Княжич, князь (серия "Кто ты?"-1)

столец поближе, присел. Голубые глаза из-под густых черных бровей цепко ухватили взгляд Кирилла:
  - Стало быть, ты Ягдар-Кирилл Вукович... Таинное, истинное имя отца каково?
  - Иоанн. Э... Князь Гуровский и Белецкий.
  - Верно, верно... Ведом мне твой отец, изрядно ведом - некогда в юнаках у князя Турянского вместе пребывали, да и после.... Возможно, удивишься, но тебя, княжиче, такоже вижу не впервые. Если не ошибаюсь, последний раз довелось пять лет назад без малого. Возмужал-то как, изменился - даже и не узнать сейчас.
  - А я отчего-то совсем не помню вас, отче! - с некоторым смущением ответил Кирилл.
  - Не должен и не можешь помнить - дело далеко за полночь было, спал ты уже крепко. Вуку тогда захотелось похвастать младшим, которого я еще не видел. Родительская гордость, понимаешь ли... Он лишь ненадолго дверь к тебе приотворил - показать. Вот только запамятовал я: то ли наверху твоя светелка была, то ли внизу?
  - Наверху, отче.
  - И это верно.
  Кириллу показался странноватым вопрос о точном месторасположении его светелки, а еще ему стало любопытно, почему или зачем настоятель монастыря очутился в их доме глубокой ночью. Он приоткрыл было рот, но из стеснения передумав, осторожно откашлялся. Этого определенно не стоило делать: под ребрами мгновенно отозвалось болью.
  - Так какими же судьбами, княжиче, ты бой близ нашей обители принял? Путь к нам держал?
  - Да. Послание отцовское вез с собою.
  - Вот как. И где ж оно?
  - С изнанки поддоспешника на груди кишень потаенная имеется, в ней... Я при полном доспехе был, когда братия меня еще там, в лесу, в сознание привели. Хорошо это помню! - Кирилл забеспокоился, оторвал голову от подушки. Отец Варнава остановил его повелительным движением руки. - Кто да где раздевал после того - не ведаю, уже опять в беспамятстве пребывал. Велите сыскать, отче!
  Игумен кивнул и позвал не оборачиваясь:
  - Брат Лука!
  Испуганный сиделец влетел в келью, торопливо поклонился.
  - К отцу ризничему. Весь доспех и одежды княжичевы - сюда.
  Брат Лука исчез. С галереи донесся быстро удаляющийся топот ног.
  - Кто напал на вас? Сколько их было?
  - Не могу сказать, отче, кто и зачем. Поджидали нас, засаду учинили. И видать, заранее сговорились о действиях, потому как навалились слаженно: враз и со всех сторон. Из кустов придорожных огненным боем малую часть коней и почти половину дружины в одночасье положили. Лучники да самострельщики тоже в чаще таились. Мечники потом на открытый бой вышли, до дюжины насчитал. Речей не вели, себя никак не объявляли. А еще чуть поодаль человека разглядел в темном плаще и полном доспехе тарконском - ни сам в сечу не вступал, ни знаков кому-либо не подавал. Мыслю, надзор вел.
  - Открыто?
  - Нет. Он в орешнике на краю поляны хоронился.
  - Весьма любопытно. Как же ты смог высмотреть его - в ночи да посреди боя-то?
  - Ну... Просто глянул туда, так что ли... Вроде как почуял, что именно там он и должен быть. Его и заметно-то не было в глубине, но я все равно увидел. Не только глазами, а вдобавок как-то по-другому. Затрудняюсь правильно пояснить.
  - Хм... Еще более любопытно. Да ты продолжай, продолжай.
  - Ага. Отче, из людей моих кто жив остался?
  - Только один. Кто таков, не ведаем. За мертвого поначалу приняли. Уже вместе с прочими обмывать несли, да некто из братий взор живой случайно приметил. Тяжел он, по сей день в забытьи. Остальных вечор отпели по чину "Аще крещены..."
  Поразмышляв над чем-то, отец Варнава прибавил полувопросительно:
  - Два десятка ратных сопровождали тебя.
  - Да, отче.
  - Изрядно. Впору посольской свите. Когда отъезжали, дома всё ли благополучно было?
  Кирилл поколебался, проговорил осторожно:
  - Да вроде как.
   За дверью опять послышались торопливые шаги, сопровождаемые лязгом и позвякиванием.
  - Молитвами святых отец наших... - затянул нараспев новый голос.
  - Аминь, аминь! - нетерпеливо прервал настоятель, поднимаясь.
  Приземистый краснощекий отец ризничий внес спутанную перевязь с мечом и ножом, верхние брони и шелом с бармицей. Следом за ним запыхавшийся Лука втащил целый ворох прочих ратных одежд.
  - Здесь оставляйте, - рука опустилась, указывая место, и тут же вновь поднялась в коротком знаке креста. - Спаси, Господи!
