времен войны 1812 года собирался стрелять из пушки. Разумеется, жерло орудия на картине представляло собой черный круг. А вот с обратной стороны этого шедевра батальной живописи был закреплен небольшой предмет, похожий на хоккейную шайбу. Как раз на уровне «черного жерла пушки». В другое время Матвей бы немало подивился технической изобретательности немцев, но сейчас он испытывал всеподавляющий и безотчетный страх. Если он с такой штуковиной в кинотеатре попадется, тогда… все! Пан Кантор собой-то не особо рискует, а вот Митченков – расходный материал, если вдруг спалится, то и не сильно жалко.
В какой-то момент Матвей подумал: а не пойти ли с этим устройством в Управление НКВД и сдаться? Покаяться и в грехе 1932 года, когда нацисты поймали его на крючок. Предложить свою помощь в поимке пана Кантора. Либо предложить стать двойным агентом, снабжающим немцев дезинформацией.
Но интуиция и рассудок все эти мысли сбросили в мусорную корзину с надписью «бесполезные фантазии». Все равно ведь расстреляют. Причем, если при Ягоде сначала бы расстреляли, а потом задумались, правильно ли сделали, то в нынешние времена наркома Ежова и думать никто не будет – некогда.
Матвей еще во время встречи высказал пану Кантору свои соображения. Повесить картину завтра не получится. Раз вечером такое мероприятие, вход в «Ударник» будут бдительно охранять уже с утра. Ехать ему туда надо сегодня вечером.
«Гриша» внимательно его выслушал и это решение одобрил. Скрытая камера эта – «долгоиграющая», пустого расхода пленки нет, съемка за счет «фотоэффекта» включается лишь тогда, когда кто-то проходит мимо.
Прямо из дома Матвей поехал в «Ударник». На входе он предъявил вахтерше свое журналистское удостоверение, и она его безропотно пропустила, не обратив внимания на завернутый в ткань плоский предмет. Потом Митченков в течение некоторого времени бродил по фойе, со скучающим видом разглядывая картины и ожидая, когда единичные посетители оттуда исчезнут, и дождался все-таки момента, когда остался в фойе один.
Дальше Матвей действовал молниеносно. Быстрым шагом он подошел к картине с каким-то идиллическим пейзажем, аккуратно снял ее и на ее место повесил свою – с артиллеристом.
Снятое полотно он и не собирался выносить из здания. Найдя каморку, где уборщицы хранили швабры, ведра и тряпки, он поставил картину на пол и булавкой прицепил к покрывалу, в которое она была завернута, записку «Не убирать!» с неразборчивой замысловатой подписью. Митченков не сомневался, что завтра вечером найдет ее на том же месте. Уборщицы – люди дисциплинированные и лишним не интересуются. После этого он быстро покинул «Ударник».
На следующий вечер, уже зная, что встреча Ворошилова с красными командирами состоялась, Матвей поехал в кинотеатр вновь. Всю дорогу его душил страх. А вдруг подмену заметили, ради праздного любопытства картину сняли и осмотрели, тут же обнаружив скрытую камеру?
В этом случае его схватят сразу же, как только он притронется к «объекту». Это будет конец. Но если он побоится сунуться в «Ударник» и не принесет картину пану Кантору – это точно конец.
«Будь проклята жизнь, которая ставит перед таким вот выбором!» - со злобой думал Матвей.
Вновь попав в здание с помощью журналистского удостоверения, Митченков перво-наперво огляделся, обследовав даже помещения, прилегающие к фойе. Никого вокруг не было. Мест, откуда могли выскочить сотрудники НКВД, он не обнаружил. Совершив над собой невероятное волевое усилие и заставив себя подойти к картине, Матвей дрожащими пальцами снял ее и тут же оглянулся. Никто ниоткуда не выскакивал и на пол его не валил. Тишина.
Митченков быстро повесил на место заранее вынесенную из каморки уборщиц картину с пейзажем, а свою перенес в туалет. Там он отсоединил «шайбу», а полотно раскромсал ножом на кусочки и выбросил в урну.
Выйдя из «Ударника», он перевел дух, но тут же подумал, что, пожалуй, рано обрадовался. Вдруг каждый его шаг отслеживают и решили сразу его не брать, а прицепить «хвоста»? Поэтому какое-то время он попетлял по кривым улочкам центра Москвы и успокоился лишь тогда, когда убедился, что за ним никто не следует.
На следующий день Матвей отдал «шайбу» пану Кантору, а взамен «Гриша» вручил ему новую пачку ассигнаций, присокупив:
- Всякий труд должен быть достойно оплачен. Пока можете отдыхать, а потом…
Что «потом» - было ясно. Немцы собирались использовать Митченкова на полную катушку.
