медленно полез вверх, а тромбоциты поползли вниз. Это уже была первая победа. Теперь консилиум собрался решать, что делать: продолжать химиотерапию или все-таки сделать пересадку костного мозга. Этот вариант оставляли в резерве, а потому заранее отправили заявку в банк данных ( в том числе и за границу) о донорском материале. Несколько подходящих вариантов были найдены в Москве, в Мюнхене и в Санкт-Петербурге. Нужны были деньги для того, чтобы оплатить донору его материал. Денег не было. И тогда решено было собрать... с миру по нитке. Кира с Володькой кинули клич на факультете, какую-то сумму выдал Володькин отец, остальную сумму стали собирать среди сельчан, которые откликнулись на призыв без колебаний, даже не смотря на большие финансовые трудности.
Операция была назначена на середину апреля. Марину до операции отправили на дачу крепить силы. с нею же на дачу поехали старшие Исаевы. Дачу они решили подготовить к лету. Молодые приезжали на выходные. А у Марины еще оставались нерешенные дела в Дорохове. Надо было забрать все свои вещи и трудовую книжку в школе. Туда она твердо решила никогда больше не возвращаться. Работа учителя везде востребована.
В начале апреля Павел Владимирович сам на своей служебной машине повез Марину в Дорохово. На КПП исаевскую черную «Волгу» пропустили без канители: не каждый день правительственные особы навещают военные городки. Подъехали прямо к зданию штаба, где узнавши о цели приезда высокого гостя, сообщили, что Рощина в настоящее время квартируется в доме для гостей. Марина получила ключ и вместе с шофером отправилась в дом собирать вещи, документы и картины.
Пока все это шофер с помощью двух солдатиков-срочников переносил из дома в машину, Павел Владимирович дружески беседовал с представителями местной военной власти. Марина разбирала бумаги: нужные и ненужные. Сразу еще, как только она вошла в комнату, увидела на столе конверт со знакомым бабушкиным почерком. «Ладно, потом прочту», – решила она, засунувши конверт в сумочку. Потом отправилась в школу. Надо было, в конце концов, оформить увольнение по всей форме и получить трудовую книжку.
-Явилась, поблуда подзаборная! – встретила её директриса. – Видели, видели, с каким важным тузом ты к нам притащилась. Прямо царица Будура! Мало ей было с девчонкой, такой же шлюхой, как ты, кувыркаться, так теперь на стариков переметнулась.
-Вы что, белены объелись? – опешив от такого неожиданного «приветствия», возмутилась Марина. – О чем это вы?
-А ты как будто не знаешь, о чем?
-Не смейте мне «тыкать»! Я требую разговаривать со мной уважительно!
-Чиво-о?! Уважительно? Да с такой паскудой даже собаки не пожелают уважительно разговаривать! Ты уволена еще в сентябре. По статье. А за трудовой придешь завтра.
Марина развернулась и пошла прочь.
-Иди, иди, шлюха! Передай привет своей любовнице!
Совершенно ничего не понимая и не соображая, Марина поплелась в дом, где её уже ожидал Павел Владимирович.
-Ну, что, получила трудовую? – спросил он.
-Завтра отдадут, – буркнула Марина. Потом вытащила из тумбочки пакет с фотографиями и документами. – Отнесите в машину и это.
-Ты как себя чувствуешь? Все нормально? – он заметил её потускневшее настроение.
-Все нормально. Вы знаете... поезжайте без меня пока. Я завтра приеду.
-Ну, хорошо. Завтра я ребят направлю. А то мало ли что в дороге?
Когда машина выехала за ворота КПП, Марина достала из сумочки бабушкино письмо.
Письмо было злое и беспощадное. Читая бабушкины корявые строчки, Марина явственно видела хмурое непробиваемое лицо бабушки, её басовитый голос и слова, бьющие, точно молот.
«... я знаю все, какими делами ты там со своею паскудной любовницей занимаешься. Думаешь, если уехала подальше от нас, то мы ничего не узнаем? Слава богу, нашлись добрые люди, которые сообщили мне обо всех твоих шашнях. Ты позоришь меня на старости лет, вгоняешь в гроб своими мерзкими похождениями. Знать я тебя не знаю! Лучше бы ты тогда вместе с твоими родителями упокоилась. Будь ты проклята!»