  Опять оставшись наедине с Кириллом, отец Варнава подошел к куче на полу. Присев на корточки, поднял шелом; повертел, придирчиво оглядывая:
  - Знатный удар был, что и говорить. Голова-то как, княжиче?
  - Слава Богу, цела, отче.
  - Да это, знаешь ли, мне и самому приметить удалось.
  - А... Ну да. Память какие-то чудные дела творит - многого вспомнить не могу, как ни стараюсь. И еще не то снилось, не то мерещилось всякое несуразное. Временами казалось, что наяву происходит.
  - Понятно и не удивительно.
  Он оставил шелом, взялся за нагрудный доспех. Пальцы пробежались по рядку железных чешуй - согнутых, местами почти перерубленных пополам.
  - Кровью не кашляешь?
  - Нет. Но дышать тяжело. Особенно, если глубоко.
  - Отец Паисий, лекарь наш, сказывал, что у тебя то ли трещина в одном из ребер, то ли даже перелом - точнее определить не берется. Как уйду, опять навестит. Благословляю пребывать в строгом послушании у него. А хорош, хорош! - последнее относилось к мечу, который отец Варнава тем временем вытащил из ножен. - Вилецких мастеров работа, Браничева школа. Славно поработал, переточить потребуется.
  - Вы, отче, и в оружии толк знаете.
  - Так не игуменом же меня родила матерь моя, княжиче.
  Вернув меч обратно в ножны, отец Варнава перешел к кожаному нераспашному поддоспешнику:
  - Да уж... Еще малость - и тебя тоже отпевать могли бы.
  Внимательно осмотрел изнутри, пошарил старательно. Нахмурился:
  - Кишень была зашита?
  - Да, отче, - сказал Кирилл, морщась и осторожно прикасаясь пальцами к правому виску, где под льняной повязкой опять проснулась тупая пульсирующая боль.
  - Разорвана. И пусто в ней. Что с тобою, княжиче? Может, кликнуть отца Паисия?
  - Не надо, отче, - терпимо... Я вспомнил! Да! Было два послания.
  - Вот как. А где ж другое?
  - Другое... Сейчас, сейчас... Ага! Оно в том же поддоспешнике, только внутрь вшито, между слоями кожи. Со спины. Как же я забыть-то мог? Ну да, вот теперь в точности припоминаю: отец сам и вшивал, отчего-то никому из скорняков не доверил. Да еще и приговаривал при этом, дескать, у доброго воина там целее всего будет.
  - Верно, доводилось мне слыхать от Вука подобные слова.
  Отец Варнава потянулся к поясной перевязи, вынул нож. Мельком оглядев его, примерился кончиком острия к обрезу подола стеганого поддоспешника и принялся сноровисто отделять один слой кожи от другого. На пол посыпался свалявшийся конский волос. Вспоров простежку, осторожно просунул внутрь руку, извлек наружу сложенный вчетверо и убористо исписанный с обеих сторон листок тонкой, но плотной синской бумаги. Развернул. Подойдя поближе к оконцу и откинув голову, побежал глазами по строчкам. Между густыми бровями обозначилась вертикальная складка.
  - Отче, а пропавшее письмо - это как? Плохо? - решился спросить Кирилл, когда настоятель наконец завершил чтение и задумчиво пошелестел бумагой в пальцах.
  - Это никак, выкинь его из головы. Прости меня, грешного, что голодом тебя совсем заморил. Начинай-ка подкрепляться, княжиче. Ангела за трапезой. Надобен буду - зови без стеснения.
  Он быстро наклонился и нырнул в низкий арочный проем. Уже из-за двери Кирилл услышал:
  - Брат Лука! Княжича покорми и обиходь. После снеси все обратно да в келии приберись.
  Сиделец подоткнул подушку повыше, помог приподняться. Кирилл покривился.
  - Сам ведь не поешь - левою-то оно ой как несподручно будет. Давай-ка пособлю. Давай, давай. Ты не смущайся, брате-княжиче: у меня ведь послушание таково - при недужных пребывать. Со всеми-всеми их потребами. Я и суденце отхожее подам опослень, коль нужда случится. Тут стеснительного ничего и нету. Скажешь только, когда...
  Кирилл стоически вздохнул, открывая рот ложке, которая двигалась ему навстречу. Первый же глоток густого куриного навара с измельченным белым мясом, овощами и кореньями изрядно удивил его.
  - А отец настоятель благословил лёгкое скоромное избранным болящим подавать, - словоохотливо пояснил брат Лука. - Отец Паисий определяет, кому именно. Ведаешь, я иной раз грешным делом помышляю: а славно было бы и самому как-нибудь занедужить, Господи помилуй. А теперь вот и кашка гречневая на молочке нас дождалась, да с маслицем коровьим, да с медком... Пить не хочешь? Это особый настой травяной - отец Паисий у нас к тому ж и травник превосходнейший.
  Незаметно наевшийся до отвала Кирилл почувствовал, что