сейчас, по ту сторону параболы, оно будто очнулось для того, чтобы увидеть как прекрасен был путь из одной формы клотоиды в другую, что было практически незаметно и неощутимо за каждым новым шагом, проделанным на клотоиде. И стоит лишь остановиться, как метаморфозы сами собой нахлынут неиссякаемым потоком, способным унести расслабленное сознание с собой. И ради этого они и существуют на вершине этой длинной фигурной лестницы. Ибо не нужно больше никуда идти, и остается всего лишь один шаг, за которым бесконечность во всем ее великолепии. И страх черной бездны по ту сторону параболы, не что иное как подготовка к принятию того яркого великолепия, что было уже испытано, но не ощутимо.[/b]
Наконец, это может быть Тишина. Вечная и нерушимая - такая, которой хотелось шаг за шагом все больше и больше, все острее и чаще. Такая, где реальность подчинена законам творца, изучившего клотоиду досконально. Именно поэтому парабола не имеет визуальных стен, через которые могла бы провести путника внутрь дома, и этот факт нисколько не смущает (и не должен смущать в принципе). И пройдя под ней, путник физически выпадет из привычного ему пространства, растворится, слившись с незримыми стенами. Будет ли это ловушкой? Вряд ли. Тишина не бывает ловушкой, даже наоборот, придает сознанию ощущение самой полной жизни со всеми ее подробностями.
И повторимся, лишь знающий толк в символике параболы волен избрать то, что за ней, какой бы страх парабола не внушала, вынуждающий устрашиться ее подлинному смыслу.
2.
Парабола же, вытесанная из дерева, не таит в себе никакого глубинного смысла. Она не содержит никаких символов, и не принуждает к осмыслению пройденной клотоиды. Парабола, вытесанная из дерева, источает древесный аромат, такой приятный, такой домашний, такой уютный. Как источают подобный аромат вполне видимые бревенчатые стены дома, открывшегося в самом конце клотоиды где-то в лесных зарослях. Клотоида в этом месте сужена до узенькой тропки, упирающейся в деревянный порог с прочными резными перилами, так же передающими мягкий древесный запах. Гладкие, идеально обработанные рубанком и прочими инструментами в руках профессионала, приятны перила на ощупь.
Гипербола из дерева по контуру все той же деревянной входной двери с массивным гладким лакированным набалдашником в качестве ручки. Не требуется особых усилий, чтобы схватившись за нее толкнуть дверь от себя и войти-таки внутрь представшего дома. И хоть выложен он из бревен, сознание четко воспринимает его внутри какого-то огромного дерева, прячущегося в самой лесной чаще, куда нет дороги никому другому. И само собой приходит понимание, что именно в таком доме хотелось оказаться всю жизнь, и в каждой из прежних метаморфоз пространства сознание пыталось найти именно это. Само собой приходит понимание, что ради такого дома и была проделана вся долгая клотоида. И в том и заключался смысл прежней жизни, и деревянная парабола начнет нечто новое, служащее окончанием чего-то пустого, лишенного какого-либо значения.
Стоя перед деревянной параболой, сознание уже знает, ЧТО ожидает его за деревянной дверью. Знает настолько, будто встречало это прежде, будто уже было там и запомнило окружающую обстановку во всех деталях. И это в мозгу возможны какие-то темные пятна, но есть еще что-то, что телу неподвластно, запомнившее каждый миг существования в этом мире. Это именно для него деревянная парабола вокруг входной двери. Это именно его парабола так и зовет коснуться ее рукой, провести пальцами по всей длине, будто призывает сознание к начертанию некоего портала, который откроется в тот же миг.
И то портал в прошлое. Или же в будущее, случившееся через огромное количество времени. То портал к пышным полям, к цветущим лугам, к густым лесам, к чистым озерам и рекам в их первозданном виде, как если бы только родились они на свет по воле создателя. Идеальное место для единения человека с окружающим миром. Без стремления к доминированию, без одних только подозрений о бездумном и губительном тело и дух целого мира потреблении.
То портал к небольшому поселению, всего к десятку деревянных домов, среди которых тот, куда ведет деревянная парабола вокруг двери с круглой лакированной ручкой. Все свои здесь, чужих нет, все знакомы. Своего рода община, куда нет дороги чужакам, со своими традициями, со своими нормами. Чтут здесь труд на земле, почитают родителей, радуются солнцу, зависят от дождя. Принято здесь ходить в гости, всем вместе радоваться рождению детей или проливать слезы скорби по умершим. Принято дарить подарки. Не запирают двери здесь, доверяют друг другу. Все как родные, все будто из одной семьи, когда разбитой на осколки где-то в ином мироздании, и будто пытающиеся вспомнить о природном родстве друг с другом, и вроде что-то получается. Готовы драться с нежданным врагом плечом к плечу, готовы умереть все вместе.
И еще умеют здесь созидать. И каждый дом как колыбель для новых Начал. Познание мира доступно каждому, кто рожден здесь, кто не ленится, кто соблюдает нормы и традиции, кто в постоянном равновесии с окружающим миром, чьи помыслы не фальшивы. Познание мира – основной источник тех возможностей, к каким прибегают здесь, творя новые мироздания. Занимаются здесь изучением неба и звезд, изучением небесных механик, наблюдают за космическим пространством в угоду развитию своих умений. Как будто скрыты в небесах секреты, как будто получают они из глубин космоса все ответы в подспорье созиданию все новых мирозданий. И кажется, что их дом среди логов, лесов, полей, рек и озер – одно из таких их собственных творений, устроенных специально для них – дружных, родных и близких друг для друга. И кажется, что клотоида, приведшая к вытесанной из дерева и обработанной параболе, придумана так же ими, и все, что было по пути к ней, тоже их рук дело.
