мерещилось тарахтенье «Урала». Ночь была без звезд, поселок погрузился в кромешную тьму. Из-за заборов лаяли. Промокший до последней нитки, с разбитой коленкой, воняя дешевыми духами, я мысленно подсчитывал убытки любовного фиаско: пиво плюс венгерское вино, не считая дамского курева, коим в ту пору считались болгарские сигареты. Вот пижон, надо было взять спирта, подкрасить брусничным вареньем да споить красотку влёжку, как советовал Харя.
Говоря по-солдатски прямо, демобилизованный воин испытывал муки плоти. Конечно, пару раз я навещал веселых женщин у лесопилки вместе с Харей, да разок соседку Гала-Концерт, когда ее сожитель ушел на охоту, но разве это цифры для молодого человека? И потом, мне не понравилось. Никакой эстетики. Лучше передернуть на эжектор, как говорил комбат Зайченко, при виде сомнительных особ женского пола, которые приходили к проходной нашей воинской части и предлагали себя за тушенку. Семь банок – полный контакт, пять банок – частичный, но можно было поторговаться.
Время от времени, лежа на койке, я пялился в мятый порножурнал, который приволок Харя, и презирал себя. Вдобавок завклубом, шустрый выпускник института культуры с хвостиком жиденьких волос на затылке – чудно!- открыл «видеосалон». Днем в комнате ДК на магнитофоне «Электроника ВМ-12», подключенным к телевизору «Шарп» с экраном в две развернутых тетрадки, крутили диснеевские мультики, вестерны и похождения Брюса Ли, вечером – комедии и любовно-исторические драмы, зато ночью для «своих» – эротику. Даже начальник милиции приходил без жены поглазеть на тощенькие прелести страшненькой Эммануэль. А во время главного десерта, невинных, по сути, обжиманий на мутном экране, как я ныне понимаю, в тесном кабинете директора районного ДК наэлектризовывалась тишина, слышалось тяжелое дыхание зрителей, слабое бреханье собак у лесопилки и стук тугой струи о землю за углом. В антракте между “Греческой смоковницей” и “Калигулой” мужская аудитория, подавленная виденным, молча курила на крыльце.
Вдобавок в котельной стала собираться шпана и играть в карты. Она собиралась там и раньше, но теперь карты были с голыми красотками...
Не знаю, может, от всей этой бодяги у меня подскочила температура, а вовсе не от простуды. Я лежал в кровати, запустив руки под одеяло, когда в дверь робко постучали. Я заорал, как резаный:
- Нельзя!..
Натянув под одеялом трусы, крикнул: “Войди, падла!”
Я подумал, что это Харя прикалывается.
В коридоре притихли. Я прошлепал к двери, рывком рванул дверь и, - перекрывая армейские нормативы, - рывком надел брюки.
Вошла девчонка с кошелкой в руке, щурясь на свет из окна. Ничего особенного: две косы, две ноги, две руки-спички. Но что-то ведь заставило меня нацепить брюки и пригладить волосы... Наверное, неумелая косметика. И зачем ей тени? – и так глазища в пол-лица. Серые, внимательные, цвета старинного серебра. Лишь трепещущие ресницы выдавали ее неопытность.
Девочка-девушка сказала, что мама прислала брусники от жара. Мама это тетя Надя из соседнего барака, она знала моих родителей по работе в лесхозе. Ну, допустим, хотя странно, эта тетя Надя со мной не здоровалась. (Позже выяснилось, что мама тут побоку). Ну, пускай. Но зачем косметика? Скорей всего, позаимствовала у матери или у старших подруг. Она сказала, что ее зовут Лориго, или Лариса. Лучше Лори.
Я поглядел на Лори. Тощевата, зато в стиле Сильвии Кристель… Тонкие щиколотки и неожиданно округлые коленки. Девушка смутилась, увела взгляд, надела очки, пошарила в кошелке и подала сверток в платке.
Что это, спросил я, разглядывая обычный ширпотребовский сувенир с побитыми краями.
Ракушка, сказала Лори, она лечит болезнь. Приложишь к уху, слушаешь реку, и хворь утекает вниз по течению... Есть такая река Тыя. Хотя ракушки в реках не водятся, обычно в морях-океанах, но какая разница?
Гостья ткнула пальчиком в меня, - я сделал шаг назад от неожиданности, - потом в свою, прямо скажем, невыдающуюся грудь. Ты-я.
@infoClio
Тыя — река в Северо-Байкальском районе Бурятии, впадает в северный Байкал. Берет начало из озера Верховье Тыи междугольцами Иняптук Верхнеангарского хребта и Довырен хребта Сынныр на высоте 2578 м. Протяженность 120 км. Три версии названия. От эвенкийского «собака» в значении «плохое место». Иногда «могила, собачье место». Второе также связано с эвенкийскими корнями, но здесь «тия» – узкий, тесный. Третья версия – от якутского тыа: лес, тайга, лесной, таежный. 100 км из 120 реки насыщены порогами, перекатами, шиверами (каменистые мелководья), выходами горных пород. Норов Тыи известен спортсменам-водникам. Воды реки подверглись двойному удару. В 70-80 годы в связи со строительством Байкало-Амурской магистрали. Позднее от стоков г. Северобайкальска.
