Капище

собачкой с черными пятнами, которая лежит под крыльцом, трясется от холода и страха, хвост зажат между ног. Хочется выть. Вздрагиваю от каждого шага, от каждого звука, прикосновения.

      Меня опутали датчиками. На голову, грудь, живот, на пальцы. Мне страшно, хоть и говорят, чтобы я не боялся, а мне страшно, они сейчас меня снимут с кресла - и в тюрьму!
      Они задают обычные автобиографические вопросы, надо отвечать только "да" или "нет". Я отвечаю быстро. На мониторе рисуются графики правды на фоне страха. Раньше были полиграфы с бумажными лентами, так те хоть шуршали, а теперь лишь изредка пощелкивает клавиатуры. Понапридумывал же человек технику на мою голову!
      Потом последовали новые вопросы, очень неприятные вопросы. Я к ним готовился, но одно дело, когда тебе задают вопросы за чашкой кофе, рюмочкой коньяка с дорогой сигаретой, и совсем другое - когда ты опутан проводами, и от твоих ответов зависит как минимум твоя свобода. Это минимум.
      Сейчас не 37-й год (и слава богу!), но закатать в момент в тюрягу из-за того, что я "случайно" сорвал операцию, могут запросто, а мне не хочется. Ой как не хочется.
      - У вас есть помощники?
      - Нет.
      - Вы связывались с кем-нибудь в станице, за исключением названных вами ранее?
      - Нет.
      - Рабинович жив?
      - Не знаю.
      - Отвечайте только "да" или "нет". Рабинович жив?
      - Не знаю!
      - Вы думаете, что Рабинович жив?
      - Нет.
      - Вы не любите ФСБ?
      - Да.
      И много что еще. Я не знаю, сколько часов мне задавали эти много раз повторяющиеся - в разных вариациях - вопросы. Сколько килобайтов памяти полиграфа они использовали, мне тоже неизвестно. Все устали, пришла смена. Только один я остался. Разрешили сходить в туалет, перекурить, и не более того. Ни обеда, ни чая, ни кофе.
      Я устал, так и хочется успокоится, откинутся в этом удобном кресле. И пусть задают свои вопросы. Они повторяются уже по пятому или шестому кругу. Только иногда появляются новые, типа "Вы завербованы иностранной разведкой?" Я засмеялся. Не знаю, может они рассчитывали именно на такую реакцию, чтобы я расслабился, не знаю. Потом последовали вопросы по иностранным разведкам. Перечислили все известные.
      Может это были просто контрольные вопросы, не знаю. Логически просчитать действия Конторы невозможно, а если невозможно, то не стоит ломать голову и тратить силы. Вот только этот образ собачки, что под крылечком мерзнет, трясется от холода, голода... Усталость замещает страх, и вместе с апатией вступает в свои владения.
      Хочется спать. Время идет. Как ужасно не знать сколько времени. Может они что-нибудь подсыпали в сигареты? Вряд ли. Ведь при желании и с санкции Москвы могли просто вколоть какую-нибудь дрянь типа пентотала натрия. И не париться с детектором лжи. Не знаю, не знаю. Я просто хочу спать. Я устал.

