Кто знаком с изменой любимых, тот меня поймёт. Измена сразу разрушает самооценку, подавляет волю, лишает привычной напористости в делах, лишает упорства, а всё это, вместе взятое, ещё сильнее втаптывает в грязь.
Человеческое достоинство, если оно в грязи, ничего не стоит. Оно уже никем не воспринимается как достоинство, а лишь как фарс! Втоптанного в грязь либо осмеивают, либо презирают!
Провалявшись в постели полчаса вместо зарядки, я сообразил, что без движения, без любого дела, которое потребует полной самоотдачи, мне будет становиться только хуже. А раскисать мне никак нельзя. Раскисать будет нельзя даже в тот момент, когда бездна разверзнется, и мир рухнет в тартарары, увлекая за собой всех, кроме меня. Я непременно выживу. И только для того, чтобы мучиться еще сильнее! Это произойдёт обязательно, ведь в субботу именно так всё и случилось! Значит, так и продолжится.
И всё же… Терять самообладания мне нельзя!
Погибать по глупости, погибать так, чтобы потом все насмехались, это уже перебор! Такого допускать нельзя!
Я заставил себя сделать формальную зарядку, правда, не оббегая как обычно весь пруд, потом рискнул встать под душ, не включая горячую воду. Под ледяным потоком я продержался минуту, но из ванной выскочил с другим настроением, более уверенным в себе, заряженным активностью.
«Нельзя думать о случившемся, как о конце света! – уговаривал я себя. – Надо всё сводить к нулю! Пройдёт время, и что угодно покажется пустяком! А до того надо постараться не утонуть в собственных соплях! В конце концов, не одна же на свете Светка! И глупо считать, будто лучше ее не бывает! Со мной поспорят миллионы мужиков! Нельзя сооружать непроходимый трагический тупик там, где его нет в реальности! Ведь он существует только в моём воображении! И я с ним справлюсь!»
Мне вспомнился Пашка. Я его тогда подталкивал к женитьбе, ну и показал рукой на пляж, рядом с которым мы проплывали в его лодке:
– Ты погляди только, какая красавица! Всё при ней! Хочешь себе такую жену?
А Пашка вдруг мне вполне разумно возразил:
– Ты, Санёк, узко мыслишь! Ты не на одну красавицу смотри, а на всех сразу! Ты знаешь хоть одну семью, в которой муж с женой во всём бы находил общий язык?
– Ну, в общем-то… – замялся я от неожиданности.
– То-то и оно! – на удивление логично продолжил Пашка. – Нет таких семей в природе! И быть не может, ибо мужское и женское начало противоположно по своим природным целям, и если они и совмещаются, то лишь весной, да и то, на короткое время! Такая пара может уживаться, может демонстрировать мирное существование, но никогда не станет чем-то цельным! Вон, самка скорпиона вообще своего любимого с потрохами съедает! И так случается не только со скорпионами! И тебя любая съест, едва зазеваешься!
– Во, куда тебя понесло! – не знал я, что ответить Пашке, чрезвычайно удивившему меня не свойственной ему рассудительностью. – Я ему потенциальную жену-красавицу подыскал, а он, неблагодарный, мне лекцию о мирном существовании скорпионов вдул!
Пашка ответил спокойно и с достоинством:
– Лекции – это по твоей, Санёк, части! Я же, глядя на любую красавицу, всегда задаю себе один вопрос: «С кем она будет собачиться лет через десять? Неужели тем счастливчиком окажусь я?»
– Ты, Пашка, из-за своего женоненавистничества прямо-таки философом стал! – заметил я, всё еще не понимая основы, вызвавшей подобные изменения в мировоззрении товарища. – Неужели, ты книжку умную, наконец, прочитал?
– Типун тебе на язык! – отмахнулся Пашка. – Не стану я себе жизнь портить ни женой, ни книжками! Всё это на меня давит, чтобы в итоге подавить!
– Смотри, Пашка! Ведь даже самая стройная философия со временем вырождается в свою противоположность! Не боишься опоздать?
– Жизнь – это вовсе не философия! Жизнь – это действие! Это – изменения! Это – борьба, в конце концов! – опять отбрил меня Пашка. – Жизнь сама покажет, кто прав, а тех, кто не прав, она накажет!
– Ты даёшь, однако, парень! Что-то с тобой происходит? Уж не влюбился ли в недотрогу?
– Пошёл ты! – беззлобно огрызнулся Пашка. – Так ты ничего и не понял!
А я и действительно ничего не понял. И почему это Пашка вдруг заговорил не на своём языке.
Я вспомнил тот давнишний разговор, посмеялся, и на душе оттаяло. Даже принялся готовить себе какой-то завтрак, стал что-то нарезать, не особенно вникая в суть, что-то кипятить или подогревать – и только для того, чтобы не сидеть, не лежать, не думать о том, о чём думать – только себя разрушать!
Постепенно я сжал себя в комок, отбросил жалостливые мысли, размягчающие волю, сконцентрировался на задачах дня. Дел предстояло много. Предстояло объяснить в лабораториях, что с сегодняшнего дня триумфальные настроения надо оставить в прошлом! Всем предстояло забыть о былых успехах, иначе нам не видать следующих.
Всё это я понимал правильно! И убеждал себя в том, что только работой можно заглушить боль, а позже она сама собой высохнет и отпадёт. Позже я с ней справлюсь, потому что окрепну психологически. Мне всё станет по фигу! Бесконечной боль не бывает – она и сама со мной замучается!