И стоит лишь коснуться параболы рукой, как приятный свет сияет из-под пальцев, будто узнавший своего хозяина. Воспоминания накатывают волнами сами собой. И пусть воспоминания лишены четкой формы – визуальных образов, каких-то нот и тонов, которые могли бы сложиться в знакомую мелодию, каких-то шумов, что могли бы описать атмосферу на слух, запахов и вкусов. Воспоминания просто есть, сознание чувствует их на каком-то особом уровне восприятия. Они были всегда, с самого рождения в мире, ставшем привычным за много лет, с начала клотоиды, они никогда не стирались из головы, заняв свой надежный уголок в глубинах сознания. Без этих воспоминаний невозможно попасть в дом с деревянной параболой, это единственный ключ от него. И неслучайно в двери нет ничего похожего на замочную скважину, а есть лишь дверная ручка. Кажется, все образы, звуки, запахи, вкусы обретут ясность форм внутри дома, и ожидание ее приводит сознание в состояние непередаваемой в словах эйфории, отчего сердце стучит быстро и в упоении.
Свет из-под пальцев строится по всей параболе всего лишь от одного прикосновения, проносится от начала ее до конца. Как некая цепная реакция, запущенная из начальной точки определенным лицом. Будто сработала защита, проверившая личность того, кто коснулся параболы в одном конкретном ее месте. И случись на месте одного гостя быть кому-то другому (что невозможно в принципе, поскольку дом индивидуален), не было бы ничего похожего, и дверь просто не отворилась бы внутрь, приглашая его в знакомое чрево.
И вместе с этим необыкновенным и завораживающим визуальным эффектом в памяти, наконец-то, складывается долгожданная и одновременно неожиданная картина, целое полотнище с кучей самых мелких и мельчайших деталей, рассказывающих о прежнем бытие. И если в этот момент оглянуться назад, хотя бы просто повернуть голову насколько позволит шея, то прежнее бытие вот оно – здесь, как ни в чем не бывало. Как будто никуда не пропадало, как будто не было никакой клотоиды, как будто клотоида возможна лишь в чьем-то больном воображении, подобная какой-то мании преследования, какой-то навязчивой идее, от которой невозможно избавиться самостоятельно.
И что-то замедляет решение схватиться за лакированный набалдашник дверной ручки, чтобы толкнуть массивную дверь и перешагнуть-таки порог ожидающего своего хозяина дома. Какое-то странное чувство, какое-то наваждение, во время которого привычная прежде реальность словно разделяется надвое, существуя в материальном и потустороннем бытие одновременно. Будто не деревянная дверь, но некий незримый щит и есть эта граница между возможностями мироздания. Ведь выйти обратно уже не удастся. Еще никому не удавалось пройти обратно по той же клотоиде, что приводит к дому.
3. Эллипс: x[sup]2[/sup]/a[sup]2[/sup]+y[sup]2[/sup]/b[sup]2[/sup]=1 (30мин. 00сек.)
Он не слишком большой, чтобы быть слишком просторным, ни слишком маленький, чтобы не оказаться слишком тесным. Он такой, каким требует видеть его та часть сознания, которая помнит дом в его подлинных размерах. Именно она внушает сознанию, что дом ДОЛЖЕН быть именно таким, что площадь эллипса внутри дома устраивает его, подходит сознанию как нельзя лучше после всего пережитого на всем пути следования к концу клотоиды. Будто это ЕЕ дом, и так оно и есть на самом деле, и именно эта часть сознания хочет остаться в нем если не навсегда, то на очень большой отрезок времени. И когда тело умрет, она будет пребывать в стенах дома, наслаждаясь эллипсом его убранства, получая удовольствие от подлинной реальности, что свободна от физиологических ограничений тела. Эллипс внутри деревянных стен станет ее новым телом, который она сможет свободно покидать в любой момент времени.
Деревянным полом устлано эллипсоидное нутро дома. Особым составом пропитаны твердые обтесанные доски против гниения. Не страшно им время, против которого у строителя дома есть свои секреты. Расстелен на полу мягкий ковер с особым узором из кривых линий и фигур, цвет каждой из которых имеет собственное значение. Окружность в центре его, например, белого цвета, как основа всего цветового спектра сотканных на ковре элементов, которые легко читаются в пестром узоре. Будто целая Вселенная соткана под ногами, целое Бытие, структура чего представлена визуально настолько подробно. Больше того, этот яркий пестрый узор голограммой отражен в воздухе, наполняя нутро дома приятным глазу разноцветным сиянием. Оно практически незаметно при дневном свете, проникающем внутрь дома через большие резные окна с полупрозрачными занавесками, служащими для лучей солнца неким фильтром. Ложится солнечный свет на открытые перед ним части ковра, и их достаточно для насыщения узора энергией света полностью, хватающей на целую звездную снаружи дома ночь.
[b]И ничто внутри эллипса не может прервать это волшебное таинственное сияние, проникающее сквозь физические предметы. И совсем мало их, и нет в доме ничего лишнего. В центре эллипса деревянный стол с двумя узорчатыми лавками, накрытый белой кружевной скатертью, и на котором всегда есть
