пошли отсюда, господа!
Доброжелатели исчезают. Резким аккордом песня обрывается. Игнатьев откладывает гитару…
Наташа: - Что ты ему сказал?
Игнатьев: - Кому?
Наташа: - Трепову твоему. Прости, я случайно услышала, вы так громко разговаривали… (с надеждой) Мы поедем домой?
Тихо звучит “Аппассионата”.
Игнатьев: - Сказал… Да, сказал…
Долго молчат. Звучит музыка. Темнота.
3.
Сен-Жермен. Наташа ходит по сцене и давит ногами улиток.
Наташа: - 131, 132,133,134…
Жерар: - Здравствуйте, мадам!
Наташа: - Доброе утро, месье Жерар!
Жерар: - Трудитесь?
Наташа: - Проклятые улитки! Они поедают все листья!
Жерар: - А вы их за это съешьте.
Наташа: - Съесть? Улиток? Нет! Ни за что!
Жерар: - Тогда топайте ножками. Вы так грациозно это делаете!
Наташа: - Благодарю.
Жерар: - Нужно как-нибудь заглянуть на ваш спектакль! Вы чудо!
Наташа: - Буду очень рада, месье Жерар. 135,136,137… (давит улиток)
Жерар: - Принёс вам мочевину и куриный помет.
Наташа перестала ходить.
Наташа: - Что?!... Боже мой! Зачем?
Жерар: - Вашей рассаде требуется подкормка. Здесь калий, здесь азот. Все это разведете в большой лейке, утром польете кустики под корень.
Наташа: - Хорошо, сейчас полью.
Жерар: - Да, не сейчас! Утром!
Наташа: - Ох! Конечно, утром! Спасибо!
Жерар: - Ещё принес немного древесной золы. Вот марганцовка. У вас есть марганец?
Наташа: - Нет. Не знаю.
Жерар: - Теперь будет. От паразитов. А в этой лейке тухляк.
Наташа: - Простите?
Жерар: - Понюхайте… Как вам запах?
Наташа: - Отвратительный! Что это?!
Жерар: - Самое что ни есть натуральное удобрение. Здесь перемешаны стебли крапивы, чеснок, укроп… Много чего еще. Все перебродило, настоялось, сгнило, поэтому такой восхитительный аромат. Этим вы можете поливать прямо сейчас. То есть, после захода солнца.
Наташа: - Огромное спасибо!... Тухляк! Как романтично! А грядки будут так же восхитительно пахнуть?
Жерар: - Конечно! Тухляком.
Наташа: - Может быть, достаточно аромата из подвала? Там такое восхитительное амбре конского навоза.
Игнатьев: - Не достаточно! Спасибо, месье!
Жерар: - Конечно! Теперь у вас вырастут отличные помидоры, перчики, огурцы. Пользуйтесь, пока я жив.
Игнатьев выносит лоток с грибами.
Игнатьев: - Это вам. Первый урожай! Прошу на пробу.
Жерар: - Благодарю! Сегодня же пожарю. Симпатичные! Поздравляю! Граф, вы сделали это!
Игнатьев: - Они так быстро растут. Вы были правы. Весь подвал усеян. Не подскажете, кому здесь можно их продать?
Жерар: - Вы мне этого не говорили, а я не слышал!
Игнатьев: - Как?
Жерар: - Никто ни за какие деньги у вас их не возьмет! Неужели вы не знаете, что за такое можно сесть в тюрьму!?
Игнатьев: - Но,… что же делать? Нам не нужно столько шампиньонов!
Жерар: - Вы должны найти на Центральном рынке (этом чреве старого Парижа) концессионера, и на его имя отправлять грибы. Он, и только он, за небольшую комиссию, имеет право каждое утро продавать поступающий товар, а вырученные деньги записывать вам на приход. Это вернее всякого банка. Вы знаете, граф, что такое комиссия?
Игнатьев: - Даже знаю, что без комиссионных во Франции не делается ни одно дело.
Жерар: - Совершенно верно, граф.
Игнатьев: - Можно просто месье.
Жерар: - Как вам будет угодно. (Наташе) На чем мы остановились?
Наташа: - 155, 156, 157,158...
Жерар: - 159, 160, 161…(Тоже давит улиток.) Улитки в этом году нас балуют… Заразы, расплодились! Присоединяйтесь, граф. То есть, маркиз. То есть, месье.
Наташа (Игнатьеву): - Да, месье, присоединяйтесь.
Игнатьев: - Продолжайте, у вас так хорошо получается.
Игнатьев садится к роялю.
Игнатьев: - Как я благодарен родителям, мучившим меня смолоду гаммами и скучными экзерсисами. В Сен-Жермене это оказалось так кстати. Ну что, разогреем пальцы?