Она приклеилась к порогу, несмело оглядывалась, трепетала ресницами и близоруко щурилась и теребила в руке косу. Из-за кос я ее и вспомнил - по тому, как она их поправляла. А ведь знала, что у нее красивые глаза, не надела очки в уродливой оправе!
Я оглядел ее еще раз, теперь уже откровенно – сверху донизу. Возле ключицы билась жилка, грудь под тонкой материей едва намечалась, тонкие сильные лодыжки загорели, ступни в дешевых дерматиновых босоножках запылились, зато пальцы были прекрасной лепки. С высокого, нездешнего, привычного к грубой обуви, почти балетного, взъема они легко сбегали вниз, словно с утеса, такими пальчиками разве что касаться тихой волны на далеком острове… Розовые ногти образовывали янтарное ожерелье, и лежали полукружьем плотно - один к одному, ни один палец не смел возвыситься над собратьями, даже большой палец являл гармонию с соседом, они были ни длинны, что бывает часто, ни коротки, что еще неприятней, а, невзирая на пыль и агрессивную среду, чисты.
Пальцы и ступни жителей Захолустья, не говоря об элементарной гигиене, изуродованы многолетним, из поколение в поколение, ношением тяжелых сапог и унтов, и уже на генетическом уровне грубо скроены, даже у женщин. Дабы устойчиво стоять в стремнине горной речки, уверенной поступью ходить по тайге, одолевая бурелом, а также шлепать босиком по свежевымытой избе.
Вообще, эта тема вкупе с портянками окончательно достала меня в армии. Зато в казарме я открыл для себя «битлов». Конечно, я что-то слышал о них и раньше. Но для меня эти «жучки-ударники» были кумирами мезозойской эры, с грифами гитар, выточенными из бивней мамонтов. После пары глотков портвешка за углом школы, между танцами, мы тащились под записи панковских команд и рэперов Британии и Штатов. Ну, еще от «Кино» Цоя, понятно. А битлы? Пусть отдыхают на пенсии. Но на втором году срочной службы, когда я перешел в касту «дедов», в наш полк прибыл лейтенант-двухгодичник после окончания московского института, и приволок с собой магнитофон и кучу записей theBeatles. На дембельских правах я крутил песенки Леннона-Маккартни в каптерке день и ночь. Поражало, что эти парни, немногим нас с лейтенантом старше, умели слить воедино мелодию и смысл, передать настрой молодого поколения – аж крышу сносило! Битлы пели о любви. Ничего нового. И я о том же: «WhenIsawherstandingthere». Вот что, не размазывая сопли, случилось со мной, когда я впервые увидел Лориго. И пальчики на ее ножках тут вроде не причем. Хотя логика в таких случаях, сами знаете, бессильна. Shewasjustseventeen, youknowwhatImean. Ну, ты понял, чувак, о чем я, поется в песне «битлов». Далее про танцы-жманцы. Этого у нас с Лори не было. Она была младше меня на два класса. А в остальном парни из Ливерпуля взяли цель в «вилку» и перешли на поражение:
Well she looked at me, and I, I could see that before too long I'd fall in love with her.** Она взглянула на меня, и я сразу увидел, что в недалеком будущем влюблюсь в нее.
Но то - песня. Ля-ля-тополя. Сразу-то не врубился, что влюблюсь. Торкнуло что-то, и все. Да и смотреть-то было не на что, между нами, мальчиками говоря. Ни буферов, ни попы, ничего того, на что онанируют подростки. И лет ей было меньше семнадцати – где тут что увидишь? Стояла эпоха диско-рэпа, и тогда я не знал, что «битлы» переживут всех и окажутся великими. То есть для всего мира они уже были великими, но мне еще предстояло это открыть.
…Розовое ожерелье дрогнуло, пальчики поджались, ошпаренные моим взором. Лори затрепетала ресницами, крутнулась на месте, больно хлестнув по подбородку косой. Дверь хлопнула.
Я сбросил с кровати журнал, прижал ракушку к уху: река явственно зашумела на таежных перекатах. Но ракушки в речках не водятся. Может, она из славного моря, куда впадает Тыя. Девчонка сказала, что там когда-то кочевали ее предки из рода выкороев.
Наверное, это был рок. Не тот, британский. Рок. Судьба, что ли… Крутой маршрут, чувак. Thelongandwindingroad.*** При первом же знакомстве девчонка сказала о болезни. Кто ж знал, что истинная любовь это болезнь?
____________________
*Из песни YoungBoyсольного альбома Пола Маккартни FlamingPie (1997)
**Из песни, которая открывает первый альбом TheBeatles “PleasePleaseMe” (1963)
***ПесняизальбомаThe Beatles «Let It Be” (1970)
03b. Бассаров. Предбанник рая
Когда в школе начались выпускные экзамены, воздух в Захолустье стал цвета несорванной голубики и будто загустел – пожалуй, его надо было глотать, а не дышать им. К концу дня першило в горле, у дворняги Гарнира слезились глаза. У людей тоже. Лори готовилась к сочинению и жаловалась на головокружение. Бабка Еремеиха с первого этажа, которая славилась тем, что беседовала с телевизором, и вовсе захлопнула форточки, перестав выходить греться на скамейку во дворе. Я уж подумал, что соседка померла. Стараясь не скрипеть половицами, я подходил к ее двери и с облегчением слышал: “бу-бу-бу!” - хозяйка спорила с диктором Центрального телевидения, ругая Советскую власть.
После ранней весны таежный огонь набрал силу к