Это ужасное письмо разрывало сердце, жгло душу. Невыразимая обида терзала все нутро. «Так вот, что значили эти обвинения Гуреевой! Это она, выходит, состряпала всю эту пакость. Что делать, как жить и как отмываться от этой грязи?»
Марина так и сидела с этим письмом в руках, когда явился Тверской.
-А-а, уже прочитала бабулино благословение! Я и родителям твоей шлюшки отписал, чем вы тут на досуге занимаетесь. Представляю, как они теперь радуются.
-Они не поверят ни одному твоему слову. К тому же, они вправе подать в суд.
-У меня есть свидетели.
-Твои подельники?
-А хоть бы и подельники. А ты теперь с такой репутацией никому не нужна и нигде не устроишься. Я тебе до конца жизни не дам покоя
-И что?
-А то, что я теперь отомщен и буду мстить. От меня не уйдешь.
-Слушай, ты всегда был такой мерзостью?
-Нет, это ты меня таким сделала.
-Ну, и ладно. Проваливай теперь отсюда!
Майор зашел Марине в тыл и резко обхватив её руками, ловко стянул ремнем чуть выше локтей.
-Я, дорогая красавица, еще не наигрался с тобой.
-Оставь меня! Я закричу, – испугалась Марина.
-Давай, давай, кричи громче! Мои ребята с удовольствием помогут мне.
Сопротивляться со связанными по швам руками было бесполезно. Однако она еще пыталась отбиться ногами. Майор двинул её в живот. Резкая и невыносимая боль пронзила Марину и заставила на минуту отключиться. Все-таки после кесарева рана еще не совсем зажила. Но удара вполне хватило для того, чтобы он грубо и грязно надругался над беззащитной женщиной.
Когда он ушел, развязав ей руки, Марина еще долго лежала на кровати, свернувшись клубочком. Все тело гудело и ныло, точно с него содрали всю кожу с головы до ног. Но все-таки Марина нашла в себе силы подняться и пойти в душ. Она тщетно пыталась смыть с себя облепившую грязь. Потом Марина, ковыляя, подошла к столику, открыла ящик стола и, доставши оттуда чистый конверт и бумагу, принялась писать.
Писала она недолго, но когда запечатала конверт и написала на нем адрес, за окном было уже темно. Она неторопливо оделась, привела в порядок волосы, взяла со стола сумочку с вложенным в ней письмом, вышла из домика и пошла в сторону КПП.
-Вы себя плохо чувствуете, Марина Ивановна? – участливо спросил дежуривший солдат. Он уже дослуживал второй год, поэтому знал Марину.
-Да, что-то душно мне стало. Хочу немного пройтись по поселку. Я выйду на полчасика?
-Только, пожалуйста, вернитесь до смены караула! Майор Тверской велел никого из части не выпускать.
-Не волнуйся, я вернусь.
За воротами части она почувствовала дыхание свободы. И ей стало легче. Дошла до станции железнодорожного вокзала, нашла почтовый ящик и кинула в него письмо.
Теперь ей было совсем хорошо. Надо было торопиться. Она обещала мальчишке...
*
В эту ночь Кире совсем не спалось. Проваливаясь в минутную дрему, она видела какие-то кошмары, просыпалась в ужасе, снова погружалась в дрему и опять просыпалась. Под утро проснулся Владимир:
-Что с тобой, Кирюха? Тебе плохо, что ли, если ты всю ночь прыгаешь, как ванька-встанька?
-Вов, я думаю, зря отец оставил Марину там одну. Что-то у меня душа за неё не на месте. Поехали скорее, что ли?
-Да шофер не придет раньше восьми.
Сегодня, Вовчик, он и позже может не прийти. Выходной же. Отцу не надо ехать в Москву. Тогда поехали сами. У тебя же есть права.