Наташа: - «Четвертую» сыграй! «Четвертую»! Люблю ее за ясность и прозрачность гармонии!
Игнатьев играет 3-ю часть 4-й сонаты Бетховена.
Жерар: - Месье - великолепный пианист!
Жерар и Наташа, ходят, давят улиток, считают, звучит музыка. Вдруг Наташа замирает.
Наташа: - Я хочу домой…
Жерар: - Разве вы не дома, мадам?
Наташа: - Я хочу домой…
Темнота.
4.
Игнатьев и Павел Алексеевич пожали друг другу руки, сели на лавку.
Игнатьев: - Как мама?
Павел Алексеевич: - Нормально.
Игнатьев: - Как дела у тебя?
Павел Алексеевич: - Ничего. Нет дел…
Игнатьев: - Ты просил о встрече?
Павел Алексеевич: - Да, нужно с тобой поговорить… Ты ездил в Германию?
Игнатьев: - Откуда тебе известно?... Ах да. По старой памяти твои агенты с тобой общаются.
Павел Алексеевич: - Иногда. Что тебе сказали в русском посольстве?
Игнатьев: - Ничего конкретного. Приняли к сведению, все, что я до них донес.
Павел Алексеевич: - Не хочешь говорить?
Игнатьев: - Выслушали мою просьбу о получении советского паспорта.
Павел Алексеевич: - Также обещали выяснить, насколько интересует Советское правительство вопрос о сохраненных тобой миллионах в Банк де Франс? Верно?
Игнатьев: - От тебя ничего не скроешь. Все верно.
Павел Алексеевич: - Каков результат?
Игнатьев: - Обещали запросить об этом руководство.
Павел Алексеевич: - И все?
Игнатьев: - Еще предложили подождать, когда откроется Российское посольство в Париже.
Павел Алексеевич: - На это могут уйти годы. Дип. отношений у нас до сих пор нет.
Игнатьев: - Вот и ездил в Берлин…
Павел Алексеевич: - Какая-то насмешка.
Игнатьев: - Молчи. Самому тошно. Потратил на дорогу последние гроши. Что скажу дома в свое оправдание?...
Павел Алексеевич: - После октябрьского переворота прошло уже несколько лет. О тебе забыли.
Игнатьев: - Нет. Не думаю. Не должны. Человек мне один рассказывал. В разгар интервенции московское радио поименно объявило вне закона всех русских военных агентов за границей. Мою фамилию не упомянули. Значит, в Москве обо мне что-то знают!
Павел Алексеевич: - Наоборот, о тебе просто забыли... Паспорта?… Вы решили вернуться?
Игнатьев: - Мы с Наташей почти не говорим на эту тему… Мне кажется – она хочет.
Павел Алексеевич: - А ты?... Ладно, это дело ваше. В газетах время от времени продолжают помещать статейки. На тебя, на твою жену. На меня тоже. Не пора ли опровергнуть клеветнические толки?
Игнатьев: - Не собираюсь. На днях один мой французский приятель-адвокат… (Случайно встретились с ним, в Париж я часто заезжаю.)
Павел Алексеевич (улыбнулся): - На рынок?
Игнатьев: - Можешь смеяться... Так вот, он убеждал меня привлечь к суду одного типа за клеветнические статьи. Сказал, что по старой памяти за меня не откажется выступить свидетелем сам маршал Жоффр.
Павел Алексеевич: - Что же ты?
Игнатьев: - Мой ответ врагам короток: “Много чести оправдываться перед отщепенцами”.
Павел Алексеевич: - Будь осторожен. Если там о тебе забыли – здесь нет.
Игнатьев: - Преувеличиваешь.
Павел Алексеевич: - Скорее недоговариваю. Если тебя до сих пор не уничтожили, только потому, что ты один можешь получить деньги в банке. Остерегайся похищений. В одном ты прав - отдав царские миллионы большевикам, сможешь вздохнуть свободно… Ты станешь никому не нужен и неинтересен.
Игнатьев: - И так уже не нужен. Кроме Наташи и вас у меня никого.
Павел Алексеевич: - И еще… Еще… Как сказать?...
Тихо звучит “Аппассионата”.
Павел Алексеевич: - Послушай, Леша, я должен сообщить тебе решение нашего совета, на котором мы постановили тебя из семьи исключить.
Игнатьев: - Шутишь? (засмеялся)
Павел Алексеевич: - Не до шуток. Вполне серьезно. Нашей матери поставлен ультиматум: или она прервет с тобой отношения, или, как мать большевика, должна отказаться от посещения церкви на рю Дарю.
Игнатьев: - Как же вы собираетесь привести приговор в исполнение?
Павел Алексеевич: - Хотим опубликовать это решение в газетах.
Игнатьев: - Ну, уж это не по-дворянски!
