компромиссов!»
Иначе… И им грозит «растворение», а затем – и «вытеснение…»
А достаточно нагляднейшего примера! Когда ещё до войны коренных жителей соседних Финляндии, Дании и Швеции почти поработили расплодившиеся, словно саранча, эмигранты из этих самых бобарских стран. По наивности впущенные Правительствами, охочими до «дешёвой рабочей силы», и проповедовавшими «всеобщее равенство». И толерантность к «несчастным беженцам» из стран, охваченных кровопролитной войной.
А «рабочая сила» и «беженцы» уж так просились, так просились!.. Только что на коленях не умоляли: «У нас дома работы нет вообще никакой!.. И – стреляют в живых людей!..». (Ну правильно: какой смысл стрелять в трупы!)
Правительства соседей развернули кампанию по «гуманному отношению». Ратовали за неприятие расизма и «общечеловеческие ценности». И ведь сыграли-таки, гады, на «толерантности» Общества с вековыми традициями демократии, антирасизма, и «человечности» Законов! Общества «демократии»!..
Никак, оказывается, не защищавших коренное население от борзых «понаехавших». Ну так – «все же равны!», мать их…
И вот понаехавшие «работать», и так ни дня и не работавшие, или – «убежавшие», и тоже, кстати, работать не собиравшиеся, и жившие на добренькие социальные пособия, расплодились, хуже тараканов: на каждого ребёнка-коренного жителя приходилось десять – эмигрантских. Да ещё ни в грош не ставивших, и не водивших дружбу с детьми коренных народов. И презиравших эти самые Закон и Порядок приютивших их стран. Потому что дома их приучили к тому, что Закон бывает только один: грубая физическая сила!..
И, конечно, не желавших учить – ни Государственный местный язык, на котором эти самые Законы и были писаны, ни сами Законы, всё равно чуждые их менталитету.
Когда-то, ещё ребёнком, и пока у них в классе преподавал ещё дядя Михаил, Валд слыхал, как тот рассказывал, что почти так же происходит и в мире животных: например, в страны Средней Азии из Индии и Афганистана залетели так называемые афганские скворцы – майны.
А поскольку они и вели себя наглей, и дрались с местными птицами – дружной стаей, твёрдо держась принципа «один за всех, и все – за одного!», то вскоре и вытеснили, отобрали, отвоевали «пищевые ресурсы», или попросту перебили «эндемичные» (Валд почему-то хорошо запомнил это слово) виды птиц…
И Валд умом-то понимал, конечно, доводы взрослых, о том, что если они дадут слабину… Или сделают хотя бы одно исключение – сами окажутся поглощены, или «вытеснены»… Но – опять-таки – но!..
От этого на душе не становилось легче, поскольку бот с группой зачистки уже заревел моторами, выехав «на охоту».
Из правой башни Форта вышел командир их отряда – капитан Рашид Салихов.
Зычно крикнул:
– Внимание, бойцы! Отбой тревоги. Всем вернуться к своим прямым обязанностям.
С гулом, шуточками, и шарканьем тридцать человек их взвода группками по два-три человека двинулись по узкому, в пару шагов, проходу у кромки Стены к выходу в ближайшей башне. Вяло сожалея, что не дали досмотреть до конца, или радуясь тому, что погодка уже почти установилась, как до войны: вон – сентябрь, а море ещё не замёрзло, и не надо пока нацеплять на Стену унты и анораки, как было ещё пять лет назад!..
Ну, вот и отбит, значит, и этот… Набег.
Тележку с баком Валд нашёл там, где и оставил: в ста метрах от двери пекарни. Вокруг уже совсем посветлело, и даже солнце пыталось, хоть и как всегда безуспешно, пробиться сквозь монолит сизо-серых туч, обозначая своё местоположение на небе чуть более светлым пятном.
Дома, словно хмурые стражи, высившиеся по обе стороны узкой улицы, чернели надстройками из шлакоблоков: очень немногие дома, сохранившиеся внутри крепости от первоначальной застройки города, остались не переделанными. Большинство были превращены в двухэтажные, а между ними возвели функциональные коробки мастерских и складов. И теперь их стены, как и надстроенные вторые этажи, выделялись тёмными бельмами нештукатуреных цементных прямоугольников, которые штукатурить, а уж тем более – красить в жизнерадостные тона, как было до войны, никто, разумеется, не собирался: не до красоты.
Негласный лозунг Общины – плевать, как выглядит вещь. Лишь бы исправно служила.
Он с невольным вздохом натянул скинутые впопыхах перчатки, перехватил ручку, и покатил тележку с баком по дощатому настилу вперёд – туда, где ему предстояло провести ближайшие десять часов. В обществе «горячо любимых» Сондре и Хольма. Да ещё главного пекаря Аристарха Саввиных, и его одноглазого помощника Василия Петровича.
