костюмы. Знаю такие. Они поглощают свет. В темноте почти невидны в приборах ночного видения и инфракрасных датчиках. Жарковато в них. На голове тяжёлые шлемы с пуленепробиваемыми стёклами. Черные бронежилеты. В руках Немецкие винтовки НК-417 с глушителями. Большие магазины. На двадцать патронов. Слышал, но не доводилось в руках держать. Говорят, хорошая «машинка».
Они открыли огонь по нам с близкого расстояния.
Вас-то мы и не ждали.
Я хватаю Фридриха и пихаю его за ближайшую машину. Он стоит как заворожённый. Кино, маму твою, Фридрих! Падай!
У самого от падения сбивается дыхание. Боль красным пламенем в глазах застилает свет. Больно. Охаю. Из-за машины пытаюсь выбрать позицию. Сложно. Из-под машины не выстрелишь, противник далеко. Очень далеко.
Глухо, солидно кашляют две винтовки.
Вот задачка. И чтобы Ланге уцелели. Они – носители информации. И противника отправить в мир иной. Да, и самому хотелось бы уцелеть. Время. Время. Время! Через пять минут появятся очевидцы и вызовут полицию. Те в этот район примчаться быстро. Это – не маленький Афганистан. Тут живут добропорядочные бюргеры. Вот и будут их спасать. Их спасать – нас в плен брать. А моя физия им уже известна. Известный наркоторговец. Не хороший расклад. Не приятный.
Шеф разлёгся за соседней машиной. Он сзади. У него позиция для стрельбы вообще никудышная.
Приподнимаюсь слегка, чтобы увидеть фигуры, желающие моей смерти.
Одна спереди, вторая сзади.
Понимаю, что этих я знаю. Мальчик и девочка. Только они уже более солидно подготовились. Мальчик вот ходить не может. Прикрывает девочку. От машины не отходит. Да, и девочка не стремится идти вперёд. Приставными шагами перемещается, садит в машины, за которыми мы укрываемся пулю за пулей. Сама не выходит под выстрел. И близко не подходит. Чтобы не попасть под огонь снизу. Надо что-то делать. Время. Время. Магазины у них их из полупрозрачного пластика. Видно стрелку когда патроны закончатся. Мне тоже должно быть видно. Выглядываю, рассматриваю. Не может быть, чтобы одновременно они закончились у обоих. Юноша пореже стреляет. Выцеливает. Только вот опоры у него толком нет. А тяжёлую винтовку постоянно держать сложно. Тем паче, что и глушитель имеет свои преимущества, но и вес тоже имеет. Хоть и сбалансированная как надо винтовка, а всё равно – тяжело. Нога, видать, болит. И это хорошо!
Рука у девчушки ещё болит. Она рвёт спусковой крючок. Ствол дёргается вправо и вверх. И это тоже хорошо.
У девочки от дна рожка уже виден свет. И это хорошо. Её надо поторопить.
Плохо, что у меня нет на пистолете ПБС (прибор для бесшумной стрельбы – глушитель). Мои пареные выстрелы раздаются грохотом. Да, уж.
Я стреляю по мальчику. Он мне сейчас не нужен. Нужно, чтобы девочка все патроны отстреляла. Мальчика немного загоним к машине. Ему очень больно. Он, наверное, на болеутоляющих. И каждый шаг для него – подвиг. Дай-то Бог, чтобы ты не дожил до того как кость у тебя срастется. А то, вдруг, неправильно она срастётся. Будешь хромать. Одна нога короче другой будет. Ортопедический ботинок будешь носить. Меня будешь проклинать. А оно мне надо?
Получилось. Встав на колено, пригнувшись, на уровне фар, делаю «двоечку». Два выстрела. Они почти спаренные. Понятно, что шансов попасть в юношу у меня почти нет. Но попробовать следует.