Итак, направление дальнейшей жизни задано! Оно, безусловно, верное!
И всё же заниматься служебными делами мне не хотелось! Я догадывался, что смогу себя заставить лишь имитировать работу, но это сгодится для посторонних глаз, а сосредоточиться даже на ближайшем планировании, не говоря уже о главных сложностях проекта, я не смогу даже под прессом.
Не смогу, и всё! Перед глазами, сколько я не очищал от мусора своё расстроенное воображение, возникала только Светлана. Милая, любящая, нежная, заботливая, приветливая! Та, которая отказалась быть моей женой. Причем, ради себя самой, а я не имел ни малейшей возможности на нее повлиять!
Что-то со Светкой всё же не так! А что? Может, ей шлея под хвост попала, а сегодня она сама всё поймет, кинется извиняться за свой срыв, и со временем всё у нас наладится? Ведь было-то всё хорошо! И не зря же я считал себя счастливым человеком! Ну, чего мне раньше недоставало?! Или так считал только я, даже не задаваясь вопросом, что об этом думает моя жена?
Странно, а почему бы ей считать иначе? Я же сделал всё возможное для того, чтобы она со мной оказалась счастлива, ибо такую задачу изначально себе и ставил. И что я такого натворил, чтобы можно было всё забыть и пренебречь именно моей жизнью, чтобы именно меня отбросить в сторону, как надоевшие за лето туфли?
Или причина совсем не во мне? Но тогда в чём? А, может, причина не в чём, а в ком? Я ведь даже не знаю, Светка ушла просто от меня или она ушла к другому?
Воображение сразу нарисовало крайне обидную картину: Светка обстоятельно взвесила все его достоинства нетто, взвесила меня брутто, прикинула, что ей более всего сгодится в будущем, и я оказался отбракован! Она решительно отбросила меня в сторону как нечто, выполнившее свои одноразовые функции! Как ракету-носитель, которая, превозмогая чудовищные нагрузки, подняла драгоценный груз на космическую высоту, даже придала грузу завидную скорость, а затем, больше не нужная ему, стала космическим мусором.
Думаю, можно понять, почему из дома я так и не вышел. Меня придавили тяжёлые вопросы, не имеющие ответов. Меня придавили болезненные воспоминания, придавила острейшая ревность к кому-то неизвестному, придавили даже собственные несдержанные слёзы. Было и такое.
Я разваливался на части. О работе ли мне было думать?
И вообще, какая работа, к чертям? Зачем она мне теперь? Зачем и я в этой чужой стране занимаюсь чем-то преступным, в общем-то, против своей родины? Не послать ли мне их всех? Всех! И ее, в первую очередь! Ту, которая уже никогда не будет моей, не будет прежней, бесконечно дорогой и родной, ради которой я, собственно говоря, горы и ворочал. И ведь не только ворочал те горы, но и значительно в этом преуспел, бросив все достижения к ее ногам!
Теперь мне стало понятно, что вся моя жизнь предназначалась для одной лишь нее, для Светланы, хотя раньше я и не думал о том! Даже не для наших детей, о которых я всегда мечтал, но так и не дождался от нее! Всё было только для нее!
Да! Детей у нас нет! Я в любой миг могу уйти в небытие, и после меня никого не останется! Совсем никого! Будто и не было меня на свете! Будто и не жил никогда! И за это я тоже должен благодарить ее!
Или я не справедлив? Врачи ведь никого из нас уверенно не забраковали. Хотя и это очень странно! Разве бывает так, чтобы плюс на плюс давал огромный минус?! Или Светлана не рожала только потому, что давно собиралась уходить, ожидая лишь удобного момента?
Что же ты наделала, Светка!? Как ты могла?
Что это у тебя теперь – простое увлечение? Кто-то понравился настолько, что ты потеряла голову? Мне это крайне неприятно, но всё же могу понять. Такое уж существо человек, что он не может не влюбляться весной, да еще в нечто, кажущееся ему прекрасным! Кажущееся!
Но любой человек должен себя держать в рамках сложившихся обязательств! Человек – не животное! Он должен руководствоваться не только зовом природы, но и моральными нормами своего сообщества. Пренебрежение ими грозит отлучением от сообщества, а в одиночку человек не выживет! И даже это ее не удержало? Я уже не вспоминаю о любви ко мне…
«Знаешь, Светлана, – мысленно говорил я с ней, – мне тоже многие нравятся. И было бы нелепо считать, будто кроме тебя не найдётся кто-то и красивее, и стройней, и умней! И всё же ты для меня одна! Одна и лучше всех, потому что иначе жить нельзя. Иначе соскользнёшь, а потом и скатишься в сферу совсем иных отношений, животных отношений, не достойных, на мой взгляд, никакого человека».
Многие скатываются, я знаю! Но нам такое допускать нельзя. Ведь скатываются вполне определенные людишки. Их жизненные интересы и жизненные цели, если приглядеться, порождают лишь презрение!
Если в человеке не нашлось места нравственным началам, если он нарушает все правила морали, выработанные обществом для самосохранения, чтобы опять не вернуться в мир животных, то ему не место среди людей! Уж не знаю, как с такими особями следует поступать? Может, для начала им крест на лбу рисовать, чтобы слабые людишки не становились их жертвами?!
[justify]Да уж! И мне многие нравятся! И я часто восхищаюсь красотой других женщин, их умом, изяществом, умением играть какую-то свою женскую роль, пусть с далеко идущими