      После многих часов сидения за полиграфом меня потащили на очередные "собеседования". Этот переход я использовал максимально. Надо ломать структуру моего допроса, надо ломать. Я остановился в коридоре, три сопровождающих меня сотрудника напряглись.
      - Спокойно, мужики! Ноги затекли! Спину не чувствую.
      И под их удивленные взгляды я начал приседать, а затем отжиматься. Народ стоял с выпученными глазами. Потом самый сообразительный легонько коснулся меня носком ботинка:
      - Хватит физкультурой заниматься! Нас ждут!
      - Хватит так хватит, - я вскочил на ноги, энергично замахал руками, потом закурил, что в коридорах ФСБ считалось неслыханной наглостью!
      Ну ничего, я еще войду в историю. Сон прогнал. Что меня ждет дальше?
      - Проходите, Алексей Михайлович! Садитесь!
      - Я лучше присяду.
      - Присядьте, присядьте. А то, может, скоро вам придется сесть на несколько лет. По минимуму - за превышение самообороны, на год-полтора, а вот за убийство - по максимуму - на все пятнадцать-двадцать лет.
      - Вы мне должны.
      - За что, позвольте у вас спросить, Алексей Михайлович?
      - За то, что у вас под носом работала группа пособников чеченских террористов, а вы себя ушами по щекам хлестали.
      - Кстати, а как погиб отец семейства?
      - Не знаю.
      - Но вы же оставили ему свою сумку.
      - Я ему ничего не оставлял, он сам забрал мою сумку. Полагаю, ваши сотрудники это зафиксировали.
      - Хорошо, что у вас было в сумке?
      - Ничего, обычные вещи. Те, что берут в командировку.
      - А вот акт экспертизы, - он протянул мне лист бумаги.
      Ясно, решили ловить на противоречиях, долбить меня экспертизами. Сознаешься - дадут меньше, а не сознаешься - ничего не дадут. Я закурил.
      - Не курите, пожалуйста, - попросил меня собеседник, забывший представиться.
      - Я уж как-нибудь покурю, а то как-то неловко себя чувствую.
      В воздухе просто витает недоверие к моим показаниям.
      - И что же насчет экспертизы?
      - Здесь много написано, вкратце не могли бы пояснить?
      - На останках сумки обнаружены следы бензина, масла растительного, селитры, алюминиевой крошки-порошка, батареек - предположительно все перечисленное являлось составляющим СВУ (самодельное взрывное устройство).
      - Интересная гипотеза, только ко мне она не имеет никакого отношения. Там были вещи?
      - Да, спортивный костюм, нательное нижнее белье и еще бритвенные принадлежности.
      - Вот последние - это мое, а все ранее перечисленное - увы, мимо.
      - А как вы можете пояснить, что человек открыл вашу сумку и взорвался, сгорел?
      - Этого я объяснить не могу, зато могу объяснить другое. Он пытался заложить в мою сумку СВУ, но что-то не получилось, и устройство сработало у него в руках. Видимо, он хотел меня убить. Другого разумного объяснения у меня нет. На остатках емкостей, где были масло, бензин, на батарейках есть отпечатки моих пальцев?
      - Все сгорело, и вы это прекрасно знаете!
      - Ну вот видите.
      - В вашей куртке обнаружены следы ношения валюты. Газоанализатор и спектральный анализ показывают, что у вас там хранились значительные суммы валюты, предположительно доллары. Это так?
      - Именно. Я об этом информацию никогда не скрывал. Там был миллион долларов. Его я передал похитителям за Рабиновича. Рабиновича я хотел передать в ваши руки. Но не получилось. В частности, по вашей вине тоже.
      - Ты долго будешь еще ваньку валять?! - послышался голос за спиной.
      А вот и "злой" следователь. Классический вариант. Тут и до физического насилия недалеко.
      - А что мне валять? - я вскочил на ноги и развернулся к "злому". - Вы операцию прое.., шпиона упустили, "лимон" гринов прое.., банду, что работала в станице - прое.., одним словом, все - прое.., а из меня хотите крайнего, козла отпущения сделать!
      - Вот вам так пятьдесят процентов, - я сделал характерный жест рукой, согнутой в локте, - а вот так сто процентов! - Левая рука вытянута, кисть правой - на плече левой.
      - Ты руками не маши, а то мы тебе их быстро обломаем.
      - Значит так, ребята, - я посмотрел сначала на одного, потом на другого. - Ничего нового у вас для меня нет, а у меня для вас. На полиграфе вы меня укатали. Занимайтесь расшифровкой записей. Будут вопросы - зададите, а сейчас я устал как собака. Дайте команду - пусть меня отвезут.
      - Я сам тебя отвезу, - почти дружелюбно сказал "злой".

