.
        – Да. Дашутка учится. Хозяйство держать не получается. Живём на голые зарплаты. А ваши ребята как?
        – Плохо. Колька в институт не поступил. Идёт в армию. А Лена от рук отбилась. Гулять, гулять. Любочка замучилась с нею. Ничего и никого не боится. Четырнадцать лет, а приходит домой в два-три часа ночи. А тут ещё старики наши, они ведь до сих пор в Грозном. Пишут: заберите да заберите. А куда? Сами у чужих людей живём, и их ещё четверо. Любины кое-как передвигаются, а мои, знаешь сам, инвалиды. Но всё равно, поедем забирать. Люба чуть подлечится, и поедем, надеемся, что пропустят за стариками-то. Слышал, что там делается? Обещают опять войска ввести. А это опять война. А как родители Лады? Где они?
       – С сыном, в Волгоградской области. Он купил на хуторе большой дом, всем места хватает. Сюда не захотел перебираться. Приехал, посмотрел на наше житьё и решил купить дом ближе к тестю. Ладно, пойдём к девчонкам. Плачут, бедные. У моей Лады такая истерика была, думал, что с ума сойдёт.
       – Моя Люба тоже воет. Пошли!
После ужина, как в прежние времена, Петя взял баян, Саня – гитару, и зазвучали песни. Студенческие, армейские, туристические. Песни прерывались разговорами, спорами, воспоминаниями. А ещё несбыточными мечтами. Маниловщина какая-то! Вдруг станем современными и деловыми, заведём фермерское хозяйство или откроем магазин. И  смеялись над собой, рассказывая друзьям, как улетели утки.
Друзья рассказали историю, как Люба торговала в городе свининой. Наторговала тысячу рублей, осталась одна свиная голова, за которую Люба просила восемь рублей. Подошла к ней пожилая женщина, попросила разрубить голову на куски и показала тысячу рублей одной бумажкой. Спросила, найдётся ли сдача? Саня пошёл к рубщику, а Люба отсчитала 992 рубля, потом сложила мясо в пакет и отдала его вместе с деньгами покупательнице. Когда та скрылась с глаз, сердобольный сосед по прилавку разъяснил, что Люба только что подарила тётке тысячу рублей.
Она спросила его:
        – Что ж вы мне раньше не сказали?
       Он хитро крутанул своей лысой башкой и ехидно улыбнулся: «А оно мне надо?», – вот такие мы хозяева, – подытожила Люба.
Катенька оттаяла. Она, как котёнок, ластилась к Любе и Сане и ни за что не хотела идти спать.
У Петра было двоякое чувство: с одной стороны, ободряло, что они с Ладой не одиноки, а с другой, что-то окончательно, бесповоротно оборвалось в нём. Он вдруг понял, что жизнь кончилась, осталась там, в Грозном. И лютая тоска накатила на него. Он не знал, сможет ли вообще после отъезда друзей жить.
На другой день с утра неожиданно пришла соседка Зина. Её пригласили к завтраку. Она не отказалась. Как Пётр понял, скорее из любопытства, чем от желания поесть. Пища-то была очень простая.
Выпили все по стаканчику, кроме Сани: он за рулём. Зина очень мешала, но все старались не подать виду и вовлечь её в разговор. Но ничего общего, кроме рассуждений о холодной погоде, не нашлось. Однако Зина не уходила, она внимательно слушала и зорко наблюдала за отношениями присутствующих друг к другу. Все почувствовали крайнюю неловкость, как будто очутились на стёклышке под микроскопом. Наконец, ребята засобирались, и Зина, горячо попрощавшись с ними, ушла.
     – Она одна только и заходит к нам, – заметил Петя, – и очень раздражает нас. Говорить с ней не о чем, а переливать из пустого в порожнее ни Ладе, ни мне не хочется. А у вас как с соседями?
     – Да так же. Правда, Любина общительность сыграла свою роль. Когда она лежала в больнице, несколько соседок приходили навещать её.
      – Они совсем другие, – откликнулся Пётр. – Конечно, старую собаку новым фокусам не обучишь, но я понимаю, что надо приспосабливаться, терпеть, что ли. Ведь мы к ним приехали, а не они к нам.
       – Да. Они как будто иная нация, совершенно не такие, как мы, – подхватила Лада, – когда говорят, не знаешь, правда это или ложь, а может быть, шутка. Обещают всегда, словно боятся тебя обидеть отказом, но обещание никогда не выполняют. Неискренние какие-то.
      – Хватит, – засмеялся Саня, – менталитет у них такой. Мы тоже им кажемся чрезвычайно странными, слишком простыми, почти дураками.
       Люба успокаивающе махнула рукой:
       – Ребята, послушайте, что мне рассказала беженка из Сумгаита. У неё тоже были истерики, тоска, сердце болело, пока ей не привезли с родины горсть земли. Закопала она её у порога, и как рукой что сняло. Сейчас она спокойна. Даже приятельницы в селе у неё появились. Я, кстати, подумала о нас. Душу надо же успокоить.
        Лада язвительно заметила:
         – Встретила в райцентре Валерку Дубова из НИИ. Спился, жена бросила, дочь в Египет уехала на известные заработки. Он мне говорит: «Я душу успокаиваю».
       – Надо снарядить кого-нибудь в Грозный. Пусть для всех земли привезёт.
      – Зачем снаряжать!? – воскликнул Саня, – Арутюнов Павлик каждый месяц ездит туда за товаром к друзьям-чеченцам. Он у нас в станице живёт. Я его попрошу – он целое ведро привезёт.
Петя и Лада долго не могли расстаться с дорогими гостями. Договаривались о разных мелочах, о необходимости установить телефон. На прощанье Петя протянул Сане 800 рублей.
      – Электромотор продал, что на даче в Грозном хотел поставить. Вернёшь, когда будут.
Трижды просигналив по заведённому обычаю, ребята уехали. Лада поцеловала Петю в щёку:
      – Умница ты у меня. А я всё время думала, что бы такое продать. Помочь очень хотелось.
Посещение грозненцев придало Ладе энергии и бодрости духа. Пётр же, наоборот, задумался и помрачнел, словно что-то утратил.

10

Зина пришла домой злая. Ткнула ногой в цинковое ведро, которое стояло на пороге. Оно загремело и покатилось по заснеженной дорожке. Женщина прошла на кухню. Чистота и порядок всегда успокаивали её. Блестела вычищенная посуда. На столе, покрытом розовой клеёнкой, сиял медными боками самовар. Белые в розовый горошек занавески, горшочки с цветущей геранью, светлый под паркет линолеум на полу сегодня не радовали Зину.
Она завидовала. Завидовала не богатству, которого не было у Ладки, но её семье, отношениям, царившим в её доме, даже наличию этих вот друзей.
Как муж её называет? Ладушка, Ланюшка? А дети? Мамчик, мамулик. Советуются между собой. И гости их, будто родственники какие.
Зина привыкла, что у них в селе друзьями называют полезных людей. Я тебе рыбу – ты мне комбикорм. А если у тебя ничего нет, то и друзей нет. А эти приехали со своими продуктами и ещё радуются, что осталось привезённое ими мясо, чтобы девчонке взять в общежитие. Непонятно! Не должно быть так у людей,