Так и получилось. Журналистское удостоверение открывало доступ во многие места, поэтому германская разведка принялась давать ему одно задание за другим. Немцев интересовало все: предприятия, их продукция, руководители, ученые, партийные работники, а особенно – военные.
После подписания в 1939-ом году «Пакта Молотова – Риббентропа» о ненападении, Матвей сначала подумал, что если недавние потенциальные противники вдруг оказались в хороших отношениях, то и заданий станет меньше, а то и не будет совсем.
Но вышло наоборот. Заданий стало б о л ь ш е .
Из этого Митченков сделал вывод: война на пороге.
Если это так, то его заберут на фронт. И тогда крючок, на котором держат его нацисты, самым естественным образом обломается.
Но закавыка была в том, что на фронт Матвей как раз совсем не хотел. Вероятность быть убитым на войне гораздо выше, чем провал и расстрел здесь. К тому же, Митченкову очень понравились «премии», которые регулярно передавал ему пан Кантор. На эти деньги он мог вести очень веселую жизнь, правда, довольно осторожно, чтобы это не бросалось в глаза окружающим. Поэтому в один и тот же ресторан он подряд не ходил, чтобы там не примелькаться, и старался их менять. То же самое касалось и девушек. Официально в советском обществе проституции как явления не существовало, но красивые девушки, готовые проводить время за деньги – были. Здесь Матвей тоже соблюдал осторожность, и во время совместного досуга представлялся очередной девушке не настоящим именем.
Нет уж, только не на фронт! Эту тему он поднял при очередной встрече с паном Кантором, причем употребил выражение не «если будет война», а «когда будет война». Тот даже не стал его поправлять, из чего Матвей сделал окончательный вывод, что «там» уже все решено.
- Если я пойду на фронт, то толку вам от меня уже не будет.
- Попробуй за хорошие деньги договориться с кем-то из врачей, чтобы поставил тебе диагноз, при котором комиссия признает тебя не годным к военной службе, - отреагировал «Гриша».
- А ты не забыл, что у нас идейное общество? Я не могу быть уверенным, что найду врача, который возьмется организовать за взятку медицинское заключение, дающее освобождение.
- Ты – найдешь. Тебе не впервой.
Тут же пан Кантор заверил Матвея, что этот расход ему компенсируют отдельно. Что и было целью затеянного Митченковым разговора. Еще Матвею вдруг стало невероятно интересно: а берут ли взятки в самом «Третьем рейхе» и как за это там наказывают? Но любопытство свое он оставил при себе.
Нужного врача Митченков нашел. Получив желаемый диагноз, он теперь мог быть уверен, что при начале войны он на медкомиссии получит заключение, которое гарантирует ему освобождение от отправки на фронт.
И вовремя!
В тот июньский день, когда радио объявило о нападении Германии, он чувствовал себя абсолютно спокойно. Даже появилось какое-то приподнятое настроение. Ведь если немцы победят, им понадобится «актив» из верных людей, который поможет им держать в узде покоренное население. Тогда Матвея ждет большое будущее.
А пока он работал «тыловым корреспондентом», ездил по предприятиям и учреждениям, отражал в своих статьях напряженный труд людей в тылу. Разумеется, находил и информацию, интересную для разведки рейха, которую передавал новому связному. «Гришу» из Москвы немцы по каким-то причинам отозвали. Но с конца 1943-го года на него перестал выходить и новый связной.
Когда война закончилась поражением Германии, Матвей все равно облегченно вздохнул. Жаль, конечно, что его неплохим заработкам больше не суждено повториться, но зато и кабала его кончилась, как и связанные с ней смертельные риски. Никто больше ничего от него не потребует. А как деньги заработать, он найдет. Пусть себе другие живут на отоваренные продуктовые карточки, но он-то – не «другие».
Пока Митченков присматривался к послевоенной реальности, оценивая свое возможное место в ней, прошел год.
И тут его вновь потревожили. Но уже другие. В этом человеке Матвей безошибочно распознал американца. Тот церемоний разводить не стал и сразу обрисовал Митченкову ситуацию. Структура генерала Гелена, на которую ранее работал Матвей, продолжает бороться с большевизмом, но теперь на стороне объединяющегося западного мира. К сотрудничеству Матвея никто принуждать не собирается, тем более – шантажом. Но беда ему грозит с другой стороны. Коммунистические власти Польши арестовали пана Кантора, и за пособничество нацистам во время войны ему светит самый худший вариант. Но «Гриша» - опытный разведчик и знает, как выторговать себе жизнь и иные гарантии, поэтому не вываливает сразу всю информацию, а медленно выцеживает ее по частям, в обмен на те или иные уступки. Матвея он, очевидно, оставил «на десерт», потому что его еще не арестовали.
- Что же мне делать?! – в отчаянии выкрикнул Матвей.
На то американец ответил, что все не так уж плохо. В Митченкове почему-то особенно заинтересован его