-Права есть, но доверенности нет на эту машину. А наша, ты же знаешь, стоит в московском гараже.
-Ну и шут с ней, с этой доверенностью! Кто будет останавливать правительственную машину?
...Владимир мчал на полной скорости сначала по Ленинградскому шоссе, потом по кольцевой дороге, и только когда выехали на Минское шоссе, сбавил скорость. Уже было семь утра, появились встречные машины и большегрузы. Лихачить было небезопасно.
Уже к половине восьмого они были на КПП. Задерживать на КПП правительственную «Волгу» дежурный не стал, тем более, что у Киры был постоянный пропуск.
Почти бегом Кира вбежала на крыльцо гостевого домика, открыла дверь и мгновенно остолбенела от ужаса... на двери, ведущей из коридорчика в комнату висела Марина...
Кира покачнулась и упала прямо Владимиру на руки...
Пока нахлынувшая толпа военных и гражданских занималась телом, снимая с петли, да приводила в чувство бедную Киру, Владимир прямо из КПП позвонил по номеру 02 и сообщил о случившемся. За этот звонок дежурный солдат на КПП потом три дня сидел на гауптвахте. Тело было отправлено в местный морг, а Кира написала заявление о подозрении на доведение до самоубийства.
Несколько дней спустя Кира получила письмо от Марины:
«Кирюшка! Дорогая моя девочка! Я знаю, что поступаю малодушно и эгоистично по отношению ко всем вам, моим очень дорогим мне людям, совершая это самое гнусное дело в моей жизни. Но я и без того, вероятно, довольно низко упала в ваших глазах, позволив себе так безответственно довериться этим людишкам. Я могла бы вытерпеть любую боль и пережить любые удары судьбы. Но справиться с бесчестьем и грязной клеветой, которой окружили меня здесь со всех сторон, я не в силах, особенно, когда ядовитый поток этой клеветы вылился и на тебя. Жертвовать собой все-таки честнее, чем жертвовать кем-то другим.
Очень прошу, забери, пожалуйста, к себе моего сына! Не оставляй его здесь на растерзание этим нравственным уродам. Я верю, что ты воспитаешь его достойным человеком. Прощай, моя дорогая и прости, если сможешь! Я люблю вас! М. Рощина».
***
-Как же она могла такое с собой!? – воскликнула я. – Она же была сильная духом и волей! Разве нельзя было?..
-Поймите, коллега, – перебил меня старик, – именно такие сильные люди и ломаются в первую очередь! Они не могут прогибаться перед кем или чем-либо и принимают удары судьбы прямо в лоб. Потому и гибнут. А те, которые умеют гнуться, остаются невредимыми. Дунет ветерок - они согнулись, переждали бурю – опять выпрямились. Потому и живучие. А эти стоят насмерть. Да ведь и то сказать, что, с одной стороны, время тогда, в девяностые, было страшное. Тысячи хороших людей загинули! Кто смог и успел, тот подался за рубеж, чтоб переждать стихию. Многие спились, угробили себя наркотой, а кто-то ушел добровольно из жизни. Некоторые сумели приноровиться и принять на себя все удары судьбы. Но Марина была не из тех, которые умели приноравливаться. И душа у неё была хоть и светлая, но мятежная. Недаром ведь её звали Мариной. Марина – это море, которое то тихое и спокойное, то бушующее и ломающее все на своем пути; то ласковое и лучезарное, как дитя, то гневное и беспощадное, как глас Божий. Марина превыше всего ценила свободу, а потому в нашем перевернутом мире ей все равно не было бы места.
-А как же Господь, если он есть где-то там? Почему не уберег, не остановил?
-Господь есть, милая моя. Но, думаю, что он справедливо поступил, забравши её к себе, чтобы она в дальнейшем не испытывала еще больше страданий и потерь.
-Но могла бы она хотя бы о ребенке своем подумать?
-Она и подумала. Передала в самые надежные руки. Сразу после трагедии Кира забрала мальчика к себе, а воинской части поставила условие, чтобы ни отец ребенка, ни вообще кто-нибудь другой не вздумал чинить ей препятствие в ходе
