нечто большее. Я не стал спрашивать, с кем товарищ оставил дитя, знал, что прежняя нянька от него ушла, но, может, вдовец завел молодую хозяйку… А что, имеет право - уже года полтора прошло с кончины законной супруги.
Мы удачно сели за крайний столик у окна, где я, узрев вывеску «Распивать спиртные напитки до 18.00 запрещено. Штраф…», попытался прикрыть бутылку грязной шторой. Но Борис спросил у молодой официантки, можно ли им с товарищем немножко выпить. Девушка была хорошенькой, с округлым личиком, правда, розовое ушко было проколото дюжиной колечек, а бровь – пирсингом, да еще волосы прокрашены зелеными и красными прядями. Официантка поправил челку и кивнула. И даже принесла два стаканчика, заговорщицки попросив громко не разговаривать. Обаяние поседевшего, в возрасте Христа, Бассарова еще работало.
- Черный квадрат или белый квадрат, это неважно, чувак, - пропустив первую дозу, ответил на мой вопрос Борис, и перешел на сленг нашей молодости. – Это пустота… Как я понимаю Малевича, это та, буддийская пустота, ну, как категория счастья… Когда-то фирму так нарек, но был глуп, и воспринимал счастье как… как кайф. Наши желания – наши страдания, изречено Буддой.Счастье, чувак, это не кайф. Все эти упражнения вокруг пустоты - чего бы такого сделать, чтобы удивить! – привели к тому, что в мире началась движуха, и Запад начал лобызаться с Востоком, косясь на глазок телекамеры. Но, помяни мое слово, добром это не кончится – кончится войной. Потому как все это мода и политика. Первая – штука переменчивая, вторая - девка продажная. А началась эта движуха с того, что мимо проплыла акула в формалине...
«Физическая невозможность смерти в сознании живущего», - вспомнил нашумевшую инсталляцию британского художника-авангардиста начала 90-х.
- Браво, Серый. Зачет. – Борис чокнулся со мной стаканчиком. - «Джай Гуру Дэва».
Я подумал, что мой студенческий приятель или опьянел, или после потрясений в личной жизни слегка тронулся умом.
- Спокуха, Серенус, не шизую, – поймал мой взгляд старый товарищ. - Просто черное и белое – две стороны одной картины. «Слава сияющему, удаляющему тьму». Или Джай Гуру Дэва. Это всего лишь приветствие. Его еще битлы использовали в последнем альбоме. – Борис выпил. – А про смерть ты в тему. Смерть есть переход из одной фазы жизни – да, да, жизни! – в другую. Это просто путешествие.AcrosstheUniverse.
- LetItBe, - сказал я, вставая.
- Ом, - отозвался этот чувак-чудак, отрицающий смерть.
- Заходите еще! – пропела вслед официантка. А когда мы обернулись, непроизвольно поправила красную прядь на челке.
- Обязательно, моя хорошая, - улыбнулся Бассаров.
- Сегодня вечером? – округлила и без того круглое личико девушка и затараторила: – Я могу уйти пораньше. У меня отгулы… Как?.. – И показала язык, пробитый пирсингом.
- Извини, honey, - развел руками вдовец. – Но я женат.
Я внимательно посмотрел в лицо приятелю. Может, он все же тронулся умом?
Диктофон Sony из прошлого века пахал, будто сошел с конвейера. Тогда, в начале 90-х, японцы еще не умели халтурить, высчитывая срок реализации следующей партии товара в рамках идиотской стратегииplanned obsolescence, «встроенного устаревания». Во имя Его Скорейшества товарооборота.
Я прослушал несколько аудиокассет от Бориса. Записи, местами безобразного качества, с невнятной речью, помехами, речевыми повторами, искажениями уже концу второго часа прослушивания так оболванили, что я будто заболел. И как раньше слушал этакое?.. Видать, энтузиазма имелось поболе. Вспомнились сетования коллег с радиостанций: самое противное в их работе - не тыкать микрофоном в лицо незнакомому человеку, а «расшифровка» материала, добытого с трудом, перенос записей в вербально-письменный формат. Даже появившиеся компьютерные распознаватели речи не спасали: не определяли невнятный говор, да еще на фоне шумов. И в растерянности выдавали на чистый лист словесную абракадабру. А ведь так говорит большинство – и простой люд, и знаменитости.
После часового изнывания на диване вернулся за стол. Мне стало интересно. Но был вынужден сменить тактику. Прослушивал запись раза два-три, делая пометки в ключевых местах, безотлагательно, по свежей памяти. А сам нарратив излагал в свободной манере, перенося аудио-суть, не цепляясь за сказанное буквально, стараясь подать его «художественно», как выразился обанкротившийся заказчик. И дело пошло. Текст стал гладким, связным, без разного рода магнитофонных перемоток начального этапа.
Так были написаны последние главы. Зато эпилог - самим Борисом, но спустя больше года. Сперва хотел дать его в третьем лице, как и пролог. На мой взгляд, в эпилоге много лишнего, или личного, но не мне решать - первое лицо тут Борис, пусть и ставит точку.
В папках были вырезки, заметки на полях рукописи, напрямую не относящихся к теме. В основном, всякие научные данные. Я не знал, что с ними делать, а потом вставил в ткань повествования под рубрикой @info_Klio, добавив кое-что из Сети.