Выпечка хлебозаменителя из дрожжевой массы, конечно, считалась делом архиважным и почётным, и Валд даже гордился вначале, что его поставили учеником в этот Цех…
Пока не стало ясно, что девяносто девять процентов времени уходит на тяжёлый физический труд при замесе, а один оставшийся – на внимательное слежение за тем, чтобы изделия пропеклись именно так, как надо. А не превратились в сухарики. Или чавкающее внутри, недодержанное и бесформенное, пахнущее кислятиной «нечто».
Хорошо хоть, для роста дрожжей не нужен свет, и растут они в продолблённых ещё при деде Валда подземельях. И питаются любыми опилками (благо, вот леса на их складе на Шпицбергене теперь – сколько угодно! Запасли!)… Так что большая часть электричества, которое даёт ветрогенератор, уходит на освещение теплицы. Овощи из которой только и стоят между крохотной Колонией и её величеством Цингой.
Вот уж где буквально от каждой картофелины, и морковки с её каротином, зависит жизнь! Жаль, не растут у них бананы и кокосы. Эта «витаминизированная» экзотика теперь осталась лишь на картинках в учебниках, да в памяти компов. Несколько из которых уже сдохли, и восстановлению не подлежат… Ну и ладно: зато у них растут томаты и баклажаны, и красный душистый перчик, и фасоль, и…
И именно поэтому в теплице и народу трудится куда больше. И работа у них… Да – тяжелей. Это Валд видел сам, и уже не роптал, когда приходилось ворочать деревянными лопатками и руками тёмно-вонючую дрожжевую массу в огромных чанах из нержавейки.
Вот именно этим ему и пришлось заняться, как только пристроил опорожнённый бак из-под нечистот на место: под туалет. Завтра с утра можно будет поспать подольше. Потому что завтра – очередь Сондре вывозить двадцать литров нечистот на Ферму, где рабы-бобары разольют этот, и остальные баки из всех домов, или предприятий, в очередной отсек бетонированного многосекционного крытого и утеплённого бассейна.
А из готовой секции, с перегнившим, и обработанным калифорнийскими дождевыми червями компостом, толпа юных помощников-учеников Главного Агронома повезёт этот компост в Теплицу – уже на десятках тележек.
Во время работы у Валда не было ни желания, ни возможности общаться с братьями, занимавшимися тем же, чем и он – месившими и вываливавшими готовую массу на разделочный стол. Где в формы её запихивали уже Аристарх и Василий.
Василий, помнящий ещё те времена, когда у Общины ещё оставались запасы зерна, как всегда сопел изуродованной ноздрёй. Аристарх близоруко щурился. Весами для дозировки они не пользовались почти никогда – разве что дрожжевая масса из подземелий приходила другой консистенции, ещё не испытанной. Однако упрекнуть их в нарушении Правил Валд не мог: не было случая, чтоб при оценке веса порции буханки кто-то из ветеранов ошибся!
Ближе к обеду, когда они закончили с утренней партией, и Валд очищал испачканные по локоть присохшей почти намертво коркой руки, и мыл их под скупыми струями воды из резервуаров, Хольм позволил себе, цыкнув зубом, всё же прокомментировать события утра:
– Проклятье! Так и не постреляли.
Валд покосился на скривившуюся физиономию Сондре, но всё равно сказал:
– А я рад, что не постреляли. Хорошо, что они не добрались до берега – всё-таки экономия патронов! А то мало ли сколько лет нам ещё отбиваться…
– Молодец! Мыслишь стратегически! – это подошёл, вытирая уже вымытые руки о белый фартук, Аристарх, похлопавший Валда по плечу, – Вот! Учитесь трезвому подходу, братаны! Чем с меньшими усилиями и затратами мы справимся с врагами, тем больше шансов у Общины на выживание. А то неизвестно, когда ещё полковник решит снарядить новую экспедицию на континент за патронами и лесом. Да и снарядов, если честно, осталось лишь лет на семь-восемь… Ну, это – при нынешних темпах стрельбы. Так что ясно, насколько мы зависим от точности канониров?
– Так точно, господин лейтенант!
– Да, господин лейтенант!
– Ясно, господин главный Пекарь! – по тому, как кто из помощников-учеников отвечал, начальник Пекарни наверняка мог составить мнение об их характерах точнее, чем даже по поведению. И Валд знал, что такое мнение у Аристарха уже есть. Недаром же он поручает каждому – разную работу.
Но будет это – только после обеда. Потому что с утра забота у всей Пекарни – одна. Приготовить еду на день на всю Колонию Лонгйяра.
И важней этой работы, и правда – нет!
Вечером Валд еле дотащил ноги до дома.
Всё-таки, что ни говори, а нервотрёпка от боевой тревога не проходит бесследно.
Поднимаясь к себе на второй этаж двухэтажного утеплённого блока-барака, кусал губы. Нет, он, конечно, не видел, как поработала группа зачистки, но догадаться… Вот уж где он точно никогда служить не согласится. (Хотя – настанет срок службы, и – кто его будет спрашивать?!..)
Мать, уже забравшая Лизу
| Помогли сайту Реклама Праздники |