Капище

но уже почти срослись. Правда, неправильно, но уже что либо поздно исправлять. Увеличена печень, видимо от побоев. Ну, сотрясение мозга - это естественно, откуда он пришел, иначе и не могло быть. Был сломан нос, вроде как зарос. Зубов многих нет - вставит, это дело поправимое. Что еще? А, да, крайнее физическое и нервное истощение. Нужен покой и питание. Витаминов побольше. Сам понимаешь, более подробного обследования я провести не мог. Не в больницу же его везти. А насчет доктора, не волнуйся - человек надежный. Мы его из чеченского плена полгода назад сами доставали. Как рассказал ему, что пациент тоже в плену у "чехов" был, так он ночью примчался. Когда спросили менты на посту, сказал, что на роды спешит. Денег ни копейки не взял. Сам настрадался, горемыка!
      - Ясно. Так Рабинович в городе или у себя оставил?
      - В городе. К нему и везу. У меня знакомые уехали к родственникам в Мурманск, матушка захворала, вот ключи и оставили. Будут через месяц, а может и позже. Как будут выезжать - позвонят. Я сообщу, живите. Только не гадьте.
      - Обижаешь. Мы с Андреем тебе жизнью обязаны. Так сказать, кровники, только в хорошем смысле этого слова. Кабы не ты, так Рабиновича уже допрашивали бы без перерыва на перекур.
      - И дернула же его нелегкая к чеченам в зубы переться. Хотя знаешь, Алексей, я может ничего не соображаю в ваших оперативных делах, но уж больно все это дело попахивает шпионажем.
      - Я тоже так думаю, только мне глубоко наплевать. Я вытаскивал своего сослуживца, с которым мы вместе усерались от страха под молдавскими обстрелами. Андрей со своим взводом помог нам выйти из-под минометного обстрела в Дубоссарах. На следующий день там ополченцев человек тридцать за пару минут положили. Сейчас на том месте обелиск стоит, а мог и я там остаться. Поэтому пусть он шпион всех разведок мира, я в эти игры больше не играю. Думаю, что и Рабиновичу этой экспедиции хватило тоже на всю оставшуюся жизнь.
      - Наверное, ты прав. Я поговорил с ним, знаешь, в нем жидовского меньше чем в нас с тобой. Нормальный русский мужик, если не фамилия, так и не сказал бы, что еврей. Вот ты говоришь, что и офицер он нормальный. На войне сразу видно, человек ты или дерьмо собачье.
      Потом я попросил его выкопать деньги и привезти их мне. Аппаратуру, приемник, сканеры, радиозакладки тоже. Мои наличные запасы быстро иссякнут, коли Рабиновичу нужны медицинский уход и усиленное питание.
      Теперь осталось дело за малым. Нужно его вывезти в Москву и передать в посольство Израиля, пусть они как хотят его вывозят из страны. Это их еврейские заморочки.
      Вот и приехали. Почти окраина. Тихий двор. Летом здесь хорошо. Много деревьев, много кустарников. Мамаши сидят с колясочками, рядом бабульки обсуждают самые свежие новости двора и мировой политики. Хорошо им, знают ответы на все вопросы. И как ребенка воспитать и как мировые проблемы разрешить. Если бы молодость знала, а старость могла!





10.