Попасть в бронежилет – опрокинет. Вставать сложно с поломанной ногой. В ногу, в пах, конечно, предпочтительней. Но, не факт, что вообще удастся куда-нибудь засадить. Но надо!
Стреляю с двух рук. Правая почти полностью согнута, левая – снизу. Глаз- целик-мушка - цель – одна линия.
Я мысленно сделал это раза три. Мышцы, при виртуальном прогоне, сокращались, расслаблялись. Дыхание. Раз. Вдох. Два. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Группируюсь, поднимаюсь, выдох. Вскидываю оружие. Тело молодое мужское стоит на месте. И это тоже хорошо!
Целил в ноги. В пах. Не учёл восходящие тёплые потоки от земли. Или просто дёрнул. Или кровь в руках дёрнула спусковой крючок. В бронежилет. Кажется, слышно, как пули попали в металл, скрытый в ткани.
Тут же ныряю за машину. Во рту сухо. Привкус крови. Давно я так не волновался.
Сейчас главное, что девочка будет делать?
А юная дева должна обернутся к напарнику, спросить как дела, а потом уже действовать дальше.
Нет!
Она обучалась не в школьном тире. Кто-то её толково натаскал. Очень толково. Она отходит, не снижая, ни увеличивая темпа стрельбы к товарищу. И выходит из поля зрения. Вот ведь!
И в это время она меняет магазин. Эх! Как плохо-то!
Слышно как юноша что-то говорит ей. Сейчас будет вставать. Бронежилет у него высокого класса защиты. Из моего пистолета не взять. Тем более такими пулями. Есть же нормальные пули – прошивают бронежилет и тело в нём, навылет. Усиленный пороховой заряд. Заостренная пуля. Головка у неё из высокотвёрдых сплавов. Не пуля – а мечта убийцы полицейских! Ствол у пистолета, правда, изнашивается быстро. Да, кто же будет думать о его сохранности? Стал разбрасывать пули – меняй пистолет. Да, и редко, когда доводишь пистолет до такого состояния. По идее, после одной отстрелянной обоймы, выбрасываешь пистолет. Или вкладываешь в руку покойнику. Главное, чтобы внутри пистолета не было твоих отпечатков пальцев.
Снова высматриваю цель. Всё внимание там. Стараюсь думать как противник. Они прошли неплохие курсы. Молодо-зелено, но большой потенциал, хорошие задатки. Олимпийский резерв. Вот они и «спишут» нас сейчас с генералом на пенсию, вакансии в отделе освободятся, молодые на повышение пойдут. Кто кого? Опыт или молодость? Спокойствие или наглость? Устроить вот такую бестолковую стрельбу почти в центре Берлина могут или очень самонадеянные, всё выверившие, или глупцы, авантюристы, действующие на «авось».
Предыдущая их акция возмездия показала, что они действуют без прикрытия. Вдвоём. Чего проще – два снайпера или снайперская пара – один снайпер, другой наводчик. И при выходе из подъезда, или возле машины, бей нас влёт. А эти решили в ковбоев поиграть или спецназ. Хотя… Кто знает молодых дарований… Может, они ждут полицию, сами уедут, а нас возьмут за окорока.
Я уже в розыске. Шеф пойдёт как подельник. Нам домой надо, а не в немецкую тюрьму. Эх, дела мои грешные! Надо пробиваться.
Стал прикидывать как лучше выкатиться из-за машины. Стрелять-то умею как с живота, так и со спины. Только бы не подставиться!
Раз! Два! Приготовился!
На! Тебе!
Фридрих вскочил на ноги, бежит к пионерам с воплем:
- Не стреляйте! Не стреляйте! Я – заложник!
Мечусь с пистолетом секунду. В кого стрелять? Мальчик?! Девочка?! Фридрих?!
Девочка!
В полуприсяде, с двух рук стреляю в ростовую фигуру. Только и она стреляет… Во Фридриха. А мальчик в невероятной позе. На боку, вывернув больную ногу, стреляет в меня. Первая пуля прошла в сантиметре от виска.