      Мы поехали вдвоем. Но поехали не в ту сторону, куда меня возили вчера. Меня начали терзать смутные подозрения. Остановились возле огромного серого здания. Во всех городах и во всех странах - это тюрьма.
      - Ну что, страшно? - он смотрел на меня с плотоядной улыбкой.
      - Страшно. Тебе доставляет наслаждение смотреть на страх человеческий? Наверное, в детстве любил убивать животных?
      - Еще слово - и я тебя упеку туда.
      - Молчу. Считай, что я сильно испуган. Что дальше будешь делать?
      Я на самом деле испугался. Очень испугался.
      - Ничего, - он почему-то обиделся, откинулся на сиденье, так молча мы просидели в машине еще минут пятнадцать, я выкурил две сигареты. Потом он завел мотор и также молча отвез меня на квартиру.



9.


      Первым делом я принял ванну. Долго плескался. Казалось, что тот гель, которым мне смазывали руки, живот, голову въелся в меня намертво, а также, что сам я пропитался запахом страха. Я ожесточенно терся, скреб кожу ногтями. Дверь в ванную охранники оставили полуоткрытой, сидели на стуле и вдвоем разгадывали кроссворд.
      Потом в сопровождении охраны я сходил в магазин, и на те деньги, которые мне оставили, купил две бутылки крепленного красного вина местного разлива. Не выдержал, хоть и говорил себе, что не буду пить до конца операции, но эта поездка к тюрьме выбила меня из колеи.
      Тут даже если и сдам Рабиновича, это меня уже не спасет. М-да, ситуация. Будем ждать. Охрана вежливо отказалась от выпивки. Теперь мне нужно напиться и разыграть нервный срыв.
      Играть было не так уж и сложно, я и так за последние дни был на грани его. Алкоголь лишь ускорил выход эмоций наружу. Я пьяно бил себя кулаком в грудь и кричал, что я свой, и что начальники моей охраны козлы. Что они забоялись пойти на чеченскую территорию, всего на пару километров, чтобы захватить шпиона и пару-тройку духов на память. А теперь я буду крайним. А ведь свой! Я служил таким же опером, воевал в Чечне!
      Охрана молчала. Я-то знал, что квартира "пишется", и завтра все будет доложено руководству несколькими подробными рапортами и справками.
      На следующий день меня никуда не водили, я был предоставлен сам себе, после завтрака попросил отвезти меня в парикмахерскую, купил несколько местных газет, пару дешевых детективов.
      Во всех местных газетах было опубликовано сообщение пресс-группы местного Управления ФСБ. В нем говорилось, что такого-то числа в районе станицы Красново была пресечена попытка прорыва банды с территории Чеченской Республики. В результате перестрелки двое из нападавших были убиты. Прорыв был предотвращен в результате реализации полученной ранее оперативной информации, также в станице ликвидированы пособники чеченских бандитов. Ни про меня, ни про Рабиновича ни слова. Это добрый знак. Если сообщили общественности о победах, это уже славно, очень славно. Есть шанс, что меня оставят в покое.

      На следующий день меня вновь отвезли в Управление. В течении часа расспрашивали про мелочи при обмене. Я добросовестно пересказал в сотый раз. Потом набрался наглости и спросил:
      - Что с полиграфом?
      - Тебе интересно?
      - Интересно, не был никогда под техникой.
      - Ничего, еще раз попадешься - будешь всю жизнь жить на больничной койке под проводами, - мрачно пообещали они мне.
      Я сам люблю черный юмор, но почему-то в тот момент я им поверил.
      Через час вернули сумку с фотоаппаратом, документы, личные вещи. Охрана проводила на вокзал, под пристальным наблюдением взял билет до Краснодара. Снова вагон спальный, тут я не поскупился. Свобода, бля, свобода! Свобода! Я могу спокойно передвигаться по стране! Свобода! Ах, как дышится, как дышится! Свобода!
      Я сунул проводнице купюру, чтобы соседей не подсаживала. Хоть и