      Третий этаж обычной "хрущобы". Дверь отперли ключом, заходим.
      - Андрей, свои, - негромко окликнул его Черепанов.
      Из-за угла, что вел на кухню вышел Рабинович. В правой руке отвинченная ножка от табурета, в левой - кухонный нож.
      - Леха! - тихо произнес он, потом обнял меня.
      Обнял, не выпуская из рук ни ножа ни табуреточной ножки.
      - Леха! - его сотрясали рыдания.
      Он плакал, его слезы текли мне за воротник.
      - Ну, что ты, Андрей, что ты! Все позади, все хорошо.
      Я отстранил его, было такое ощущение, что я обнимаю скелет. Выпускник Бухенвальда. У самого перехватило горло. Помог Андрею сесть на диван. Он держался за бок.
      - Ладно, Алексей, я поехал. Буду через пару дней.
      Черепанов попрощался, сам выглядел смущенно. Я закрыл за ним дверь. На всякий случай дверь подпер стулом.
      Одно дело просто слышать, что человек истощен, другое - видеть этого человека. Казалось, что ключицы прорвут кожу. Не голова, а череп. Только огромные черные глаза, полные слез, длинный нос, и большие уши. И, глядя ему в глаза, я понял, что правильно сделал - не передал Рабиновича Андрея в руки российских спецслужб, а может и правосудия. Свои интересы я, впрочем, тоже преследовал, но как-то не думал тогда об этом.
      Я посмотрел на руки Андрея. Руки старика, а не мужика среднего возраста - веревки вен, темные пятна, шрамы. Пальцы как каминные спички, черные обломанные ногти.
      Шея, казалось, не превышала толщины шариковой ручки. Андрей сидел и смотрел на меня. "О, эти печальные огромные еврейские глаза!" - в голове всплыла идиотская фраза, вычитанная где-то когда-то.
      Вся наша жизнь была где-то и когда-то. Мы сидели и молчали. Теперь осталось лишь выбраться. Но когда я увидел Андрея, понял, что наша задача усложняется. Сейчас Рабинович не в состоянии быстро перемещаться, доведен до крайней степени истощения. Да и моя физиономия есть в розыске, пока оперативном, но долго ли объявить, что я подозреваюсь в растлении малолетних, попытке подрыва Мавзолея или краже золота партии, мало ли в чем меня можно обвинить, но то, что я подозреваюсь в связях с иностранной разведкой - факт. Теперь я, глядя в эти печальные глаза, осознал, в какие большие фекалии я наступил. Влип, очкарик! Хотя и не ношу очков, но уж больно фраза подходила к моей ситуации.

      Я хотел есть, открыл холодильник, спасибо Черепанову, холодильник был набит едой. Достал купленную колбаску, вяленое мясо. Накрыл стол. В холодильнике я обнаружил литровую бутылочку домашнего вина. Здорово! Теперь надо уточнить, как Андрей стал шпионом. И вообще, за каким бесом его понесло в бандитскую республику Чечня. И что он стал за человек? С годами только коньяк становится лучше, чего не скажешь про людей.
      Налил вина, протянул Андрею полстакана.
      - За освобождение, Андрей!
      - Спасибо, Алексей, спасибо! - слова его звучали настолько искренне, что сердце щемило. - Я никогда этого не забуду.
      - Да ладно, - я был смущен, - давай выпьем! За встречу!
      - Выпили.
      - Как тебя звать-то сейчас? Тут ты был Андреем, а там стал Ави?
      - Зови как удобнее.
      - А фамилия? Был Рабинович, а стал Коэн.
      - Леха, а тебе не все равно, кто я? Или ты стал антисемитом?
      - Я-то нет. А вот ты, Андрюха, похоже, стал настоящим евреем. Вопросом на вопрос отвечаешь.
      - Извини. Все время забываю, что среди своих. Извини. Привычка. Плен на пользу не идет. Как сказал Варлаам Шалам: "Тюрьма дает только негативный опыт". Наливай.
      - О! Это по-нашему. Поехали.
      - За встречу. Когда бы еще свиделись бы?
      - Это точно. Жизнь чертовски сложная штука. Цепь закономерных случайностей.
      - Может, это и есть судьба?
      - Кто знает, Андрей, кто знает. Я вот, например, многого не знаю последнее время... Ладно, все потом, сейчас давай выпьем.
      Выпили. Закусили.
      - Закусывай, Андрей, закусывай. Только не торопись!
      Андрей ел жадно и много, казалось, что он не может насытится. Страшно все это, очень страшно.
      - Поаккуратнее, Андрей! Я не доктор, но кажется, что так много есть опасно. Мне не жалко - ешь, но может, ты сделаешь перерыв. Пойми, что промывание желудка придется делать мне. К доктору мы не сможем обратиться, а все это может закончится фатально. И все труды - коту под хвост. Тебе это надо? - этот монолог я произнес под молчаливое чавканье Андрея. - Как здоровье-то?
      - Гораздо лучше. Гораздо. Думал, что сдохну в этой вонючей яме. Спасибо тебе, Алексей, спасибо.
      - Хватит благодарить, а то ты меня в краску вгоняешь, - я потрогал щеки.
      То ли от выпитого, то ли от смущения, но они горели.
      Посмотрел на Андрея, у него глаза осоловели. Понятно, устал человек. На меня столько свалилось, а на него еще больше.
      - Давай, Андрей, выпьем еще по одной, и ложись спать. Тебе сейчас надо много спать. У меня к тебе много вопросов, но ты сейчас не в форме, доходяга. Завтра схожу за витаминами. Купим курочку, бульон сварим, поправишься. Потом, когда оклемаешься, шухер вокруг нас уляжется, потихоньку выберемся в столицу или еще куда, и поедешь в свою землю обетованную. И не будет там чеченцев, - я вздохнул.
      - Там своих террористов хватает. И неизвестно, Алексей, что лучше, когда вот такая мятежная республика, но тут более-менее все понятно, или там - все скрыто, но люди гибнут почти ежедневно.
      - Чего ты хочешь, Андрей, - я разливал вино, - это же Восток. А Восток - дело тонкое. Рахат-лукум с ядом. И сладко и смертельно, кофе с бриллиантовой пылью. Да хрен с ними, с этими гадами. Большая половина сделана, ты на свободе. Я, правда, потерял миллион долларов, но ради тебя не жалко.
      - Как выглядит миллион долларов?
      - Сладко, Андрей, сладко. Эх, миллион, миллион! - я с сожалением махнул рукой. - Тут можно сделать старый армейский финт.
      - Какой?
      - Поднять правую руку вверх, сказать: "Да, и хрен с ним!" и резко опустить руку вниз.
      - Не жалей денег, Алексей.
      - Я и не жалею. Если бы пожалел, то ты бы и не сидел здесь, а твои пальцы рассылали по всяким посольствам и гуманитарным организациям.
      - Это точно. Спасибо.
      - Что ты как попугай заладил. Спасибо, спасибо. Пожалуйста. Ты бы сделал точно так же для меня. Давай выпьем, - я опрокинул свою порцию спиртного в рот.
      - Не знаю, не знаю, - Андрей задумчиво смотрел в стакан, медленно раскачивая его. - Честно говорю, Алексей, не знаю. Ладно, давай выпьем. Извини, я что-то действительно устал, - Рабинович-Коэн выпил, закусил.