…Однако эта сага меня достала. Я забросил писанину, стал забывать про него. Но случайно встретил Бассарова в торговом центре. Он еще больше поседел. Лоб прорезали морщины. А мужику и сорока нет … Лишь римский нос был по-прежнему прям и упрям. Я предложил отметить нечаянную встречу, но друг был за рулем. По мышкой он тащил что-то плоское и квадратное. «Учебная доска для дочки», - пояснил Борис. Я спросил, как растет дочь, и вообще, как, мол, дела, старик. А Бассаров, тоже с опозданием, вдруг поинтересовался, как там наш общий «проект». Сказал больше из вежливости, видно, охладел к нему, и по прошествии лет сожалел, что втравил меня в сомнительное дело. «Серенус, я не настаиваю, тема того… не ходовая».
Придя домой, наткнулся в темнушке на коробку. Жена (за то время, что длились мои отношения с заказчиком, я успел жениться) ворчала, что эта «хламида» путается под ногами и ее давно пора выкинуть на свалку. Я вспомнил, что в ней папки, книги, кассеты от Бориса. Потащился было с этим хламом к мусорным бакам во дворе. И заказчик не настаивал. Но в последний момент стало жаль. Чего жаль, так и не уяснил.
Хорошо, что не выбросил. Через неделю позвонил Борис, и сообщил, что написал своего рода послесловие к «главному приключению своей жизни», как он выразился со смешком. «И к самой жизни», - подумал я, но озвучить в трубку не осмелился.
«Ну, старик, ты же спрашивал, как дела, как дочка, - выдохнул в трубку Бассаров. – Вот я и написал... - Помолчал. – Я бы не стал ворошить, но ты сам сказал, помнишь?»
Я не помнил. Но сразу понял, о чем он. О давней встрече. Выйдя из кафешки, при расставании задержал свою руку в моей.
«Скажи, Серенус, как тебе вся эта история… - Он помялся. – Моя история. Моя и Лорина. В целом… в двух словах».
«В двух словах. Это… - я призадумался. - Это история любви».
Борис вздохнул, взглянул в небо.
«Спасибо, старик…»
Товарищ помял сигарету, но так и не раскурил.
«Но… Она не кажется тебе странной? Только честно».
Какой-никакой любовный опыт имелся и у меня.
«А какая любовь не странная?»
Борис помял мое плечо.
«Спасибо, Серенус».
Так, слово за слово, незаметно для себя, с подачи друга студенческих лет я опять втянулся в писанину и за полтора месяца, невзирая на ворчанье жены, оформил многострадальную рукопись в приемлемый формат.
Так, эта аморальная история, стигматизированная «чумой ХХ века», шагнула из прошлого столетия в век ХХI-й, стала вполне себе moralite. А Бассаров влип в историю, как в паутину, вслед за своей бабочкой Лориго.
Да, нет никакого Пограничья. Нет захолустных окраин и столиц. Границы созданы слабыми людьми для защиты от самих себя. Imaginethere'snocountries.* Джон, чувак, представить это невозможно.
И нет худа без добра. Время, затраченное на «расшифровку» сего опуса, изначально документального, пошло ему на пользу. В нынешнем мире понятие нормы имеет множество толкований. Помню, Борька возмущался, что в подражание Западу в России появилось юридическое понятие «сделка с правосудием». Официальное отпущение грехов. Вакцина от ВИЧ не изобретена, но ныне терапия - с минимальными побочками,фактически дарит вторую жизнь, существенно продлевая ее. Побочный эффект: пропал страх. А страх и есть истинный, - не тот, с раздвинутыми ножками, - основной инстинкт. Блуд разлился что flood. Подавляющее большинство случаев заражения ВИЧ – половым путем. Вирус проник во все слои общества, теперь это не удел наркоманов и продажных женщин. СПИД-Центр отгрохал четырехэтажное здание на месте деревянного сарая. Этажи - общества слои. Мы по-прежнему ходим по минному полю. Недаром капитальный труд Шпенглера имеет подзаголовок «Гештальт** и действительность». Весьма!.. Как и сто лет назад, после сигнального экземпляра «Заката Европы», два понятия расходятся, как ноги перед сексуальным актом. Гештальт это Морок. Имитация. Резиновая женщина. Главное – образ. Факт как fuck. Морок как Мор. Человечество целеустремленно вырождается. Черный квадрат как закат. Люди меняют пол, жених и невеста в предвкушении брачной ночи в унисон трясут яйцами. Только Сеть разлучит их. Алфавит новых времен - ЛБГТ*** и прочие абвгдейки. Меняют пол, меняются женами. Кровь с экранов и мониторов льется рекой. Убей и перейди на другой уровень. Кровавая жатва, «комбайн-колумбайн».PR во время чумы. Вера – мода. Извращение - норма. Оргазм - цель. Жизнь – виртуальна. Любовь - горизонтальна. Власть – всласть. Искренность – подозрительна. Семья – гостевой брак. Смысл не структурирован. Душа - без оболочки. Омин - бэе индевунин. Засада, капкан, как выражались герои нашего повествования.
Гештальт – логин и пароль в новую