Павел Алексеевич: - Маму не переубедить.
Игнатьев: - Выходит, это наша встреча последняя, брат?
Павел Алексеевич: - Боюсь, что да.
Обнялись.
Павел Алексеевич: - С прошлого адреса - острова святого Людовика на твое имя переслали письмо. Живем-то в квартире вашей. Адресат некто… Мандрыка. Держи. Прощай…
Игнатьев: - Прощай.
Звучит музыка, темнота.
5.
В свете фонаря появляется Игнатов, он медленно идет, оглядываясь по сторонам. Навстречу девушка.
Игнатьев: - Мадмуазель, простите, не подскажете, как найти этот адрес? Не знаю этот квартал. Где-то рядом. Не пойму, как пройти. (Показывает ей письмо.)
Девушка: - Действительно, рядом. Прямо до конца улицы. Только месье не стоит посещать этот дом.
Игнатьев: - Почему?
Девушка: - Это чахоточный барак. Может, пойдем со мной?
Игнатьев: - Мадмуазель, простите.
Девушка: - Месье - симпатичный. Пойдемте, денег не возьму.
Игнатьев: - Благодарю, мадмуазель.
Отходит. В глубине сцены прожектор освещает кровать больного. Игнатьев подходит к Мандрыке.
Игнатьев: - Ну что же ты, брат, расклеился? Какими судьбами здесь?
Мандрыка: - Ничего, Игнатьев. (иногда кашляет) Здравствуй, старина! Здесь хорошо. Городская больница, кормят, ходят. Не бери в голову. Все ничего. Как сам? Слышал – на городском рынке тебя знают. Значит карабкаешься. Молодец. Не все наши тут выживают. А вот мне уже вроде как не выкарабкаться.
Игнатьев: - Перестань! Какие твои годы? Эта болячка – ерунда. Скоро поднимешься. Буду к тебе заезжать.
Мандрыка: - Глупости не говори. Куда мне подниматься – это Бог решит. И нечего тебе здесь делать. Больше не приходи. Просто повидаться захотел еще раз. Никого больше не осталось.
Тихо звучит “Аппассионата”.
Сразу спрошу тебя – домой собираешься? То есть, в Россию-матушку? Мне ты ответить можешь. Мне уже можно все говорить.
Игнатьев: - Да.
Мандрыка: - От сердца отлегло. Это хорошо. Хорошо, это, Алеша. Как знал. Тебе одному выпадет счастье Родину увидеть... Прошу тебя, не забудь при переезде границы низко от меня поклониться родной земле!...
Игнатьев: - Вместе поедем!
Мандрыка: - Молчи! Дай обнять тебя.
Обнимаются.
Мандрыка: - И еще. Вот, возьми.
Достает из-под подушки деньги, протягивает Игнатьеву.
Игнатьев: - Это еще зачем? Нет! Не возьму!
Мандрыка: - Здесь 334 франка. Возьмешь. Сделаешь приятное. Мне они больше не нужны. Больше у меня никого нет.
Игнатьев: - Я так не могу…
Мандрыка: - Все! Иди! Обнял тебя напоследок. Ступай, Игнатьев, живи. Все у тебя еще будет…
Темнота, музыка громче.
6.
Сен-Жермен. Наташа встречает Игнатьева.
Наташа: - Ну что?
Игнатьев: - Ничего… Пока ничего. Сказали – ждать… Ждать, ждать, как бы это ни было трудно.
Наташа: - Понятно…
Игнатьев: - Меня не было несколько дней. Все хорошо?
Наташа: - Да, милый, хорошо. Лучше не бывает.
Игнатьев: - Ты не собираешься? Разве сегодня отменили спектакль?
Наташа: - Не собираюсь. Немного устала, решила отдохнуть.
Игнатьев: - Ты?! Отдохнуть?!... Что случилось?!
Наташа: - Ничего.
Игнатьев: - Я вижу. Дорогая, не нужно от меня ничего скрывать.
Хватает с рояля газету. Наташа хочет вырвать ее, Игнатьев читает:
Игнатьев: - “Конец карьере. Последнее выступление балерины в Гранд-Опера”. Но почему?... Подожди, отвечу сам. Им не нужна балерина – жена красного генерала. Так?
Наташа (тихо): - Да.
Игнатьев: - От твоих выступлений отказались все государственные и частные театры.
Наташа: - Да.
Игнатьев: - Тебя просили со мною порвать. Верно?
Наташа: - Да, милый.
Игнатьев: - Ясно…
Наташа: - Еще им не нужна русская шпионка.
Игнатьев: - Какая подлость! Немыслимо! Негодяи! Так поступить с балериной, которая танцевала у великой Павловой, блистала на лучших сценах Европы. Для