      Потом он пошел спать, а я стоял на кухне и курил у форточки. Стоял, сначала всматривался в сумерки, старался заметить какое-нибудь подозрительное движение. Но ничего не заметил. Хочется верить, очень хочется, что мне удалось оторваться от своих бывших коллег, но, зная их повадки и волчью хватку, сомневался.
      Затем просто стоял и дышал воздухом на балконе. Осень отличается в различных регионах. Если, например, в Сибири нет осени и весны, то есть, снег сошел, вроде и листочки зазеленели, но все равно еще очень холодно, на 9 Мая может и снег пойти, и в июне бывает, что снег идет, а потом раз проснулся утром, а на улице чуть ли не тридцать градусов тепла. Лето очень короткое, месяц. Июнь дождливый, в июле жара - асфальт плавится, в августе по ночам заморозки на почве. Потом затяжные дожди, и в октябре ложится первый снег. Он, конечно, растает, но все - наступила зима.
      В средней полосе России зима мягче, а весна очень затяжная. Каждое время года на Волге имеет свои четкие границы. Очень люблю осенью в Поволжье ходить по дубовым рощам, и, зарывшись по щиколотку в опавшую листву, бродить в ней, пиная и подбрасывая листья вверх.
      Весна в средней полосе тоже быстрая, спорая. Снега за зиму выпадает ничуть не меньше чем в Сибири, но тепло приходит быстро. Снег тает, ледоход на Волге - замечателен. Огромные льдины, с пушечным грохотом наваливаясь друг на друга, плывут вниз по течению. Весь город выходит на набережную смотреть на начало ледохода. Целую неделю, а то и две, над городом стоит грохот, как будто на окраине идет бой.
      Когда был пацаном, чтобы доказать, что ты не трус, с ребятами в заводях, затонах катались на огромных льдинах,