Всё мгновенно происходит. Фридрих, отброшенный пулями падает на спину. Конечности разбросаны в разные стороны. Поза – звезда. Две пули в живот, одна в голову. Кладезю информации пришёл конец. Отчего начали, к тому пришли. Образцы у генерала. Как бы их не потерять. Или не разлить. Шеф поэтому и не шевелится. Или по другому поводу не шевелится? Оглядываюсь. Смотрю под машину. Инна-то не побежит, после такой показательной казни?
Они вдвоём лежат. Командир прикрыл её рукой сверху. То ли отеческая забота, или чтобы не встала, к земле прижимает. Только вот от них течёт чёрная жидкость в мою сторону. И лежат они не шевелясь. В руке у командира пистолет. Только он наполовину вывалился из кисти. Так не воюют. Так умирают.
Плевать я хотел на источники информации, но вот так… Малолетки завалили опытнейшего разведчика! И мне его тело оставлять нельзя. Нужно стереть идентифицирующие признаки. Нет у меня тротиловой, термитной шашки… Гранаты тоже нет. Есть машины. Там много бензина. Справимся. Главное – образцы. Вот их и нужно доставить домой.
М-да, уж коленкор.
Первыми выходят дамы. Нога и шея. Выкатываться… Это я погорячился. Грудь болит. Отдаёт в бок. Плохо. Даже адреналин не блокирует полностью боль.
Дева юная пошла вперёд. Медленно. Осторожно. К Фридриху. Понятно. «Контроль». Но со своим оружием могла элементарно засандалить вторую пулю в тупую тыкву этого пингвина!
Начали! Сейчас или никогда! Сейчас или никогда! Сейчас!!! Высовываюсь над капотом. Время, воздух, пространство вокруг спрессовывается, сжимается. Всё как будто зависло. Замерло. Как в кино. Только не кино. Жизнь.
Первая пуля – в коленную чашечку. Вторая, пока не упала -- в горло! Кажется, что успеваю заметить краем глаза как кровь каплями разлетается от ноги шеи девушки.
Тут же переношу огонь на пацана. Тупой. Бестолковый огонь. Заградительный. Он заставляет его искать убежище. А со сломанной ногой не очень-то это ему удается. Считаю патроны на автомате. Нажал на спусковой крючок, тут же на кнопку выброса обоймы, затвор отошёл в крайнее заднее положение. Обойму новую на место. Снимаю с затворной задержки. Кажется затворная рама ещё не дошла до переднего положения, как снова стреляю.
Юноша пытается стрелять в ответ. Только он не учёл того, что психологически уже сломлен. Его напарник убит на его глазах, а он не прикрыл его. Психологическая травма на всю оставшуюся жизнь. То есть, примерно на тридцать секунд. Его патроны я тоже считаю. Так научили. Так приучили. Чтобы наверняка.
Четыре. Три. Два. Ну…. Один!
Встаю, Быстрым шагом, полукругом обхожу юношу младого дерзкого. Стреляю. Уже не заградительный огонь, а на поражение. В тело. В голову, защищённую каской. Она защищает от прямого поражения, но от контузии не защитить. Ты сейчас станешь слепой и глухой.
Мальчик рвёт набедренную кобуру, пытаясь вытащить пистолет. А вот фиг тебе! Думать надо было! На бронежилете есть вшитая кобура под пистолет. А из набедренной кобуры выхватывают оружие стоя, а не лёжа на одном боку. Для этого случая военные придумали поясной ремень и кобуру на нём. У советских и русских офицеров она над правой ягодицей. Упал, перевернулся, не глядя, расстегнул кобуру, вытащил пистолет и «За Веру! За Царя! За Отечество!»
[i]Продолжаю стрелять при подходе к юноше. Грохот стоит как при штурме Берлина в 1945. Плевать. Надо кончать и уходить!
